Вера Кетлинская - Дни нашей жизни

• Название: Дни нашей жизни
• Автор: Вера Кетлинская
• Издательство: "Советский писатель"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Действие романа Веры Кетлинской происходит в послевоенные годы на одном из ленинградских машиностроительных заводов. Герои романа — передовые рабочие, инженеры, руководители заводского коллектива. В трудных послевоенных условиях восстанавливается на новой технической основе производство турбин, остро необходимых Родине. Налаживается жизнь героев, недавних фронтовиков и блокадников. В романе ставятся и решаются вопросы, сохраняющие свое значение и сегодня.

---

Утром встали рано.

— Купаться, купаться! — торопил профессор, косясь на жену, накрывавшую стол к завтраку.

Они пошли на берег озера. Воздух был свеж, а вода, еще не нагретая солнцем, показалась совсем ледяной, когда Воловик шагнул в нее. Холод ознобом прошел по коже. Не останавливаясь, Воловик быстро пересек при­брежное мелководье, вытянул руки, оттолкнулся от пес­чаного дна ногами, врезался в воду и поплыл. Его ши­рокоплечее, обычно неуклюжее тело будто сузилось, подтянулось и напряглось. Сильными загребающими движениями выбрасывая вперед руки и погружая их почти на одной линии с опущенной к воде головой, он глубоко и сильно дышал, привычно управляя дыханием. Тело ввинчивалось в воду, увеличивая скорость молотя­щими ударами ног. Восхитительно свежая вода струи­лась вдоль его тела, словно он преодолевал быстрое реч­ное течение. Солнце дробилось на поверхности озера и вспыхивало перед глазами в разлетающихся брызгах.

Проплыв ровно столько, сколько нужно было, чтобы размяться, он повернул назад, потому что было неловко уплыть одному слишком далеко. Он увидел на берегу Асю, которая так и не решилась войти в воду, а стояла рядом с Полиной Степановной, следя за мужем из-под ладони. Какой-то человек в плавках стоял на вышке и тоже смотрел из-под ладони. Увидав, что Воловик повер­нул, человек быстро взмахнул руками, бросил свое те­ло вперед и вверх, развел руки и ласточкой полетел вниз. Прыжок был искусен — пловец скользнул в воду, не разбрызгивая ее, только мелкие пузырьки воздуха да разбегающийся круг обозначили место падения.

— Хорошо! — крикнул профессор, вынырнув около Воловика. Солнце сверкало в каплях воды, застрявших на его стриженных ежиком седых волосах и стекавших по покрасневшему, улыбающемуся лицу.

— Здорово вы! — с уважением сказал Воловик.

— Ничего! — с удовольствием ответил Карелин, — он явно гордился своим искусством и был счастлив, что мог показать его гостю. — Поплывем?

Он плыл брассом, не торопясь.

— Кроль уже не для меня, сердце поберечь нуж­но, — объяснил он. — А так — хоть все озеро переплыву. И бросать никак нельзя. Перестану — ну, тогда мне ко­нец. Старость.

Вода стала теплей и потеряла упругость, глаза раз­глядели под ее тонким слоем желтизну песка, колено шаркнуло по дну. Они выбрались на мель, почти цели­ком прикрытую нагретой солнцем водой.

— Полежим, — предложил Карелин.

Он, видимо, был непрочь отдохнуть. Слышно было его учащенное дыхание. Воловик совсем не устал, он сел рядом с профессором, охватив колени руками.

— Сейчас, может, не время, — смущенно проговорил он. — Но знаете, Михаил Петрович, я об одной штуке все время думаю. И хочется расспросить. Вот мне пред­лагают содружество... насчет этой самой механизации сборки, вы знаете. А я чувствую — не то! Не тот чело­век! Мне бы такого ученого, который в этих вопросах сам доискивается... сам душой болеет... Так что вы ска­жете — прилично мне отказаться и самому поискать че­ловека нужного?

— Обидеть боитесь? — скосов глаза на Воловика, спросил Карелин.

— Нет. Просто думаю, не получится ли зазнайство. Такой-де разборчивый, что ему и инженер уже не хо­рош. Впрочем, — добавил он, — и обидеть — тоже при­ятного мало.

— Мало, — согласился Карелии. — Только, знаете ли, есть одна область, где обиды ни при чем. Работа. Наука ли, производство ли — все равно. Если ученик в процессе исследования опровергает научные положения своего учителя, — обидно учителю? А все же ни одного настоя­щего ученого это не остановило...

— Вот  я и думаю... — пробормотал Воловик. Немного погодя он спросил:

— У вас в институте... найдется кто-либо из ученых, доцентов или там аспирантов... ну, которому эти вопро­сы механизации самому будут интересны?

— Найдется, — коротко ответил Карелин.

С берега махала рукой и аукала Ася. Воловик раз­думывал, удобно ли предложить профессору плыть об­ратно, отдохнул ли он уже, а Карелин вдруг строго спро­сил:

— Александр Васильевич, почему вы бросили учить­ся?

Вот, значит, о чем он хотел поговорить! Воловик уклончиво ответил:

— Так обстоятельства сложились. Не мог.

— Нельзя позволять обстоятельствам сбивать вас с пути, — жестко сказал Карелин. — Особенно если чув­ствуете, что можете многое сделать. А вы ведь чувствуе­те это.

Воловик промолчал.

— С какого курса вы забросили учебу?

