Сьюзан Ховач - Богатые — такие разные. Том 2

• Название: Богатые — такие разные. Том 2
• Автор: Сьюзан Ховач
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-295-9

Нарушив мир в семье крупного американского банкира Пола Ван Зейла и покорив его сердце, молодая честолюбивая англичанка Дайана Слейд задумывает покорить и мир бизнеса. Это ей удается. Но тем сильнее растет в ней желание вновь пережить любовь, обрести семью, детей, вернуться в любимый Мэллингхэм.

---

— Стив! Красивый, как всегда?

— Мисс Теда Бэра? Или мисс Клара Боу? Как там у вас, в Голливуде?

Мы рассмеялись. Когда наши руки сплелись в крепком пожатии, она весело проговорила:

— Я решила, что мне нужно выглядеть самым сочным куском мяса не прилавке!

— Не понимаю.

— По-прежнему ли вы смотрите на женщин, как на мясо в мясной лавке?

— Можете в этом не сомневаться! — добродушно ответил я, понимая, что она меня дразнит, но подозревая, что ей стоит больших трудов выглядеть такой горячей.

И подумал, что с ее стороны очень мило так об этом заботиться, хотя мы вовсе не были такими уж близкими друзьями.

— Вы, разумеется, не прочь выпить, — заметила она и быстрым движением сорвала белоснежную салфетку с ведерка со льдом, из которого торчало горлышко большой бутылки шампанского, обещанной мне в день смерти Пола.

— О, вы не забыли! — восхищенно воскликнул я.

— Разумеется! Откупорьте ее, Стив. Мужчины открывают бутылки шампанского куда лучше, чем женщины!

— Разумеется!

Я давно не слышал такого лестного замечания. Ломая сургуч на пробке, я подумал, что европейским женщинам действительно есть чем гордиться.

Шампанское было прелюдией к замечательному вечеру. Громадную бутылку мы одолеть не смогли, но съели всю икру, прежде чем отправиться на такси в «Савой», где продолжили обед в кабинете с окнами на реку. Дайана явно была здесь завсегдатаем, так как метрдотель встретил ее глубоким поклоном и тут же усадил нас за лучший стол у окна. Мы заказали шотландскую семгу в качестве рыбной закуски, а потом у меня потекли слюнки от одного перечня в меню красных вин, и наконец, я выбрал шато латур 1920 года к ростбифу. Я заметил, как Дайана удивилась моей способности со знанием дела обсуждать с официантом достоинства вин. Американцы были знамениты тем, что совершенно не разбирались в винах, и именно поэтому Пол заставил меня тщательно изучить эту область, когда мы с ним были в Англии. Это входило в его планы создания у англичан впечатления, что я цивилизованный и достойный их собеседник.

Мы покончили с закуской и в ожидании горячего обменивались новостями.

Мы непринужденно болтали. Я демонстрировал свои лучшие английские манеры и упивался ее утонченным английским произношением. Она говорила о том, что делает довольно большие деньги — естественно, я не проявил бесцеремонность американца, спрашивающего о конкретных суммах, что салон работает ужасно хорошо, и она только что приобрела еще один склад, что оборот расширялся, и что все это «хотя изнурительно, дорогой, но достаточно увлекательно». По-видимому, у ее приятельницы Гэрриет был большой дом, там проводились все деловые приемы. Но раз в месяц они собирались по-домашнему в Мэллингхэме. «Это божественно, дорогой, все обожают этот дом», — а иначе она просто его не видела бы, так как была слишком занята в Лондоне этими мерзкими деньгами. «Это так вульгарно, дорогой, но что поделаешь? Попадаешь в эту механическую мельницу материализма, из которой просто не можешь вырваться». Да, она была в своем роде социалисткой, «но будем честными, дорогой, быть богатым дело довольно тяжелое, и в этом когда-то убедился Вэббс, не говоря уже о Ленине, Троцком и об этом ужасном Сталине…» И уж если говорить о коммунистах насколько случайной была случайная смерть Брюса Клейтона, и что в действительности произошло в банке на Уолл-стрит, когда холодный, спокойный, собранный Теренс О'Рейли вдруг решил истребить всех оказавшихся в поле его зрения?

Я выпил за день немало, но по-прежнему сохранял ясность ума. И выдал ей историю, известную моим партнерам, допустив, что О'Рейли был дерзким заговорщиком, а вовсе не религиозным фанатиком.

— А когда к ним всем примкнул Грэг Да Коста?

Я рассказал ей о пассивной роли Грэга.

— Но если деньги дал им не он, то кто же?

Я взвалил ответственность за это на советское правительство и уже начинал нервничать, когда она лучезарно улыбнулась и безмятежным голосом проговорила:

— Ну, а теперь, когда все кончено, Стивен, дорогой, не могу ли я получить обратно документ о праве собственности?

— Что за документ? — с облегчением переспросил я, радуясь, что она проглотила версию об иностранном правительстве.

— На право собственности, Стив. Документ, согласно которому Мэллингхэм был передан во владение Полу.

