Фелипе Фернандес-Арместо - Цивилизации

• Название: Цивилизации
• Автор: Фелипе Фернандес-Арместо
• Издательство: АСТ
• Жанр: Культурология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-056644-0; 978-5-403-00426-8

Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».

Что такое цивилизация?

Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?

И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?

Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.

Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.

Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.

Но так ли это в реальности?

Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.

---

Насколько удается вспомнить или насколько говорят документы, все мои предки со стороны отца жили на северо-западе Испании, в Галиции; они были членами одной из самых западных европейских общин, жили на выступающей в Атлантический океан гранитной скале, скользкой от дождя и зажатой цепкими, похожими на пальцы ледниковыми фьордами; в Европе, за исключением Исландии, Канарских и Азорских островов, лишь немногие португальцы и ирландцы живут на такой же влажной, зеленой, как море, широте. Поэтому, не боясь осуждения, я смею утверждать, что жители крайнего запада Европы — отребье европейской истории, а наши земли — выгребная яма, куда история отправляет свои отбросы.

Западноевропейцы гордятся тем, что первыми взялись за преобразование европейской истории, и своими достижениями: распространением латинского христианства в Средние века, Возрождением, Просвещением, Французской революцией, индустриализацией и Европейским Союзом. Да, верно, это были значительные события культурного развития, развертывавшиеся по всей Европе с запада на восток. Но предположим, что мы рассматриваем европейскую историю в более длительной перспективе — скажем, как один из придуманных мной космических наблюдателей. Европейская культура — если таковая вообще существует — предстанет в этом случае следствием влияний Востока на Запад в неменьшей степени, чем обратных: распространение земледелия и индоевропейских языков; греческая и финикийская колонизации; миграции германцев и славян; приход христианства, этой загадочной восточной религии, которую приняла Европа; вторжения из степей; давление Оттоманской империи; распространение того, что принято называть «международным коммунизмом» (этот коммунизм утратил свою империю, но оставил заметный след). Все эти события следует рассматривать на фоне постоянного притока технологий и идей с дальнего Востока: арабская наука, индийская математика и духовность; китайские изобретения, а сравнительно недавно — японская эстетика. Значение подобных влияний для формирования современной Европы только лишь начинает признаваться, но доказательства мы видим повсюду[822].

Все эти движения и миграции оставляли свои отбросы и своих беженцев, и все это обычно оседало на европейской океанской границе. Побережье Атлантического океана заселяли те, кого сюда изгнали, и те, кого притягивали ресурсы и возможности океана. Край материка от Португалии до Скандинавии был последней остановкой для того, что выбрасывает прибой: для кельтских народов, бежавших от германских захватчиков; для савойских беженцев в Испании и Португалии; для басков, сбившихся в своем углу, спасаясь от более ранних миграций, и для отчаянных мигрантов севера, готовых сражаться с кочевниками и страдать от холода ради сомнительной привилегии свободно возделывать неплодородную почву — для всех этих людей, чью дилемму так ярко изобразил Шекспир:

Сказать по правде и без добавлений,
Нам хочется забрать клочок земли,
Который только и богат названьем.
За пять дукатов я его не взял бы
В аренду. И поляк или норвежец
На нем навряд ли больше наживут[823][824].

Омываемые единым океаном, эти страны сформировались под действием факторов одинаковой среды. Атлантическая Европа занимает несколько климатических зон: субарктическую, умеренную, средиземноморскую, но объединяет ее наличие достаточного количества осадков и общая или по крайней мере широко распространенная геологическая история, которая изрезала берега Галиции и Норвегии фьордами и усеяла Уэльс, Корнуолл, Галицию и южную Андалусию богатыми залежами металлов; это копи «Нового Света» древних римлян, Эльдорадо древности. По низинам реки текут на восток. Это направляло древнюю торговлю по сравнительно узким морским маршрутам, которые огибают Бискайский залив и объединяют регион, как вспомогательная дорога по соседству: Андалусия, Галиция, Корнуолл и Сицилия были связаны еще до появления в первом тысячелетии до н. э. финикийских и греческих купцов (см. ниже, с. 513).