Вопрос был нарочито обидный. Воловик вспомнил ту осень — болезнь Люси, эти жуткие недели, которые прошли как в злом бреду... смерть дочки... отчаяние Аси...

— С четвертого курса техникума, — коротко ответил он.

— Э-эх, Александр Васильевич! Это уж совсем стыд­но — недотянуть!

— Мне не стыдно, — твердо сказал Воловик. — До­тянуть можно было только на эгоизме. Наплевав на дру­гого человека.

Он глянул прямо в глаза профессору:

— Вот тогда было бы стыдно.

Михаил Петрович понимающе кивнул головой и встал. Сухонький, мускулистый, он распрямился, как пружинка, и снизу вверх внимательно оглядел Волови­ка, который стоял перед ним, подняв плечи и неуклюже охватив их скрещенными на груди руками.

— Если так, простите. Очевидно, бывает и так… Что вы намерены делать дальше?

— Не знаю. Может быть, на курсы мастеров... или сам попробую учиться.

— Ни то, ни другое, — почти сердито возразил Каре­лин. — В институт! В институт надо поступать! Учиться всерьез, основательно, на полную силу! Кто вы сейчас? Изобретатель-самоучка! Почему? Есть у нас институты, стипендии, вечерние и заочные отделения, целая система разработана, чтобы все, кому надо, учились. С вашей механизацией вы кое-что придумаете, я верю. И помогут вам. Сведу вас с профессором Савиным, прикрепим к вам ученого мужа и так далее... А высшее образование вам необходимо! Присматриваюсь я к вам... талант на­лицо, а пишете вы, мысль излагаете — коряво! Почему? Как на теорию напоролись — стоп. Куда это годится? Непременно идите в институт. С этой же осени.

Воловик, не отвечая, взвешивал предложение про­фессора. Вот это и есть то самое главное решение?..

Трудно. И все-таки возможно? ..

— Помочь вам подготовиться к экзаменам найдет­ся кому, — добавил Карелин. — А год терять нечего. Сколько мы сосунков обламываем да вытягиваем, чтобы инженеры получились, а тут...

И, считая вопрос ясным, предложил:

— А ну, поплыли. Мчитесь вперед, покажите класс. С вышки — умеете?

Воловик ринулся в воду. Прекрасное ощущение силы, ловкости и упругости своего тела, вместе с ощущением душевной ясности, делало его счастливым. Таким счаст­ливым — хоть пой! Не доплыв до берега, он ухватился за перекладину и энергичным движением вскинул свое тело на мостки. Освеженный и довольный, взбежал по ступенькам на верхнюю площадку и на минуту задер­жался на ней, подготавливая тело и нервы к прыжку. Отчаянный выкрик Аси дошел до него в тот самый миг, когда он отвел назад руки, согнул ноги в коленях и на­чал бросок. Удержаться от прыжка он уже не мог и не хотел. Ни с чем не сравнимое, острое и чарующее ощу­щение полета... собранность всего тела, каждой мышцы и каждого нерва... руки вперед, ноги вытянуты в струн­ку до кончиков пальцев...

Он разрезал воду и ушел в глубину, открыл глаза, увидел мерцающий среди водорослей песок и блики солнечного света в потревоженной воде. Сияние утра и дивная свежесть воздуха приветствовали его, когда он вынырнул на поверхность. Но в эту радость ворвался громкий истерический крик.

Увидав вынырнувшего из воды мужа, Ася смолкла, протяжно вздохнула и села на песок.

— Ася, ну что ты! Асенька! Ну разве так можно?.. Он опустился возле нее на колени, мокрый, все еще оживленный и счастливый. Ася всхлипнула, пряча лицо.

— Перестаньте! — крикнула Полина Степановна, дотрагиваясь до ее вздрагивающей спины. — Что это, в самом деле! Как маленькая!

И вполголоса, сердито сказала Воловику:

— Вы бы при ней не прыгали, раз она у вас такая... с нервишками.

Ася вскинула голову и жалобно улыбнулась. — Я думала, ты не умеешь, — прошептала она. Профессор, выйдя из воды и завернувшись в мохна­тую простыню, стоял поодаль и хмуро следил за Асей. Милая девочка, ничего не скажешь, но, боже ж мой, до чего она не та женщина, какую он хотел бы видеть рядом с этим талантливейшим парнем! Так я и предчув­ствовал, — думал он, ожесточенно растирая кожу, — так я и думал, что ничего в нем не разберешь, пока не увидишь вот этой его трогательной гирьки...

Они пошли к даче. Воловик вел Асю под руку. Не по­вредит ли ей пережитый испуг? Он старался подавить невольное раздражение, но ему было стыдно перед про­фессором и жалко, что испытанное им наслаждение так печально и глупо кончилось.

— Не сердись на меня, Сашенька, — еле слышно проговорила Ася. — Я испугалась, что ты утонешь.

Острая жалость к ней мгновенно вытеснила раздра­жение. Он представил себе, что было бы с Асей, если бы его не стало. Чем она жила бы? За что уцепилась бы в новом горе? Яснее, чем когда бы то ни было, он по­нял, что у Аси нет никого и ничего в жизни, кроме не­го, что она существует при нем, как хрупкое растение, обвившееся вокруг чужого крепкого стебля, — подруби стебель, и оно упадет. Неправильно, неправильно и страшно за нее. Но что тут можно изменить? Как на­учить ее жить иначе? Да и научишь ли?..