Рональд Нокс - Мотив

• Название: Мотив
• Автор: Рональд Нокс
• Жанр: Детектив

---

Обычно, когда человек, обвинённый в убийстве, говорит вам, что виновен, довольно легко выбрать между двумя очевидными альтернативами: или он говорит правду, или его место в сумасшедшем доме. Иногда имеется третья возможность, для которой в настоящих обстоятельствах, казалось, не было места: он может обвинить себя, чтобы спасти кого-то другого. Говорю вам, я не знал, что с этим делать. Весь его рассказ казался неправдоподобным: Уэстмэкотт не был сильным человеком, а как бы он поступил, если бы шантажист не спал? А большинство людей очень чутко спят в поездах.

Что мне было делать? Я был уверен, что этот человек не безумен, а я в своё время повидал много сумасшедших. И я стал убеждать его заявить «Не виновен».

Тогда он меня не послушал. Лишь день-два спустя Уэстмэкотт стал страстно умолять меня навестить его снова. Я обнаружил в его мыслях радикальную перемену. Он всё ещё придерживался своей истории, что Робинсон его шантажировал, но теперь утверждал, что ничего не знает о его исчезновении: он думал, что Робинсон, должно быть, или совершил самоубийство или организовал очень умное исчезновение другим образом с единственным намерением отправить его, Уэстмэкотта, на эшафот. Он умолял меня спасти его от виселицы. Для меня это было уже слишком; я не мог взяться защищать человека, который в один день считает себя виновным, а в другой нет, и дает такие очень неубедительные объяснения своих перемещений и мотивов. Наконец, когда я пробыл с ним некоторое время, он рассказал мне третью историю, которая очень отличалась от предыдущих и, как я полагаю, была правдой. Пока я не скажу вам, в чём она заключалась. Как я уже сказал, я думал тогда и думаю сейчас, что это правда. Но для меня с самого начала было очевидно, что это была не та история, которую можно изложить перед жюри.

Была ещё одна странная вещь, из-за которой тогда, по причинам, которые вы поймёте позже, я не знал: хотел я, чтобы моего подзащитного повесили, или нет. Не знаю, как некоторые из вас, считающие себя серьёзными моралистами, поступили бы в подобной ситуации. Я возблагодарил Бога, что могу просто положиться на традиции юриспруденции, и решил, что стану защищать Уэстмэкотта, сосредоточив всё внимание на слабостях обвинения, независимо от того, чем завершится судебное преследование. И, господа, я преуспел! Не думаю, что у меня когда-либо была более жёсткая схватка; было огромное предубеждение против него среди общественности в целом, и на жюри, как обычно, это отражалось. Но был твёрдый факт, что никакого тела не было найдено, а это открывало возможность, что Робинсон ускользнул, то есть попросту сбежал, когда поезд остановился. И, конечно, имелась трудность — отбросить тело за пределы моста. Была масса косвенных доказательств, но не было прямого доказательства. Конечно, вы-то понимаете, что произошло.

Макбрайд, который сидел, опустив голову на руки, медленно поднял её.

— Наверное, я дурак, — сказал он, — но не думаю, что существовал такой человек, как Робинсон. Это же был только Уэстмэкотт, не так ли?

— Во всяком случае, для начала это вполне нормальная теория, — признал сэр Леонард, принимая виски с содовой, которым сопровождалось предположение. — Давайте послушаем ваши доводы, а я укажу на нестыковки.

— Ну, как вы говорили, никто никогда не видел этих двух мужчин вместе. Когда Робинсона видели выходящим из дома, предполагалось, что его впустил Уэстмэкотт. На вокзале ничто не мешало Уэстмэкотту выйти из купе во время той последней четверти часа, отойти куда-нибудь, загримироваться под Робинсона, взять новый багаж в камере хранения и, таким образом, организовать своё вторичное появление. Он удостоверился, что дежурный видел его в Далмени, потому что хотел, чтобы все думали, будто Робинсон был сброшен с поезда точно в Форт-Бридж. Не было никакого смысла заставлять тело исчезнуть, когда все обстоятельства, в любом случае, и так указывают на убийство, если только не было вообще никакого тела.

— Прекрасно, Макбрайд, мне нравится слушать человека, хорошо излагающего дело. А теперь позвольте указать на трудности. Необходимо предположить, что человек, который только что побывал под неприятным обвинением в преднамеренном убийстве, сознательно создаёт своего alter ego — своего рода мистера Хайда — только для того, чтобы избавиться от его воображаемого тела, таким образом взваливая на себя вторую порцию подозрений. И при этом он сначала уверяет своего адвоката, что он — действительно убийца, а затем всё переворачивает и начинает заявлять «Не виновен». Можно ли дать этому последовательное объяснение?

