Ани Сетон - Очаг и орел

• Название: Очаг и орел
• Автор: Ани Сетон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995

Трогательная и волнующая история семьи Ханивудов — старожилов Америки с 1638 года. Мужественные женщины и отважные мужчины, составившие костяк американской нации, обрисованы в романе с исключительной полнотой и силой.

---

Когда же они закончат свой разговор?! Ей так хотелось оказаться в их широкой постели, Ивэн обнял бы ее, их зеленый полог скрыл бы свет солнца и звезд.

Но когда наконец они вышли из душного кафе и распрощались с Лафаржем и Мартином, Эспер поняла, что не сможет остаться с Ивэном наедине. Он оставил ее у ступеней их дома.

— Иди спать, Эспер. Я хочу прогуляться.

Не дожидаясь ни ее согласия, ни ее протеста, Ивэн вложил в руку Эспер ключ и, развернувшись, побрел в восточную часть города по Четвертой улице.

Эспер осталась стоять на тротуаре, сжимая в руках ключ. Ивэн ускорил шаг. На углу под уличным фонарем он пересек улицу, Эспер видела отсвет на его черных кудрявых волосах. В той части города, где это не вызывало никаких разговоров, Ивэн ходил без шляпы, но его платье никогда не было вызывающим. Он носил всегда опрятный темно-синий костюм. Эспер смотрела мужу вслед, пока его тень окончательно не смешалась с другими тенями, затем она поднялась на свой четвертый этаж.

Он вернулся ранним утром; Эспер, тут же проснувшись, затаив дыхание ждала, что он дотронется до нее. Но Ивэн не поцеловал ее и даже не прикоснулся к ней, он вытянулся на своей половине кровати, и уже через несколько мгновений послышалось его ровное дыхание.

Когда Эспер проснулась, было позднее утро. Ивэн уже встал и был одет в рубашку и брюки. Приподнявшись на локте, она, улыбаясь, посмотрела на мужа. Но он не ответил ей. Ивэн сидел на трехногой скамейке и, держа в руке большую палитру, протирал ее тряпкой. Его губы были крепко сжаты. Комнату наполнил едкий запах скипидара.

— Ты уже проснулась? — произнес он. — Эспер, вставай и сделай что-нибудь с этим, здесь просто свинарник.

Эспер, натягивая льняную простыню на свои голые плечи, посмотрела вокруг. В течение трех недель это место было их убежищем, предстающим перед ней в каком-то золотом сиянии, и она ни на что не обращала внимания.

Теперь же Эспер увидела грязь и беспорядок, ящики соснового стола, которые они использовали в качестве комода, были переполнены скомканным бельем, ее маленький чемодан из воловьей шкуры не был до конца разобран.

Эспер встала с постели и накинула ситцевый халат.

— Извини, — тихо сказала она. — Я не очень хорошая хозяйка.

Ивэн коротко усмехнулся и поставил чистую палитру около сваленных в кучу холстов.

— Ты вообще-то должна быть хозяйственной, у меня должно быть место для работы… Я привык жить один, — добавил он как бы извиняясь.

Эспер начала быстро одеваться.

— Я знаю, я постараюсь тебе не мешать, сегодня я все обустрою здесь.

— Поторопись. Мне нужно еще несколько рисунков. Как только я установлю мольберт, тебе придется позировать мне.

— О, дорогой, — взволнованно улыбаясь, воскликнула Эспер, — ты знаешь, я рада этому!

Этим утром они начали жить в другом ритме. Принеся воду с нижнего этажа, Эспер энергично вымыла их чердак, распаковала и разложила свои вещи, выстирала все, что было необходимо, и начала осваивать капризы маленькой плиты, растапливаемой дровами. Через час был приготовлен весьма удовлетворительный кофе. А подвинув кофейник, молодая хозяйка нашла еще место для кастрюли. В ней Эспер приготовила тушеное мясо, а затем и фрикасе из цыплят. Она обнаружила, что, помогая Сьюзэн, многому научилась.

Ивэн, который теперь никуда не выходил, поел без всякого интереса к тому, что приготовила его жена. Эспер знала, что его деньги на исходе, но это было не единственной причиной — Ивэн просто ушел в себя. Он ел, спал, рисовал, много времени он проводил в размышлениях. Когда Эспер обращалась к мужу, он отвечал с явным раздражением или же не отвечал вовсе. В постели он был холоден и недоступен. Было такое впечатление, что он отгородился от нее непроницаемой завесой, за которой их жизнь на чердаке и сама Эспер казались лишь ничего не значащими тенями.

Когда Эспер позировала Ивэну, все было по-прежнему. Она думала, что Ивэн будет и дальше работать над полотном, начатом в Марблхеде, но ошиблась. Эспер сидела на высоком стуле, пока ее мускулы не затекали и голова не начинала сильно болеть, а Ивэн делал набросок за наброском, углем, акварелью, маслом. И каждый последующий он выбрасывал, говоря, что у него ничего не выходит.