В целом все народы атлантического побережья Европы в свете современной истории можно характеризовать как морские. Атлантика давала работу рыбакам, морякам и торговцам, а как только позволила навигационная технология, начались миграция за море и строительство империй. Но неразрешимый парадокс западноевропейской истории в том, что народы оставались глухи к зову моря столетиями и даже тысячелетиями. Добравшись до моря, они оседали на берегу, словно прижатые господствующими западными ветрами, дующими с моря. Прибрежное плавание поддерживало связь между соседними общинами; морские отшельники вносили свой вклад в загадку моря; а в некоторых местах — точное время начала этого процесса неизвестно — развилось рыболовство на глубоководье. Но за исключением Скандинавии (см. выше, с. 447) достижения цивилизации северо-западной Европы до позднего Средневековья ничем или почти ничем не обязаны морскому горизонту. Все же эта загадка имеет решение, к которому лучше подойти, предварительно кратко рассмотрев предшествующие века морской инерции.

С окончанием последнего ледникового периода, то есть около двадцати тысяч лет назад, атлантический предел превратился в благоприятное место для жизни, где почвы увлажнены достаточным количеством осадков, климат смягчен теплыми водами течения Гольфстрим, горы дают разнообразные полезные ископаемые, а моря изобилуют рыбой. Потенциал этой местности как родины цивилизаций становится очевиден к четвертому тысячелетию до н. э., когда можно заметить «медленно перемалывающие» структуры социальных изменений, создающих необходимый фон для производства предметов роскоши для рынка и монументального строительства. Некоторые из этих первых свидетельств можно обнаружить в погребениях нового типа, которые распространяются на западе: индивидуальные могилы снабжаются набором подношений, среди которых обычно отмечают оружие и кувшины с узким горлышком. С тех пор, как в 1970-е годы начали находить такие погребения, было высказано предположение, что это следы миграции «народа кувшинов». Это предположение вызвало разнообразные интересные и на какое-то время даже убедительные фантазии. Народ-пьяница считался предшественником испанских конквистадоров: будто бы он верхом на конях рассредоточился по всей Европе из своей предполагаемой прародины в Андалусии; или же это были бродячие кузнецы и лудильщики, перемещавшиеся по течению в самые разные места, где находили их следы. Артефакты, относящиеся к «культуре кувшинов», сегодня почти всеми рассматриваются как результат социальных изменений, независимо, но параллельно происходивших среди соседних народов: когда отдельные члены группы достигали определенного статуса, после смерти их вознаграждали индивидуальными могилами и соответствующими приношениями; кувшины для питья — воспоминания о пирах элиты или о пьяных соревнованиях воинов — могли покупать или копировать на месте и не обязательно свидетельствовать о миграции[825].

Самых значительных — а может, просто чем-то отличившихся — вождей хоронили под массивными каменными сводами, которые, возможно, располагались на месте ритуальных центров. Самые ранние монументальные погребения Британии старше усыпальниц Микен, которые они отдаленно напоминают, не менее чем на тысячу лет. Их камни обтесаны не так ровно, но в целом они предваряют погребальные, конической формы помещения Микен с кронштейнами. В самых выдающихся примерах таких погребений длинные выложенные камнем галереи ведут к месту погребения; их покрытые плесенью стены намекают на возможность существования неразгаданных символов[826].

Бросить драматический взгляд на мир вождей позволяет то, что выглядит как будто далеким передовым постом на Оркнейских островах, заселенных около 3500 года до н. э. Сложно устроенная могила в Мисс-Хоув напоминает храмовый комплекс в Барнхаузе, где центральное здание во время летнего солнцестояния заполняется солнечным светом. Каменные круги в Бродгаре и Стенджессе напоминают уменьшенную геометрию Стоунхенджа. Искусно выстроенная каменная деревня Скара-Бре раскопана вместе с очагами и всеми деталями постройки. Соблазнительно вообразить ее дальней колонией мегалитических метрополисов Уэссекса и Бретани, общества поклоняющихся солнцу в холодном климате, сохраняющего стиль и обычаи «культурного багажа» далекой родины. Но можно сразу почувствовать опасность поспешных заключений о направлении культурных трансмиссий в доисторической Европе, если перевернуть модель: реальные отношения могли быть как раз противоположными. Оркнеи могли играть роль Кикладских островов или Крита Атлантики, где цивилизация возникла самостоятельно, почти без влияния окружающего мира, а потом оказала воздействие на сушу. Культура Уэссекса, развившаяся вокруг Стоунхенджа, могла быть колонией, которая с трудом и медленно, но превзошла материнскую культуру Оркнейских островов, как, например, США превзошли Великобританию.