Фелипе Фернандес-Арместо - Цивилизации

• Название: Цивилизации
• Автор: Фелипе Фернандес-Арместо
• Издательство: АСТ
• Жанр: Культурология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-056644-0; 978-5-403-00426-8

Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».

Что такое цивилизация?

Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?

И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?

Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.

Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.

Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.

Но так ли это в реальности?

Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.

---

«Описание народов Севера» Олауса — одна из тех гениальных работ, которые не признаны миром. Олаус Магнус был настоятелем Стренгенского собора (позже номинальным архиепископом Упсалы); родную Швецию ему пришлось покинуть из-за протестантизма в государстве, которое рассматривало католическую церковь как свою жертву. Он с тоской изгнанника вспоминает родину. Гордится тем, что подобен готу среди римлян, и в севере ему нравится все, кроме ереси. Он знает Арктику непосредственно, потому что в 1518–1519 годах был послан в эту область собирать церковную десятину; он утверждает, что добрался до 86 градуса северной широты; вероятно, тогда его и пленили обычаи и легенды саами. Его брат в 1526 году посетил Емтланд — южную провинцию Лапландии, «где из своего дохода больше тратил на помощь бедным, чем на собственные нужды»[139].

Вспоминая в Венеции и Риме север эпохи обращения в христианство, Олаус рисует его своего рода Новым Светом, полным богатств и чудес, где бесчисленные некрещеные души ждут вести о Христе. Он хлопочет об организации миссии, которая искупила бы влияние лютеран при королевских дворах Скандинавии. Он руководствовался давним принципом авторов учебников для миссионеров: чтобы обратить народ, нужно хорошо знать его культуру. Ему хотелось дать как можно больше правдивой и полезной информации миссионерам, которые отправляются в чрезвычайно необычный мир, где им придется отыскивать дорогу в снегу, пересекать ледяные поля и плыть, повинуясь незнакомым ветрам там, где бесполезен компас. Поэтому он намеревался рассказывать правду, но его все время искушало собственное идеалистическое представление об Арктике — стране «под великолепным сиянием комет», чистом мире белизны и сверкания; ледяном Эльдорадо; земле героев и образцов добродетели; источнике чудес в традициях записок средневековых путешественников, которые всегда подвергают испытанию доверчивость читателя.

К счастью, север так полон чудес, что их можно описывать всего лишь с небольшим преувеличением. Полуночное солнце создает беззвездное летнее небо. Луна сияет, «как неопалимая купина, к общему удивлению и ужасу». Об удивительной скорости саней можно повествовать с живостью рассказа о чудесах, так же как и об очевидном чуде — о рыбе, десять лет пролежавшей без разложения в холоде Финляндии. Вместе с великолепием северного сияния живописуется и «страшная сила» холода, который вызывает необычные явления природы: ломает корабли и гвозди, убивает животных, приклеивает губы к железу «словно нерастворимой смолой», меняет цвет горностая. Олаус никогда не испытывает свойственного южанам оцепенения от холода. Он наслаждается новизной и разнообразием в мире, где даже туман не кажется блеклым. Он описывает разнообразные виды льда и «двадцать сортов снега»[140].

Последняя защита от природы — волшебство. Поскольку волшебство, магия — это способ совладать с природой, можно сказать, что оно — замена цивилизации или даже конечное очищение цивилизационного импульса, делающее ненужными такие общераспространенные преобразования среды, как строительство городов, ирригация, скотоводство, сельское хозяйство, вырубка лесов, изменение местности и добыча полезных ископаемых. Поскольку жители севера почти никак не затрагивают природу, почти не преобразуют ее, доверчивые наблюдатели наделяли их волшебством необычной силы. Согласно Олаусу Магнусу, в Биармии, у самого северного народа, есть колдуны, «которые заменили оружие волшебством» и воюют, вызывая дождь[141]. Однако большая часть упоминаемого им волшебства принимает формы пророчеств и гаданий, которые составляют прерогативу людей, близких к природе и хорошо ее знающих: они предсказывают погоду, предвещают периоды изобилия и голода, выслеживают зверей и армии, находят путь, следя за полетом птиц. Те, кого цивилизованная жизнь отделила от природы, считают все это чудесами.

Магия шаманов, которые овладевали душой вещей и призывали мертвых на службу живым, передавалась с помощью барабанного боя; этот обычай дожил до XVII или XVIII века, когда христианство его уничтожило. В некоторых племенах барабан шамана считался его оленем, на котором он уезжает в мир духов[142]. Только немногие большие магические барабаны, некогда вдохновлявшие саамских охотников на медведей, сохранились до наших дней. Подобно книгам майя, они десятками и сотнями гибли от рук миссионеров. Искусство чтения их пиктографических изображений забыто, однако это не значит, что красные фигуры, начерченные соком ольховой коры на шкурах оленей, которые натягивались на барабаны, не рассказывали некогда истории, не подсказывали шаманам-читателям заклинания, или, согласно правдоподобным современным попыткам дешифровки, не изображали космические диаграммы или карты звездного неба.