Как-то в августе Эспер наконец взбунтовалась. На чердаке было душно; сквозь стеклянную крышу ярко светило солнце; капельки пота выступили у Эспер над верхней губой; во рту был соленый привкус. Ивэн работал над большим эскизом, изображающим молодую женщину в полный рост. Эспер в своем зеленом платье была вся мокрая от жары, спина ее болела. Жара и дыма добавлял готовящийся на плите ужин: почки в красном вине — Ивэн их любил, и к тому же они дешево стоили. Тяжелый запах тушившихся почек и лука смешался с едким запахом скипидара.

Эспер расслабилась и посмотрела на Ивэна. Его лицо тоже было мокрым, он вытирал пот тряпкой, которую использовал во время рисования. Но он, в отличие от Эспер, был по пояс раздет и сидел не под прямыми лучами солнца.

— Ивэн, как идут деда? — резко спросила она.

Ивэн нетерпеливо вздохнул и бросил кисть в глиняную кружку.

— Ужасно, я. не могу рисовать в четырех стенах. Освещение мерзкое, все получается застывшим, неживым.

— Я тоже больше не могу позировать. Здесь страшное пекло, — Эспер сошла с коробки, которая служила ей постаментом и, глядя на незаконченное полотно, встала за спиной мужа. — По-моему, очень мило, — воскликнула она в восхищении.

— Да ну, — презрительно произнес Ивэн и сорвал эскиз с мольберта. — Дешевка, только посуду разрисовывать. Неужели ты не видишь, что в этом нет правдивости? — зло добавил он.

Ивэн взял другой холст и поставил его на мольберт. Это была небольшая картина, выполненная маслом, изображающая шхуну в бостонской гавани. Он написал ее до того, как приехал в Марблхед. Осмотрев картину, Ивэн взял специальный нож и очень аккуратно стал скрести пятнышко краски на борту корабля.

Эспер с минуту наблюдала за ним. У нее вдруг перехватило дыхание.

— Ивэн, ради Бога, ты не мог бы на минуту оставить свое занятие, я… — ее голос дрогнул. — Ты меня совсем больше не любишь, — прошептала она.

Эспер скользнула за занавеску и кинулась на кровать. Она старалась сдержаться, но через некоторое время расплакалась в полный голос.

Эспер почувствовала, как муж сел рядом с ней на кровать и дотронулся до ее плеча. Она зарылась лицом в подушку. Он встряхнул ее за плечо.

— Прекрати, — грубо сказал Ивэн. — Повернись.

Эспер медленно обернулась к нему.

Ивэн посмотрел на ее мокрое от слез лицо и добавил:

— Я тебя обо всем предупреждал, у тебя нет причины для такого поведения.

Нет причины, подумала она, встретившись с его холодным взглядом. С момента посещения кафе он не сказал ей ни одного нежного слова. Одна готовка, уборка и позирование на этом душном чердаке, жизнь бок о бок с совершенно чужим человеком.

— Я тебя предупреждал обо всем, — повторил он. — Мне это нравится не больше, чем тебе, но мне нужно побыть одному.

— Ты и так один, тебе бы лучше быть одному, — возразила Эспер и прикрыла рукой рот. Не нужно говорить это, твердил ей внутренний голос. Молчи. Перед ней возникло видение: они как две борющиеся фигуры на краю пропасти. Посмотрев на худое смуглое лицо Ивэна, его мускулистую руку, мокрые от пота волосы, Эспер вздрогнула и опять уткнулась лицом в подушку.

На плите булькала кастрюля с почками. Полено прогорело и рассыпалось мелкими искрами, с улицы доносился шум и грохот, где-то рядом плакал ребенок.

— Эспер, — обратился к ней Ивэн, голос его был спокойным, — ты знаешь, что у меня больше нет денег. Я должен кое-что привести в порядок для выставки. Может быть, какой-нибудь болван это купит, хотя ничего путного за это лето я не написал.

Эспер, не отрывая лица от подушки, пробормотала:

— Я же не виновата! Я хотела тебе помочь.

Она услышала, как Ивэн подошел к умывальнику и налил себе воды.

— Я не говорю о твоей вине, — хрипло сказал он.

Сев на кровати, Эспер увидела, что муж стоит около раковины и держит в руке старый кувшин, который они купили у старьевщика всего за десять центов.

— Почему ты со мной так разговариваешь? — тихо спросила она.

Поставив кувшин на место, Ивэн резко обернулся к ней.

— Потому что я не могу себя сдержать. Никто не может увлечь меня надолго, во мне какой-то стержень, нет, скорее, стеклянный шарик, который нельзя трогать, иначе он рассыпается на мелкие осколки. Понимаешь?

— Не знаю, — ответила Эспер, — не знаю. Сначала все было иначе, ты меня любил, мы были счастливы. Теперь все изменилось. Только не смотри на меня так, будто ты меня ненавидишь.

Она опустила голову, расправляя рукой угол простыни.

Ивэн подошел к кровати и сел рядом с ней.

— Эспер, я не бессердечное чудовище. Я не хочу делать тебя несчастной. Я боялся, что все будет именно так, поэтому я не хотел…