Евгений Витковский - Век перевода (2006)

• Название: Век перевода (2006)
• Автор: Евгений Витковский
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Поэзия
• Год: 2006
• ISBN: 5-902312-75-2

Перевод с английского, африкаанс, белорусского, грузинского, датского, древнегреческого, иврита, идиш, исландского, испанского, итальянского, квенья, латинского, мальтийского, немецкого, нидерландского, новогреческого, норвежского, польского, португальского, словацкого, старопровансальского, турецкого, украинского, французского, чешского, шведского

Жанр поэтического перевода не знал подобных изданий за всю историю: без Интернета сделать такую книгу было бы невозможно. Успех первой антологии «Век перевода» (2005) лишь раззадорил и поэтов-переводчиков, и читателей: потребовалось издание новой. На этот раз в ней пятьдесят участников, переводы выполнены с двадцати семи языков, появился солидный раздел литературного наследия. По объему книга превосходит предыдущую в полтора раза. В конце размещен указатель переведенных авторов (для обеих книг) — почти 300 имен.

Хочется надеяться, что эта антология не будет последней.

---

ДЖОН КИТС{126} (1795–1821)

La belle dame sans merci[15]

Ax, бедный рыцарь, что с тобой?
Ты бледен, краше в гроб кладут;
Засох на озере камыш
И птицы не поют.

Ах, бедный рыцарь, что с тобой?
Скитаешься, страданье для;
Полны у белок закрома,
И скошены поля.

Я вижу лилию во лбу,
В испарине ты занемог;
И слишком рано у тебя
Увяли розы щек.

Я встретил деву на лугах,
Дитя, волшебная краса,
Длинноволоса и легка,
И дикие глаза.

И усадивши на коня,
Я не сводил с нее очей;
Склонила голову она
И пела песню фей.

Я сплел ей девичий венок,
Запястья, пояс анемон,
И видел страсть в ее глазах,
И сладкий слышал стон.

Коренья пряные нашла,
И мед, и манник полевой,
И мне на языке чудном
Клялась в любви святой.

В чудесный грот меня ввела,
Вздохнула, и стекла слеза,
И поцелуем я закрыл
Печальные глаза.

И задремали мы во мху,
И видел я — о боль сама! —
Мой сон последний там в тени
Холодного холма.

Шли предо мною короли
И воины — бледны, слабы,
Вопя: «La belle Dame sans merci,
Мы все твои рабы!»

Мне снилась судорога губ,
Зловещего оскала тьма,
И пробудился я в тени
Холодного холма.

И потому я здесь пока
Скитаюсь, одинок и худ,
Хоть и засох уже камыш
И птицы не поют.

ВЛАДИМИР ЛЕТУЧИЙ{127}

ТЕОДОР КОРНФЕЛЬД{128} (1636–1698)

Песочные часы

ЗИГМУНД ФОН БИРКЕН{129} (1626–1681)

[Крест]

ИОГАНН КРИСТОФ МЕННЛИНГ{130} (1658–1723)

[Гроб на подставке]

РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ{131} (1875–1926)

Сонет

Новое, друзья, совсем не то,
что машина руки замещает.
Пусть вас эта новость не смущает —
вспомнит ли о ней назавтра кто?

Всё равно Вселенная новее,
чем и кабель, и высотный дом.
Видишь — звезды; нет огня старее,
новые огни затмятся в нем.

И трансмиссию не приневолят
колесо грядущего вращать.
Вечность только с вечностью глаголет.

Даже то, что было, не познать.
И стремится будущее в дали
вместе с тем, что мы в себя вобрали.

Витольду Гулевичу

Счастливы, кто знает, что за речью
несказанное стоит,
что оно в своем добросердечье
нас в неизмеримом единит!

Перекинуть мост общенья
каждый волен свой:
лишь бы встреченные восхищенья
пребывали радостью одной.

Преходящесть

Время — летучий песок. Как медленно убывает
зданье, чей счастлив покуда статут.
Жизнь вечно веет. И без связи уже выступают
колонны — и ничего не несут.

Но разрушенье: разве печальней, чем возвращенье
фонтана к бассейну — блестящим дождем?
Перетирают нас зубы извечного превращенья,
пока наконец не проглотит нас оно целиком.

Диалог

— Ах, помоги поточней ты
нужный найти оборот:
в оборванных звуках флейты,
видно, пропал переход,
когда твой лик угасает,
всё еще страстью палим…
— Танцовщицы предъявляют,
слова не надобны им.

— Ты себя расточала
в движеньях и жестах, как шквал,
и сразу другой предстала,
но я твой отказ понимал,
как будто бы в нем страдает
то, что стало моим.
— Танцовщицы не теряют,
себя раздаряя другим.

— Но у такого стремленья
нет последней черты.
Чтобы ушла в движенье
снова, легкая, ты,
тщетно мой крик взывает
к флейтам и скрипкам немым.
— Танцовщицы умолкают
вместе с пространством своим.

«Коснись волшебной палочкой былого…»

Коснись волшебной палочкой былого,
что громоздится грудою ничьей,
и мальчиком себя увидишь снова
и испытаешь преданность вещей.

