Эмиль Бутру - Наука и религия в современной философии

• Название: Наука и религия в современной философии
• Автор: Эмиль Бутру
• Издательство: Красанд
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-396-00102-2

В предлагаемой книге ее автор, известный французский философ Э. Бутру (1845–1921), пытается найти пути разрешение конфликта между наукой и религией при помощи противопоставление натуралистического и идеалистического направлений. Во введении дается исторический обзор отношений между религией и наукой с античных времен до современной автору эпохи. В первой части автор подробно разбирает важнейшие натуралистические теории: позитивизм О. Конта, эволюционный агностицизм Г. Спенсера, монизм Э. Геккеля и т. д. Вторая часть посвящена идеалистическому направлению — учениям А. Ричля, У. Джемса и др.

Рекомендуется философам, историкам и методологам науки, студентам и аспирантам гуманитарных вузов, всем заинтересованным читателям.

---

Но, всегда сообразуя свои мысли с вещами, как того требует честность суждения, человек не хочет и не должен отказываться ни от одного из тех благ, которые, согласно его внутреннему сознанию, согласно его непреодолимому чувству, также связаны с природою вещей и в то же время составляют основу его благородства, его превосходства, его уважение к себе, его счастья.

Наука, говорят нам, индифферентна ко всему этому. Говорят это потому, замечает Геккель — и тут он высказывает свою руководящую идею, — что в науке видят только науку. Но, поразмыслите хорошенько над наукой, уясните себе при помощи разума ее принципы, ее методы, ее результаты; одним словом, создайте теми же самыми средствами, которыми порождена наука, научную философию, — и наука, развитая и расширенная таким способом., ничуть не изменяя своей природе, даст вам все теоретические знания, все практические директивы, которых требует высоко организованный человеческий дух, и которых чисто эмпирическая наука дать не в состоянии.

Этим путем традиционные религии действительно будут сделаны излишними, будут заменены. Религией будущего станет научная религия.

Недостатки выполнение нисколько, конечно, не компрометируют идеи Геккеля. И, вообще, принципы низвергаются и падают не потому, что они посредственно или дурно обоснованы, что они встретили страстные нападки и многократно были опровергнуты; их губит лишь отсутствие реального содержания, внутренней жизненности и энергии. Но идея Геккеля принадлежит к тем, которые в настоящее время господствуют среди интеллигенции.

Сторонники этой идеи делали всякого рода попытки реализовать ее, избегая тех погрешностей, которые у Геккеля угрожают ее скомпрометировать. Можно ли сказать, что попытки эти удались?

Философия, называемая научной, в наши дни бесспорно процветает. Она старается все лучше и лучше оправдывать свое имя. Но прогресс научных методов состоит в том, чтобы устранить мало-помалу всякие метафизические или субъективные данные и опираться исключительно на факты, и притом на факты, тождественные для всякого наблюдателя, факты объективные, факты научные. Вместе] с тем и научная философия старается с своей стороны обойтись без всякой апелляция е какой бы то ни было метафизической гипотезе. Она хотела бы не иметь иного базиса кроме науки, в буквальном смысле этого слова, не иметь иного органа, кроме разума, строго ограниченного теми логическими операциями, которых требует от него наука.

Научная философия, не отказываясь от рассмотрение проблем, более общих и более глубоких, чем те, которыми занимается наука в собственном смысле этого слова, стремится держаться всегда как можно ближе к науке; она хочет непосредственно примыкать к вей даже в тех случаях, когда предмет ее, по-видимому, выходит из пределов научной компетенции.

У тех из сторонников научной философии, которые серьезно считаются с вытекающими отсюда требованиями, позиция эта приводит к тому, что научная философия все более и более удаляется от теоретических и в то же время практических проблем, составляющих специальный объект религий. Если религии и могут быть затронуты изучением таких предметов, как природа научной гипотезы или принципы физической химии, то лишь очень косвенно и мало наглядно. Правда, науки биологические стоят, по-видимому, ближе к моральным и религиозным темам, ибо они говорят об условиях жизни, о развитии, о конкуренции, о приспособлении, об обществах и прогрессе. Но метод их, как и метод всякой науки, состоит в сведении высшего к низшему. Допустим теперь, что естественнонаучные понятия, о которых идет здесь речь, имеют практическое значение, аналогичное тому, которое принадлежит нашим нравственным понятиям. Разве согласился бы кто-нибудь помириться с тем, что человек должен регулировать свое поведение нормами, почерпнутыми из жизни существ, низших, чем он, — должен совершенно отказаться от своего человеческого самосознание и своей человеческой гордости? Если общество животных есть исходный пункт человеческого общества, то следует ли отсюда, что человеческое общество не может и не должно быть ничем другим, как обществом животных?