— А-а! Увы, Дайана, простите меня, но он никогда к вам не вернется.

— Как! — вся утонченность ее манер рассыпалась прахом.

— Погодите, я думаю, произошло следующее… — Я чувствовал себя виноватым в том, что совершенно забыл об этом проклятом документе, и храбро пытался объяснить, как обстояло дело. — Барту Мейерсу, который погиб вскоре вслед за Полом, было поручено уничтожить всю частную переписку Пола, находившуюся в секретных досье в подвальном сейфе. У меня нет никаких сомнений в том, что…

— Он сжег соглашение о Мэллингэхэме вместе с моими письмами к Полу. — Она пришла в неистовство. Потом внезапно сделала над собой усилие, стала снова прямой и естественной. — Но, Стив, что же мне теперь, черт побери, делать? Я должна довести это дело до конца. Может быть, мне следует обратиться к Корнелиусу…

— О, ни в коем случае, — возразил я. Я забыл, что находился в Европе. Перед моим взором снова встал Нью-Йорк. — Послушайте, — продолжал я, — вам не нужен этот документ, ведь вы не собираетесь ни продавать, ни сдавать в аренду, ни закладывать Мэллингхэм. Ведите себя так, как будто это имение ваше, и через полсотни лет, когда вы протянете ноги, никто уже не будет знать об этом ровно ничего. Все согласятся с тем, что Пол вернул вам эту собственность, а документ сочтут потерянным.

— Но юридически…

— Юридически в вашу пользу говорит Закон о сроках давности. Какой предел предусмотрен в Англии в отношении недвижимости? Двенадцать лет? Прекрасно, если вы будете сидеть тихо до тысяча девятьсот тридцать восьмого года, земля будет признана вашей в любом случае.

— Я так не думаю, Стив. Я уже изучила все это. Не думаю, чтобы Корнелиус не узнал, что Мэллингхэм принадлежит ему до того, как можно будет применить закон о сроках давности. Понимаете, я скрываю от него правду, и это уже преступный обман. Но если я уведомлю его о том, что владельцем Мэллингхэма является он, если напишу ему и предложу выкупить у него имение…

— Дайана, вы были совершенно правы, говоря об этом малом в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Он коварен. Послушайтесь моего совета, сидите тихо, и через несколько десятков лет поместье будет чисто от всяких притязаний.

— Но…

— Посмотрите на все это с такой точки зрения: вы не совершаете ничего преступного. По закону держать язык за зубами иногда, может быть, и является обманом, но не уголовным деянием. Документ о передаче права собственности уничтожен. Почти три года вас в Мэллингхэме никто не беспокоит, и нет никаких причин к тому, чтобы так не продолжалось еще тридцать лет. Но если вы начнете переписку об этом с Корнелиусом, могу вам гарантировать, что вы раскупорите банку с червями. У меня есть несколько причин думать, что он был бы только рад дать вам такую пощечину.

— Это мог бы сделать и Пол. — Дайана пожала плечами, потом рассмеялась, стараясь выглядеть светской дамой. — Вы изменили свое мнение о нем, не так ли? — улыбаясь, сказала она. — Почему? Расскажите мне обо всем — или об этом нельзя рассказывать?

— Голубушка, я могу говорить об этом парне до тех пор, пока над Грин Парком не забрезжит рассвет. — Я вспомнил, как выглядит парк из моего номера в «Ритце», где на столе стояла недопитая бутылка наилучшего шотландского виски. — Почему бы вам не отправиться сейчас со мной туда и не выслушать все, о чем вы хотели бы узнать?

— Это очень любезно с вашей стороны, — растягивая слова, отвечала Дайана, ускоренным маршем отступая за свой светский фасад. — Но мне обязательно нужно вернуться домой. Я должна быть завтра по делам в Бирмингеме, а поезд уходит рано утром.

Меня озадачила острота моего разочарования.

— Ах, пойдемте, Дайана! — воскликнула я, мобилизуя все свое очарование. — Я готов рассказать вам всю историю моей жизни в банке.

— А я с радостью бы вас послушала! — подхватила она, подавляя унцию за унцией мое очарование. — Поедем на следующий уик-энд в Мэллингхэм, там мы сможем излить друг другу душу.

Я почти залпом проглотил портвейн и, осторожно поставил стакан на стол, проговорил со всей английской сдержанностью, на какую был способен:

— Как мило с вашей стороны пригласить меня туда! Я с удовольствием принимаю приглашение, благодарю вас.

Может быть, мне показалось, что я начинал говорить совсем как Пол.

Что ж, я понимал, что следую по стопам Пола — разумеется, понимал, и она тоже это понимала. Но теперь она была вполне взрослой женщиной, а не ребенком, которого соблазнил Пол. И я был готов к этому легкому уик-энду, который сулил мне многое. В конце концов, мне было уже почти сорок два года, и я не допускал, что обожгу пальцы, независимо от того, насколько новое пламя вскружит мне голову.