Журнал Q - Журнал Q 07 2011

• Название: Журнал Q 07 2011
• Автор: Журнал Q
• Жанр: Публицистика

---

Но, между прочим, футболом тот вечер для меня не закончился. Со стадиона я отправился в «Ковент-Гарден», где в «Аиде» дебютировал Паата Бурчуладзе, и записал интервью с… великим Лучано Паваротти. О блице для советского радио мы договорились заранее, однако до выхода на сцену итальянец беседовать отказался, предложив встретиться после спектакля. Я с боем продрался в его артистическую уборную сквозь толпу поклонников, скороговоркой задал заготовленные вопросы и собирался откланяться, вполне искренне посетовав, что времени на общение было мало, а обсудить хотелось многое. Неожиданно Паваротти сказал: «В чем проблема? Давайте продолжим». Шалея от собственной наглости, я позвал маэстро в ассоциацию иностранных журналистов, в правление которой входил. И Паваротти пришел! Более того, принес коробку новеньких дисков с записями арий в своем исполнении, раздарил их желающим с автографами, дал кучу интервью, выпил с нами шампанского… После той вечеринки мои акции в глазах коллег выросли невероятно!

Я ведь пять лет на общественных началах возглавлял клубный ресторан нашей ассоциации, отвечал за всевозможные званые ужины, приемы, круглые столы, пресс-конференции и семинары. К нам приходили министры, лорды, партийные функционеры, парламентарии, прочие важные персоны… Кроме того, я руководил специально учрежденным винным клубом и на правах его президента регулярно рассылал письма-просьбы о дегустациях в различные компании, производящие виски, джин и прочие спиртосодержащие напитки. Помню вечеринки, посвященные итальянскому «Кьянти», испанскому «Риоха», японскому саке… Однажды я решил обратиться к чилийцам. Они в тот момент активно продвигали свое вино на европейский рынок, но не имели дипломатических отношений с СССР, поскольку наша страна резко осуждала кровавый режим Пиночета. И вот из посольства Чили пришел ответ: дескать, милости просим на пати. Зовут — надо идти. В сопровождении десятка завсегдатаев клуба я отправился на прием в резиденцию посла. А у входа — форменное столпотворение, куча мала из местных фотографов и телеоператоров. Все хотели увидеть, как советский гражданин ступит на вражескую территорию. Признаться, я слегка растерялся, поскольку не рассчитывал на повышенное внимание к своей скромной персоне. Была наивная надежда, что просочусь незамеченным, попью красненького и мирно отбуду восвояси. Увы, номер не прошел. Нас встречал лично посол, который сразу направился в мою сторону: «Приветствую первого журналиста из СССР, пожаловавшего в гости к чилийцам!» Я живо представил заголовки в завтрашней прессе и почувствовал, как мелко дрожат поджилки. Что делать? Отступать некуда, громко говорю: «Да, я пришел оценить качество вина, производимого на вашей родине. Однако меня заверили, что нам предстоит дегустировать лишь то, которое бутилировали еще при Сальвадоре Альенде!» В общем, налакались мы так, что не могли без поддержки добрести до машин. На следующий день я сидел дома с квадратной головой, тщетно пытаясь прийти в себя. Вдруг — звонок в дверь. Открываю — курьер от чилийского посла с двумя ящиками вина. Красного и белого…

Потом я устроил русский вечер — с водкой и икрой. Спиртного было — хоть залейся, а вот икра — строго дозирована. Зато удалось выпросить у посольского завхоза призы для беспроигрышной лотереи «Знаешь ли ты СССР». Оказалось, в каком-то чулане с давних пор пылились изделия народных промыслов — палех, хохлома, гжель, дымковские игрушки… Сплошь авторские работы, которым по нынешним временам цены нет! А тогда мы раздарили все, каждой пришедшей даме повесили на шею по янтарному ожерелью.

Если не наскучил рассказами, могу продолжить лекцию о спиртном, поскольку за годы, проведенные в Англии, успел глубоко изучить вопрос. Начинал я с джин-тоника и выпил его столько, что последние лет двадцать в рот не беру. Потом были кальвадос, кампари, дюбонне и далее — со всеми остановками. Пока не добрался до виски. Хотя по-настоящему распробовал его в Москве, куда вернулся в канун развернутой Горбачевым антиалкогольной кампании. Тогда в столичных ликеро-водочных магазинах стояли непривычные для русского глаза напитки вроде двенадцатилетнего «Чиваса» за шестнадцать рублей. Видимо, советская торговля, узнававшая все новости первой, уничтожала стратегические запасы. Народ, конечно, предпочитал родную беленькую, стоившую раз в пять дешевле заморского виски. А я, ностальгируя по Британии, налегал на «Чивас» и собратьев, пока путем естественного отбора не пришел к выводу: нет ничего лучше шестнадцатилетнего шотландского «Лагавулина», впервые опробованного мною еще в Англии. Позже, в 90-е годы, в Москве началось повальное увлечение виски, и меня стали регулярно привлекать в качестве эксперта. Кульминацией оказалось участие в шоу одного из центральных телеканалов, где требовалось по запаху и вкусу определить три разных сорта напитка. Бурбон я признал сразу. Американское кукурузное виски трудно спутать. Во втором стакане было нечто ординарное, я предположил, что «Ред Лейбл», и попал в точку. В третий налили односолодовое виски, но точное название я угадать не мог, хотя чувствовал: напиток явно чем-то разбавлен. Оказалось, реквизиторы шоу в ожидании записи отхлебнули из бутылки, а потом решили восстановить объем жидкости, набрав воды из-под крана. Когда факт выплыл наружу, профессиональный бармен, судивший конкурс, снял передо мной шляпу, сказав, что впервые за сорокалетнюю карьеру встречает человека, способного по глотку понять, не разбавлено ли налитое в стакан. С тех пор у меня стойкая репутация великого специалиста по виски, а начиналось все, повторяю, с заурядных походов по лондонским пабам.

