Уолтер Кайзер - мл. - Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви

• Название: Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви
• Автор: Уолтер Кайзер - мл.
• Издательство: Олди-плюс
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2011
• ISBN: 978-966-2393-35-4

«Кайзер, первоклассный евангельский специалист по Ветхому Завету и страстный проповедник, приводит убедительный довод в пользу возвращения Ветхому Завету важной роли на христианской кафедре. Книга изобилует занимательными предложениями и наглядными примерами того, как это делать эффективно и должным образом. Она заслуживает внимательного изучения со стороны всех проповедников, стремящихся быть верными своему высшему призванию». Ричард Аллен Бодей, Евангельская богословская школа Троицы

---

6

Проповедь и преподавание по Книгам мудрости

Фред Крэддок задавал вопрос:

Почему множество форм и настроений в библейской литературе и разнообразие нужд общины сводятся к одному неизменному шаблону [проповеди], который копирует древних греческих ораторов? Как результат — излишнее однообразие, и, если смотреть глубже, внутреннее противоречие между содержанием проповеди и её формой.[65]

Действительно, почему?

Таким образом, появляется необходимость позволить форме и жанру отрывка Писания создавать форму послания. Это та революция, которая происходит на поле проповеднического служения последние двадцать пять лет.

Но как далеко мы можем зайти в этих рассуждениях? Например, Джон Гольберт выражал недовольство тем, что Библию неправильно применяли, когда текст Писания читали для поиска тем или идей, которые извлечены из всех библейских текстов.[66] Вместо того, чтобы использовать дискурсивный, дидактический или концептуальный тип проповеди, который «создаёт пункты», Гольберт, как и Крэддок в вышеприведённой цитате, предупреждал, что проповедникам следует развернуться на 180 градусов и двигаться в обратном направлении от этого вида эллинистической риторики. Гольберт, однако, не утверждает, что дидактическая проповедь утратила свою эффективность или является нежелательной, но он считает, что существуют серьёзные альтернативы дискурсивному методу проповеди.

Я согласен с тем, что виды проповеди настолько разнообразны, насколько разнообразны типы литературы в Писании. Но я не уверен, что использование всего этого разнообразия литературных типов в каждом случае будет беречь нас от «создания пунктов», или от дидактических аспектов в нашем служении. В конце концов, по словам Павла, всё Писание дано для целого ряда разнообразных целей (2 Тим. 3:14–17), но всё это содействует или нашему знакомству с верой во Христа, или нашему созиданию и росту как верующих.

Суть состоит в том, что типы проповеди, основанные на жанрах библейской литературы, должны быть обусловлены риторическими особенностями жанра. Значит ли это, что «создание пунктов» в проповеди будет исключено в пользу чего-либо иного, — другой вопрос. И это мы рассмотрим далее в этой главе.

Жанр притчи

В определённом смысле, притчи не очень сильно отличаются от повествований, так как берут начало из повторяющихся основных сюжетных линий. Таким образом, не удивительно, что притчи являются «короткими предложениями, основанными на длительном опыте и содержащими истину».[67] Повторяющиеся примеры и истории привели к появлению короткого предложения, которое стремится облечь истину повествования в хорошо запоминающуюся фразу или строку.

Притчи широко используются в жизни, много их и в Библии. Только мудрый человек может вспомнить эту поучительную строку и в подходящий момент связать её с новой ситуацией, которая удивительно похожа на ситуацию в прошлом. Как таковые, притчи способны давать направление и помогать формированию этических норм перед лицом совершенно новых обстоятельств. Притчи функционируют таким образом благодаря тому, что их мудрость помещена в обобщения, которые улавливают суть повторяющихся ситуаций и моделей поведения. Эти обобщения появляются в разных формах, обстоятельствах, ситуациях и размерах.

Но если всё именно так, почему же проповедники так редко обращаются к литературе мудрости как основе для слова, исходящего от Бога? Ответ на этот вопрос обычно содержит массу объяснений.

Наиболее очевидно то, что многие толкователи находят проповедование по книге Притчей просто трудным. На первый взгляд кажется, что в ней нет никакого единства, порядка или структуры. Как можно создать хотя бы подобие экспозиционной проповеди, которая следует типовой форме этой книги: если её материал, кажется, препятствует подобному подходу по всем пунктам?