Вот почему мы видим обыкновенно, что профессиональные ученые отказываются от методического анализа и методической дедукции в тех случаях, когда им приходится разрешать философские проблемы, включенные до известной степени в самую науку, но выходящие за пределы науки, — когда им приходится касаться тех широких обобщений, которые немцы называют Weltanschaungen („миросозерцания“), и таким образом затрагивать вопросы, действительно занимающие собой моральное и религиозное сознание. Они излагают свои взгляды на научную религию не тем научным способом, каким излагаются общие законы, выведенные из частных законов путем наблюдения. В случайных сообщениях, предисловиях, заключениях, публичных лекциях прославляют они с величайшим красноречием благодеяние науки, ее величие, ее красоту, и те добродетели — терпение, самоотвержение, настойчивость, искренность, общительность, солидарность, преданность человечеству, — которые наука предполагает, и которые она развивает; и они блистательно заключают: наука царит повсюду. Лишь она одна обладает в настоящее время той моральной силой, которая необходима для того, чтобы обосновать достоинство человеческой личности и организовать грядущее человеческое общество. Только благодаря науке воссияет наконец желанное царство равенства и братства под святым законом труда.

Стремясь заместить религию, ученый опирается на благородство своей жизни, на возвышенность своей мысли, на престиж своей личности и своего гения в гораздо большей степени, чем на точные доктрины, научно выведенные из открытий самой науки.

Итак смутное понятие научной философии, как чего то среднего между наукой и религией, не выдерживает критики. Вместо того, чтобы противополагать религии науку, как самостоятельную единицу и как философию, многие задаются вопросом, нельзя ли создать особую науку, вполне отвечающую общим требованиям научного познания, но специально предназначенную для того, чтобы выполнят в жизни человека все те необходимые или полезные функции, которые до сих пор выполнялись религиями.

Такая специальная наука, поскольку она вообще может быть построена, будет, очевидно, моралью; и с разных сторон превозносится идея научной морали. Идея эта была встречена с величайшим пылом не только в теории: многие тотчас принялись за ее практическое осуществление. Одним из наиболее замечательных плодов этой работы является мораль солидарности.

Солидарность, в отличие от христианской любви или республиканского братства, есть научное понятие. Солидарность есть такой же закон природы, как тяготение. Это необходимое условие существование и процветание всякого человеческого общества. Наряду с этим и именно в силу этого солидарность есть предмет ясно выраженных или подразумеваемых желаний каждого разумного человека, ибо никто из людей, находящихся в здравом уме, не может предположить себя живущим вне необходимых условий своего существования.

Именно солидарность представляет то место встречи теории и практики, тот естественный переход от факта к акту, который необходимо было открыть, чтобы обойтись без религии. Человеческая жизнь требует руководящей нормы. Пока наука не могла ее дать, не оставалось ничего другого, как требовать ее у чувства. Мораль солидарности заполнила наконец этот пробел: найден пункт, в котором наука совпадает с практической жизнью. К тому же принцип, выражающий собою это совпадение, имеет исчерпывающее значение. Проанализируйте все обязанности, возлагаемые просвещенным разумом на человека: справедливость, помощь ближнему, личное самосовершенствование, терпимость, преданность семье, отечеству, человечеству, — все они объясняются, оправдываются и определяются одним этим научным понятием солидарности.

Мораль солидарности должна, по мнению ее адептов, сыграть ту самую роль, какую Геккель приписывал монизму, как религии. Для настоящего времени благодаря проповедуемой ею терпимости, благодаря ее сходству с разумными сторонами религий, мораль эта дает соединительное звено между религией и наукой. Но мало-помалу, по мере того, как будет развиваться ее практическое влияние, по мере того, как она будет укрепляться в умах, она сделается способной заменить собою религии; ибо она осуществит не только все то полезное дело, которое в состоянии произвести эти последние, но еще и другие задачи, более обширные и возвышенные, требующие умов, воспитанных научной культурой.

Солидаристы льстят себя уверенностью, что им удалось найти точное понятие, способное сделать из научной морали единую однородную реальность, а не эклектическую смесь разнородных дисциплин.

Открытие, значение которого трудно преувеличить! На заре современной науки Декарт усмотрел в протяжении, воспринимаемом чувствами и в то же время умом, соединительное звено между материальным миром и интеллектом. Нельзя ли, подобным же образом, отыскать соединительное звено между миром науки и миром практики? Солидаризм рекомендует себя, как такое соединительное звено.