Друзья тюленьих пузырей: почтительное отношение к природе в американской Арктике

Первые исследователи американской Арктики подозревали, что только магия может сделать здешний холод переносимым. Люди Мартина Фробишера, который стал свидетелем того, как в июле 1577 года, во время его последней экспедиции на север, выпал снег, захватили старуху и «заставили ее разуться, желая посмотреть, нет ли у нее раздвоенных копыт; но, увидев ее уродливость и шрамы, мы ее отпустили». Джон Дэвис, десять лет спустя побывавший в тех же широтах, наблюдал за действиями шаманов, которых он называет колдунами, «владеющими многими заклинаниями»[143]. Еще более далекая от нормы по сравнению с Европой и Азией Арктика Нового Света кажется еще менее пригодной для цивилизации и не способной уступить попыткам людей подчинить среду своей воле.

Если в Старом Свете люди следовали за отступающим льдом, то кажется более вероятным, что в Новом Свете обитатели льда пришли извне, по ледяному мосту между Азией и Америкой; возможность перехода возникла потому, что море промерзло досуха. Встретив в Новом Свете лед, эти люди остановились на его краю. Поселения, которые дали некоторым современным исследователям основания утверждать, что люди жили в Америке и до ледникового периода, все оказались более поздними[144]. Во всяком случае народы, которых мы называем инуитами и юпиками или более общим термином — эскимосами, пришли из Азии сравнительно поздно; они перебрались по ледяному мосту или переправились через море и заняли пространства, освободившиеся после отступления ледников[145].

Вначале им приходилось держаться близ границы леса, чтобы иметь средства освещения и отопления; поэтому первые поселения в Новом Свете принадлежат обитателям леса или тундры, а не жителям ледяной пустыни. Однако у настоящих обитателей полюса возникает культура, совершенно не использующая древесину. Когда в 1818 году Джон Росс встретил на северо-западе Гренландии «арктических горцев», он решил, что те считают себя единственными обитателями Земли, будучи отделены от всех прочих средой, непригодной для чьей-либо еще жизни[146]. Гарпуны у них были из бивней нарвала, сани из китовых костей, а инструменты из метеоритного железа; поэтому они остались равнодушны к тому набору подарков, на который европейцы обычно рассчитывают при установлении дружеских отношений в других местах; однако деревянные предметы сразу вызвали у них алчность.

Главным изобретением, позволившим колонизировать ледяную пустыню — возможно, лишь в последнем тысячелетии перед христианской эрой, — стала масляная лампа, вырезанная из мыльного камня и заполненная жиром и ворванью тюленей и моржей. Вероятно, ее происхождение связано с обычаем подбрасывать в огонь каменных очагов комья жира[147]. Это изобретение позволяло охотникам уходить от дома сколь угодно далеко, преследуя мускусных быков до их кладбищ на берегах Северного Ледовитого океана, поедая их внутренности, сваренные в тюленьем жире, или идя за стадами карибу, которые в поисках соли совершали далекие переходы. На карибу нельзя охотиться, когда пожелает охотник; приходится дожидаться начала зимы, когда шкура карибу становится пригодной для изготовления самой теплой одежды[148]. А такая одежда необходима в местности, где зимой температура часто опускается до пятидесяти градусов по Фаренгейту, да и летом тоже бывает пятьдесят, но плюс. Необходимы также мясо и жир крупных млекопитающих; с середины ноября до середины января здесь в полдень царит сумрак, и даже летнее солнце светит косыми лучами, дающими мало тепла.

Освободившись от зависимости от леса, те, кто пользовались масляными лампами, получили возможность охотиться во льдах, где их ждала обильная морская добыча, где не было соперников и где климат позволяет сохранять гигантские туши крупных млекопитающих. Тюленей, насытившихся рыбой, можно было убивать копьями, когда они выныривали из-подо льда, подышать. Моржей и тюленей можно было бить гарпунами с каяков в открытом море: хитроумные зазубренные острия оставались в теле жертвы, пока она не уставала; тогда ее подтаскивали, убивали и везли домой в санях с полозьями из моржовой кости; сани тащили вручную. Подобно любому обществу, люди масляных ламп использовали пригодную для себя технологию, а от другой отказывались. Мы так одержимы своими обманчиво удобными моделями технического развития, что не в состоянии представить себе отказ от такой эффективной технологии, как использование лука и стрел; конечно, на это способны только умственно отсталые дикари! Но чтобы жить во льдах, нужна большая изобретательность, и охотники никогда не отказывались ни от чего полезного. Если судить по их резьбе на камне и кости, воображение у них было очень развито.