Некоторые евангельские исследователи ощущают особое нежелание проповедовать по книге Притчей из-за того, что не могут найти провозглашения Евангелия в ней. Но тогда возникает ещё один вопрос: неужели единственным основанием для проповеди является возвещение Благой вести о спасении в каждом послании? Неужели проповедник не может обращаться к верующим людям и требовать их отклика в свете учения Божьего слова о вопросах этики, нравственности и достойного подражанию образа жизни? Необходимо лишь обратить внимание на то, насколько сегодня в нашей культуре распространены нечестность, супружеская неверность, разводы, домашнее насилие и их последствия: физическое насилие, злоупотребление наркотиками, непокорность детей, подчинение давлению со стороны сверстников, неумение распоряжаться финансами и различные формы правонарушений в обществе и в самой церкви, — чтобы понять, что притчи очень важны, так как охватывают все эти вопросы! Эти проблемы настоятельно требуют смелого обсуждения и библейского наставления.

Обоснование необходимости проповедовать по книге Притчей можно развить ещё больше. Оно даже выходит за рамки нравственности и этических принципов, как заметил Бревард Чайлдс:

Дидактическая функция библейской литературы мудрости гораздо шире чем то, что мы обычно подразумеваем под термином «этика». Когда мудрец призывал своих учеников приобретать мудрость, понятие мудрости включало в себя не только принятие моральных решений относительно правильного и неправильного поведения, мудрость также являлась интеллектуальным и практическим действием, которое стремилось охватить всю полноту жизненного опыта. Однако потрясает то, что образец человеческого поведения, который пытался привить ученикам мудрец, частично совпадал со значительного размера набором требований и инструкций относительно послушного поведения, предписанных Пятикнижием народу завета.[68]

Некоторое время назад я сделал подобное заключение, обратив внимание на то, что многое из книги Притчей является всего лишь изложением в форме притчей того, что объявлено в законах Торы.[69] Следовательно, мудрость не предлагается нам как заменитель веры; она дана, чтобы научить тех, кто поверил в обещание пришествия семени через род Авраама, Исаака, Иакова и Давида, тому, как нам следует жить в послушании, свидетельствуя об этой вере.

В отличие от Божьего закона в Торе, в котором такая значительная часть книги Притчей находит свой духовный источник, мудрость развивает те же темы и инструкции, показывая их практическое и полезное применение в ежедневной жизни.

Временами эта мудрость выглядит настолько «мирской» и отвлечённой от духовных принципов, что всего лишь требует правил хорошего тона или просто здравого рассудка. Но мы уверенны в том, что Бог так же интересуется тем, что мы относим к мирской и обыденной сферам нашей жизни, как присутствует в очень важных решениях и глобальных событиях наших дней. Он должен быть Господом во всех аспектах нашей жизни.

Толкование мудрости Притчей

Если нам следует проповедовать по книге Притчей, то как нам воспринимать её и толковать в наши дни? Конечно, она лежит в совершенно другой плоскости, чем “Альманах бедного Ричарда” Бенджамина Франклина (ежегодный альманах, издавался в 1732–1758 гг., содержал поучения, афоризмы, пословицы и поговорки; важным элементом этого нравственного кодекса был отказ от религиозности; прим. пер.). Несомненно, книга Притчей представляет себя как Божье слово, что является одной из её отличительных особенностей. Но она также во многом похожа на пословицы. Элис МакКензи показывает некоторые синтаксические сходства библейских притч со светскими пословицами.[70] Она перечисляет следующие пять особенностей притчей: (1) самодостаточность, (2) неизменная форма, (3) использование настоящего или будущего времени, (4) отсутствие местоимений первого лица, (5) наличие поэтических признаков. Притчи не являются незаконченными фразами, они всегда содержат законченную мысль. Помимо её обычной неизменной формы, наиболее характерным аспектом притчи является то, что она содержит частное обобщение, вытекающее из специфической ситуации, которое, в свою очередь, применимо к новой аналогичной ситуации.

Важно понять, что это не универсальные истины, одинаково применимые во всех ситуациях. Также притчи предпочитают использовать настоящее время и избегают употребления местоимений первого лица, в том числе притяжательных. Это качество придаёт притче вид вневременного принципа и подталкивает интерпретатора к универсализации её значения, которое применимо во всех ситуациях без исключения. Но проповедник должен избегать этого искушения, чтобы не упрощать толкование, решив, что значение prima facie (лат. «на первый взгляд, по первому впечатлению»; прим. пер.) каждый раз необходимо превращать в универсальный принцип или что исключения невозможны. Притча охватывает большинство ситуаций, не утверждая, что она применима в каждом возможном случае, который кажется похожим на другие. Утверждать, что значение притчи применимо всегда и везде — значит слишком растягивать границы жанра и обращаться с притчами как с разъяснительной прозой!