— Чокнутый парень, — предположил Пенкридж.

— А кто нет, в какой-то степени? Но в безумии бедного Уэстмэкотта была, конечно, некая идея. Рассказать вам то, что он мне поведал?

— Давайте! — согласился Пенкридж.

— Интересно, а могли бы вы догадаться? Если да, то ваши догадки должны начинаться с момента, в который, если вы помните, Уэстмэкотт внезапно пришёл домой совершенно другим человеком, словно на его жизнь легла какая-то тень. Понимаете, в течение некоторого времени он чувствовал себя больным. Он договорился о встрече со специалистом, и тот специалист сказал ему именно то, что он так боялся услышать. Мало того, что его дни были сочтены, впереди его ждали месяцы всё возрастающий боли и, с большой вероятностью, безумие. Вот и вся история, а остальное просто вытекает из неё.

Уэстмэкотт ужасно боялся боли. Он не был способен вынести нечто большое, шла ли речь о действии или о страдании. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять: единственный выход для него — это самоубийство. Он пошёл и купил револьвер с необходимыми боеприпасами. Он заперся с ним и обнаружил, что его рука — это рука труса: она не смогла нажать на курок. Он попробовал не такой радикальный способ, купил немного яда, и попытался принять нужную дозу. И даже здесь он не смог добиться успеха. Он возненавидел себя за то, что был человеком, не способным покончить с собой.

Вы вправе считать, если хотите, что с тех пор что-то случилось с его мозгом, но если у него и было сознание сумасшедшего, то в его невменяемости была логика. Если он не может убить себя, то должен заставить сделать это кого-то другого. Он не обладал здоровьем, чтобы ввязаться в некую авантюру: в драку, например, или предпринять трудное горное восхождение. Чтобы нанять убийцу, нужно иметь определенные знакомства. Он смог придумать только один способ, чтобы заставить кого-то другого убить себя — нужно было убить кого-то другого! Он должен был сделать так, чтобы его приговорили к виселице.

Ну, как вы видите, он и начал кропотливо действовать в этом направлении. Он сознательно поехал и остановился в том ужасном отеле, потому что знал, что встретит там людей именно того типа, который ненавидел сильнее всего. Ему повезло: там оказался Смит, а Смит был именно тем человеком, который, по мнению Уэстмэкотта, является наилучшим кандидатом для уничтожения. Обстоятельства ему также благоприятствовали, указав, как можно достигнуть цели. Как видите, начитавшись детективных романов, он стал фантастически изобретательным в отношении преступления. Он расставил для своей жертвы такую ловушку, которая позволила ему совершить убийство, просто повернув кран, а затем повернув его ещё раз. Не было бы никакой крови, никакой борьбы, никаких сцен явного насилия.

Однако для него произошло нечто худшее. По случайности преднамеренное убийство свелось к покушению на убийство, а каторжные работы для его целей были бесполезны. Стыдливо он вынужден был попытаться выдать всё за шутку. Единственным полезным результатом для него была гарантия, что, когда его обвинят в убийстве в следующий раз, люди уже будут настроены против него. Он не сделал попытки второго убийства, которая могла также пойти наперекосяк, как и первая. Он вызвал к жизни мистера Робинсона, а затем покончил с ним способом, о котором вы здесь уже слышали, — и он получил, что хотел.

А затем, конечно, трус в нём снова вышел на первый план, и перспектива близкой виселицы напугала его больше, чем отдалённая перспектива болезненной смерти. Он сломался, и рассказал мне свою историю так, как я рассказываю её вам. И я спас его, но с тех пор я так и не знаю, правильно ли я поступил. Я просто должен был делать своё дело простейшим способом и вести себя, как подобает хорошему защитнику.

— Что с ним стало? — спросил Макбрайд.

— Судьба распорядилась по-своему, если вам нравятся такие фразы. Когда он покинул суд, полностью ошеломлённый случившимся, он поскользнулся на краю тротуара на переполненной улице и был задавлен грузовиком, я думаю, прежде, чем понял, что произошло. Нет, всё это случилось на моих глазах, и я уверен, что он не бросился с тротуара. Думаю, он просто и не смог бы.

— Есть лишь одно замечание, которое навеяла мне ваша история, — сказал Пенкридж, до конца разыгрывая из себя недовольного. — Я всегда считал, что адвокат обязан хранить секреты клиента до конца!