Георгий Струмский - Наско-Почемучка

• Название: Наско-Почемучка
• Автор: Георгий Струмский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1974

Дорогие ребята!

Две увлекательные и очень своеобразные повести написал для вас современный болгарский писатель Георгий Струмский. Их герой Наско необычайно любопытен, и его интересует буквально всё — от космоса до проблемы, как стать невидимкой. Вы не только прочитаете о его необыкновенных приключениях, о том, как он вдруг оказался в старой, ещё царской Болгарии, но и узнаете много интересного о Болгарии новой, чудесной, замечательной стране. Перевела эти повести для вас известная детская писательница Ирина Токмакова.

---

Мы стояли возле окна и мучительно вглядывались в темноту, хотя ничего нельзя было различить даже на расстоянии метра. Где-то я читал, что темнее всего бывает перед рассветом.

Ни один солнечный луч не показался из-за горы. На тёмном небе не было ни единого просвета. И всё же чувствовалось, что наступает утро. Я ощущал его приближение по каким-то едва уловимым далёким звукам, по какому-то лёгкому трепету в воздухе.

Мы все знаем, что Земля вращается вокруг Солнца и вокруг своей оси. И я это знаю и не однажды сам себя спрашивал, почему мы живём и не замечаем того, что она вращается.

В то утро в первый раз в жизни мне показалось, что я это вращение испытал на себе как раз в тот момент, когда несколько ослепительно белых лучей взметнулось из-за Ряды и словно зацепилось за вершины самых высоких сосен.

Рассветало потому, что наша планета вращалась. В Осогове, в лесной хижине, в комнате под чердаком, я наконец понял это. Из густой мглы выплыли два других домика и спины ближайших горных склонов. Лес просыпался. И не было в нём ни одного незанятого местечка — всюду шла жизнь: под землёй, на земле, в деревьях, на деревьях, в воздухе. Я глядел на приходящее утро, и меня мучили тысячи вопросов.

Что стало с Иваном?

Разыскал ли Васко своих товарищей?

Чем окончилась ночь для Веры и бая Владо?

Я должен был найти ответ на эти вопросы.

Можно было бы закрыть глаза и сказать себе: «Наско, забудь! Нет никакого Велинова, и вообще ничего не было, ничего не случалось, всё это вымысел, сон. Наско, закрой глаза и забудь!»

Я даже мысленно всё это себе сказал. Но глаза я не закрыл и ничего не забыл.

Как Иван глядел на меня живыми тёмными глазами и грустно улыбался! «Нельзя жить без завтрашнего дня. Знаешь, никто не может жить без завтрашнего дня».

А я думал: не только без завтрашнего, — человек не может жить и без вчерашнего дня. По крайней мере, мне так казалось. Я стоял у окна, глядел на лес, становящийся от солнца всё более зелёным, на серпантин дороги, который вёл туда, в Кюстендил, откуда подмигивали мне поблёскивающие от рассветного солнца крыши нескольких домов. Стоявший рядом со мной Иввик опёрся ладонями о подоконник, высунулся из окна и глубоко вдохнул утренний воздух.

— И в нашем городе тоже много Иванов.

— Наверно, не меньше тысячи, — ответил я.

— А со мной тысяча и один, — улыбнулся Иввик.

— А сколько Иванов во всей Болгарии? А во всём мире?

— Это вопросы, на которые может ответить только Наско-Почемучка, — сказал Иввик.

Я понял, что он думал о том же самом, что волновало и меня.

Мы только поглядели друг на друга и без всяких слов решили, что нам пора собираться в путь, пока лагерь ещё не проснулся. Пока Данчо ещё не затрубил в свой горн. Пока Латинка не схватила свой альбом и не кинулась на поляну рисовать. Пока Милчо Техника не взберётся по лестнице и не постучит в нашу дверь.

Надо двинуться в путь за тем манящим тревожным «продолжение следует», которое стояло на последней вырезке из газеты. Хватит ли нам денег, чтобы добраться до Велинова?

У нас было девять левов и пятьдесят две стотинки.

А на какие деньги мы вернёмся? Умываться было некогда. Мы взяли с собой только бинокль, надели куртки, заперли дверь и бесшумно спустились по лестнице. Двор был совсем пустой, флаг спущен, шоссе дожидалось нас — всего в двадцати шагах от лагеря. Никто нас не увидел, никто не заметил.

И всё-таки, как ни сильно было наше желание сразу же тронуться в путь, мы остановились перед палаткой товарища Асенова. Но его там не было. Кровать его не была оправлена, на столе были разбросаны книги и рукописи. Пишущая машинка — без чехла.

Иввик предложил войти и оставить записку.

Мы задержались всего на пять минут — ровно столько, сколько понадобилось, чтобы настучать записку на машинке.

На кухне кто-то шевелился и кашлял. Это просыпался повар.

Мы вышли из палатки и побежали в сторону шоссе.

Я рассказал, как всё было. Теперь, Иввик, продолжай ты.

Рассказывает Иввик

Ну что ж, продолжаю. Только я не Иввик. Я Ванка. Так меня и называй.