Коснись еще раз — и глаза любимой
рассеют на мгновенье забытье:
о, чистый свет, на небесах хранимый,
с прикосновеньем перейдет в нее.

И в третий раз коснись, признав смиренно,
что время чудной силы истекло,
пребудь самим собой и откровенно
поведай, что с тобой произошло.

Эрос

Маски! Маски! Чтобы от сиянья
не ослепнуть вмиг, когда придет
он, как летнее солнцестоянье,
и прервет весенний хоровод.

Тишина, ни говора, ни гама.
Все напряжены… Далекий стон…
И вселяет, как во чрево храма,
дрожь неописуемую он.

Ах, забылась, ах, совсем забылась!
Бог и скор, и юнолик.
Повернулась жизнь, судьба свершилась.
И внутри поет родник.

«Ты повернулось, окно, празднично к звездному миру…»

Ты повернулось, окно, празднично к звездному миру
с самых начальных времен;
всех пережить ты смогло — лебедя даже и лиру;
лик твой обожествлен.

Форма, что в стены домов проще простого вписалась,
далью даруя людей.
Даже пустая дыра в брошенном доме казалась
светлой по воле твоей.

Брошен судьбою сюда ветром извечных лишений,
счастья, потерь и обид.
То же созвездье в окне из череды превращений
перед глазами стоит.

Прогулка

Иду, а взгляд уже на перевале,
где дальний отблеск солнца не погас;
в нас что-то есть от высоты и дали,
неодолимо страждущее в нас, —

чья суть вдруг обретает достоверность
и вслед за светом тянется из тьмы;
с безмерностью встречается безмерность…
Но чувствуем лишь встречный ветер мы.

ПАУЛЬ ЦЕЛАН{132} (1920–1970)

«Поющие мачты к земле…»

Поющие мачты к земле —
плывут обломки крушения неба.

В эту деревянную песню
крепче вцепись зубами.

Ты — прикрепленный к песне
вымпел.

«Жеребец, с цветущим фитилем-султаном…»

Жеребец, с цветущим фитилем-султаном,
зависший в прыжке над гребнем
хребта,
кометный блеск на
крупе.

Ты, в со —
заколдованных диких ручьях, рас —
пластанный,
вздымающаяся грудь в пряжке
стихострочного ига, —
скачи со мной сквозь
картины, скалы, числа.

«Выскользни…»

Выскользни
у меня из-под руки,

возьми с собой
один удар пульса,

спрячься в нем —
как в мире.

«Вырежь молитвенную руку…»

Вырежь молитвенную руку
из воздуха
глазами-ножницами,
накрой ее пальцы
твоим поцелуем:

от тайн в складках
у тебя перехватит дыхание.

МИХАИЛ ЛУКАШЕВИЧ{133}

АНОНИМ{134} (XVI в.)

Старый добрый эль

В стынь брожу разут-раздет,
Продрог, что твой кобель,
Эх, кабы только Бог послал
Мне для сугрева эль!

Тогда бы вновь вскипела кровь,
Расправилась спина;
Долой нытье! Коль есть питье,
Одежка не нужна.
Мне не грозят ни дождь, ни град,
Ни лютая метель,
Пока меня верней огня
Веселый греет эль.

Пускай озяб я и ослаб,
Но как хлебну пивка,
Ни Джон-силач, ни Том-ловкач
Не вздуют мне бока.
Я вам клянусь, что становлюсь
Могуч, хитер и смел,
Едва взбодрит, вооружит
Меня мой добрый эль!

Неси на стол мой разносол:
Селедку да сухарь;
Хлебца чуток пойдет мне впрок,
А курицу не жарь.
Приберегу свою деньгу —
Уж больно тощ кошель! —
И так я сыт, пока бежит
По жилам старый эль.

Но что за черт?! У этих морд
Не пиво, а вода.
Да будет Бог к мерзавцам строг
В день Страшного суда!
Каков притон! За тыщу крон
Ноги моей отсель
Не будет здесь. Будь проклят весь
Паршивый жидкий эль!

Хоть не буян, напившись пьян,
Скачу я как олень.
Начнет светать, валюсь в кровать
И дрыхну целый день.
Проспавшись, я ищу питья:
Повыветрился хмель,
И в брюхе жар — тушу пожар,
В себя вливая эль.

Мне рыба в рот уже нейдет —
Так плох желудок мой,
Но мы вдвоем с святым отцом
Прикончим жбан пивной.
Я пью до дна, а коль жена
Начнет жужжать, как шмель,
Я вдрызг упьюсь — развеет грусть
Благословенный эль.

Кто пиво пьет, тот без забот
Свершает путь земной:
На сотню бед один ответ —
И в ус не дует свой.
И стар, и млад, и трус, и хват,
Кончайте канитель!
Под кружек звон скликайте жен
И пейте добрый эль!

В стынь брожу разут-раздет,
Кусается метель,
Эх, кабы только Бог послал
Душе пропащей эль!

ФРЭНСИС БРЕТ ГАРТ{135} (1836–1902)