Кстати, как-то мне удалось победить хозяев в их традиционном соревновании по распитию светлого пива — yard of lager. Задача в общем-то простая: за один присест, не отрываясь, надо осушить сосуд высотою в ярд, куда входит аккурат три пинты пива — чуть более полутора литров. Дело происходило в Брайтоне. Сначала силами мерились местные мастера, но сошли с дистанции. Тогда за дело взялся я и выпил-таки ярд лагера. Англичане были посрамлены. Они не знали, что перед ними грузин, умеющий пить из рога! Главный секрет заключается в том, чтобы потихоньку вращать сосуд и стравливать воздух. Тогда больше влезает! Словом, я оставил яркий след в истории Британии, и когда моя командировка заканчивалась, на проводы пришел пресс-секретарь Маргарет Тэтчер Брайан Бидэм. Так сказать, в знак особого уважения и расположения. Он едва ли знал, что я работаю на разведку, иначе не прощался бы, но мне было приятно…

Конечно, жизнь в Москве сильно отличалась от лондонской. И не в лучшую сторону. Я со многим готов был смириться, но не со скукой и лизоблюдством. А это процветало тогда повсеместно, даже в КГБ. Обожал подхалимаж Крючков, принимая его за чистую монету. Однажды я был свидетелем монолога, адресованного шефу одним из холуев. Это звучало так: «Дорогой Владимир Александрович, мне не хотелось идти на вашу лекцию, поскольку не верил, будто по заявленной теме можно сказать хоть что-то новое. Но вы выступали столь блестяще, что я вынужден был взять авторучку с блокнотом и конспектировать каждую прозвучавшую мысль!» Крючков расплывался от счастья, заглатывая наживку. И это типичная ситуация, многие люди падки на славословия. Впрочем, гораздо хуже, что Крючков оказался плохим аналитиком, он не умел просчитывать ситуацию, делать правильные выводы из информации, которой обладал. Это при условии, что Крючков был системным человеком. На протяжении долгого времени он вел собственную картотеку по всем направлениям, темам и проблемам, каждый раз сверяясь с досье перед принятием решений. Это позволяло производить впечатление чрезвычайно эрудированного и разбирающегося в любых вопросах человека, но не уберегло от роковых ошибок. Зато подчиненные восхищались глубиной познаний начальника! Я видел, как Владимир Александрович учил садовника, ухаживавшего за растениями в нашем «лесу» в Ясеневе, окучивать яблони и груши. В роду у Крючкова были немцы, и арийская пунктуальность, видимо, передалась ему с генами…

Из тех руководителей, под чьим началом мне довелось работать в разведке, наиболее сильным был Примаков. Вот у кого компьютер в голове! За глаза мы звали его Академиком. Убежден, именно приход Евгения Максимовича позволил СВР устоять в начале 90-х, хотя вопреки слухам, циркулирующим до сих пор, прежде Примаков не имел отношения к спецслужбам. Он спас тогда разведку, прикрыл своим политическим весом. А время ведь было жуткое, масса народу оказалась полностью деморализована. Но даже тогда мы находили возможность шутить, чтобы окончательно не пасть духом. Помню, сочинили приказ о пополнении внебюджетного фонда разведки, записав в проекте, что в связи со сложным финансовым положением решено открыть обменный пункт валюты в помещении пресс-бюро СВР в Колпачном переулке. Оформили документ по всем законам канцелярской науки, и я отнес его в приемную директора. Примакову дали бумагу на подпись вместе с реальными шифрограммами. Евгений Максимович прочитал наше творение, в задумчивости подошел к окну, почесал затылок и спросил у помощника Маркаряна: «Ты Кобаладзе давно видел? Он в норме?» Примаков решил, что у меня крыша поехала! Говорит: «Ты читал этот приказ? Не пойму, как его завизировали в юридическом отделе?» И тут Маркарян не выдержал, хмыкнул. Евгений Максимович сообразил, что его разводят, и побелел от ярости: «Разыгрывать меня удумали?!» Не говоря ни слова, сел в машину и поехал из Ясенева в Колпачный, чтобы лично разобраться с шутниками. Охранник, сидевший у входа в здание, успел по телефону предупредить меня: «Максимыч какой-то красный, злой». Я выхожу из кабинета и вижу Примакова, за спиной у которого Маркарян показывает: молчи, только молчи! Но у меня-то язык во рту не помещается. Слово за слово, все едва не закончилось моим заявлением об увольнении. И такие эпизоды случались…