Уже десять минут мы бежали по шоссе, а лагерь был всё ещё близко, за спиной. Когда мы оборачивались, наши домики укоризненно глядели на нас глазами-окошками.

Если бы не десять минут, а даже несколько часов мы продолжали бежать в этом темпе, всё равно мы бы не добрались до города. Но тут послышался шум грузовика. Шофёр знал нас, нам даже не пришлось голосовать, он сам остановился и предложил забраться в кузов.

Шоссе завертелось в бесконечных поворотах.

Домики сзади нас стали уменьшаться, уменьшаться и исчезли совсем. Мы ехали молча, облокотившись о свежие сосновые брёвна. Я представил себе, что еду не по шоссе, а лечу в небе, обгоняя белые облака, и, как космонавт, проникаю в новые миры.

До города было двадцать километров. А до села Велинова? Долог ли путь до Ивана, до трактора?

Найдём ли мы их? И где?

Существуют ли они вообще на нашей земле, в нашем мире, в наше время?

Что ждёт нас там, на другом конце Болгарии? Что нас ожидает там, за тридевять земель, — радость или разочарование? А не лучше ли было не удирать из лагеря, а посоветоваться с кем-либо и рассказать им о своих переживаниях и планах?

Мы ехали, держась на поворотах друг за друга, чтобы не вывалиться из кузова. Нет, назад мы не повернём. Может быть, и надо было поступить иначе, но всё равно назад мы не повернём.

О чём думал стоявший рядом со мной Наско? И в его голове наверняка вертелись те же вопросы, на которые непременно надо было найти ответ. А ответить ему могли только Иван и бай Владо, только Васил.

— Ну, учёные, слезайте. До этого места возим бесплатно! — крикнул шофёр, высовывая разлохмаченную голову из кабины.

Мы оказались возле школы на краю города. Спрыгнули на землю, стряхнули пыль с курток и штанов, а шофёр, не дожидаясь, пока мы начнём рассыпаться в благодарностях, дал газ, и грузовик, поднимая пыль, свернул вправо. А наш путь шёл влево — к вокзалу.

До поезда ещё оставалось много времени. Мы медленно бродили по улицам просыпающегося города. Наш город не из самых крупных, но не подумайте, что очень-то мал. У нас несколько школ и техникумов. Есть люди, с которыми мы даже и не знакомы. Под нынешними тротуарами и мостовыми Кюстендил жил на свете уже два раза — как Пауталия и как Велбежд.

Нас обгоняли работники табачного склада. Отпирались двери магазинов. Возле «Овощей — фруктов» сгружали ящики с яблоками-петровками. Это скромные с виду ранние яблочки, а другие ещё продолжали наливаться соком земли и созревать на солнце.

Мы с Наско остановились поглядеть, как моют улицу. Бай Милан тащил за собой длинный шланг и бил в мостовую тяжёлой струёй. Текли струйки грязной воды, и улица становилась свежее. Бай Милан мыл не только мостовую. Он смывал пыль и с тротуаров, а когда приближался к какому-нибудь дереву, поливал водой и его. Вот он остановил лошадей, запряжённых в телегу, устроил «баню» грязным колёсам и только тогда позволил ехать дальше по вымытой улице.

— Эй, учёный, хватит зевать, ещё споткнёшься! — крикнул бай Милан и направил шланг в мою сторону.

Мне вовсе не требовался утренний душ, и я вовремя отскочил.

— Чего это ты сегодня с утра такой серьёзный? И приятель твой не улыбнётся, точно у него имение градом разбило, — засмеялся он нам вслед.

Но мы уже не слушали его, уже сворачивали на другую улицу. Наско несся вперёд. Я поспевал следом. Только я собрался взмолиться, как Наско вдруг резко остановился, словно застыл на месте. Я догнал его и никак не мог перевести дух. Не успел я ему ничего сказать, только посмотрел на стену, перед которой мы остановились, и встретился с… встретился с Мефодием Стояновым.

Это имя было вырезано на мраморной доске:

Здесь был расстрелян в

бою с полицией

МЕФОДИЙ СТОЯНОВ.

1. X 1943 года.

Рядом с мемориальной доской была прибита синяя табличка с белой надписью: «Улица Мефодия Стоянова».

«Вы его не знаете, ребята? Он из ваших краев. И знаете, какой человек? Русоволосый, маленький, черноглазый. Очень любит петь и хорошо поёт, чёрт! Эх, как это вы не знаете Мефодия? Ничего, завтра я вас познакомлю».

Вот мы его и встретили.

Не в Велинове, а здесь, в нашем городе, через тридцать лет.

Маленькая улочка, низкие дома, тонкие липы. Вон там строят новый кооперативный дом. Достроили уже до третьего этажа. Кто-то поёт наверху. Липы шумят. Сколько раз я здесь проходил, и только сегодня я его встретил. Здравствуй, Мефодий!

Улица Мефодия Стоянова блестит на солнце. Бай Милан заботливо вымыл её. Водяные капельки сверкают ещё на тротуарах и на стройных стволах лип.

Мы шагали по улице Стоянова. Нам было легко и радостно. Нет, не сон это всё и не выдумки. Точно наконец прорвалась на свет струйка глубокой подземной реки.