Вильям Александров - Странный гость

• Название: Странный гость
• Автор: Вильям Александров
• Жанр: Великолепные истории

---

У него, видно, был такой голос, что говорившая с ним мать Люды не на шутку встревожилась.

— А… что случилось? Кто это?

— Это я, Николай.

— Простите? Николай Матвеевич?

Нет, другой Николай! Светланов. Ее товарищ по институту.

— Боже мой, Светлаша! Простите, что не узнала вас сразу… У вас был такой голос, что-то случилось?

Н-не знаю… — невпопад ответил Николай, — могу я поговорить с Людой?

— Да, конечно, только ее сейчас нет, она приходит очень поздно, они ведь готовят к сдаче спектакль, а у нее главная роль. Ей ведь роль Машеньки поручили, вы знаете?

Он растерянно молчал.

— Может быть, передать ей что-нибудь? Или позвоните утром, часов до десяти, пока она еще будет дома?

— Да, я позвоню утром, если можно.

Он позвонил около десяти, но Люды уже не было — оказалось, что на десять назначена репетиция, и Люда уехала из дома совсем рано.

— Она была очень рада вашему звонку, — сказала мама, — и просила передать, чтобы вы обязательно пришли на премьеру, билеты будут заказаны специально для вас, у администратора. Вы придете?

— Постараюсь.:. А… больше она ничего не говорила?

— Она очень хочет вас увидеть. Говорит, что вы единственный настоящий друг.

— Спасибо, я приду обязательно.

На спектакль Николай привел два седьмых класса и очень волновался — за Люду, за ребят (поймут ли?), за студийцев. Но все обошлось прекрасно. Играли студийцы хорошо. Зал, стоя, аплодировал молодым актерам минут пять, а Люде и ее партнеру Олегу Ставскому, игравшему профессора Окаемова, семиклашки устроили настоящую овацию, они побежали за кулисы, окружили их, забросали цветами.

Стоя за спинами своих питомцев, Николай видел, как по щекам Люды бегут счастливые слезы, как она прижимает к себе цветы, прячет в них лицо, повторяет: «Спасибо! Спасибо, ребята! Я вам так благодарна! Вы сами знаете, что для меня значит ваш приход, ведь это моя родная школа!»

— Людмила Сергеевна, а правда, что в школе вы даже не думали о театре? — невзрачная, щупленькая Маша Терехова не сводила с Люды восторженных сияющих глаз.

— Правда! Я ведь учительницей собиралась стать, всегда готовила себя к этому. И в институте тоже… Пока вот случайно один человек не уговорил меня как-то выручить драмкружок, попробовать себя на сцене, у них там людей не хватало…

— Николай Петрович! — несколько голосов разом произнесли его имя.

— Да, Николай Петрович. А вы его откуда знаете?

— Это же наш вожатый! Да вот он, это же он привел нас сюда!

Светланов не думал, что они его выдадут. Во всяком случае, так скоро. Он не успел скрыться, они расступились, и он оказался лицом к лицу с Людой.

Она кинулась к нему, поцеловала, прижалась мокрой щекой.

— Коленька, Светлашечка, спасибо, что пришел! В такой день! И ребят привел! Спасибо тебе — никогда не забуду!

Они стояли в квадратном полутемном тамбуре, отделявшем фойе от кулис, сбоку была дверь в курилку, она все время хлопала, оттуда валили клубы дыма, слышались гулкие выкрики, за кулисами тоже разносился густой, хорошо поставленный театральный баритон, хозяйски распекавший кого-то, а для Николая этот миг, когда Люда прижалась к нему мокрой щекой с потеками туши от ресниц, остался на всю жизнь светлым воспоминанием. Может быть, потому, что порыв был искренний, пересчитанный:, и прижалась она к Светланову так, словно искала у него защиты.

Осознал он это потом, а тогда почувствовал лишь прилив покровительственной нежности, желание укрыть ее, Люду, от любых невзгод, защитить, сделать счастливой. Вероятно, это и решило все последующее для него. А для нее… Этого он никогда не мог понять до конца.

В тот вечер Люда потащила его вместе со всеми участниками премьеры к себе домой — отмечать. На этот раз он ехал с ними в одном автобусе, сидел рядом с Людой на одном сидении, примостившись третьим, с самого края (она заставила его сесть и придерживала всю дорогу, обняв за плечи, «чтоб не упал в темноте»). Он горланил вместе со всеми залихватские песенки, хохотал в общем хоре по поводу каких-то малопонятных шуточек, и странное дело — чувствовал себя свободно: не испытывал ни стыда, ни скованности, он как бы стал частицей этого единого многоголосого, многоликого существа, переполнявшего весь автобус.

Потом было шумное застолье в доме у Люды, произносились тосты вперемежку с анекдотами, бокалы вздрагивали от хохота… Николай сидел между Людой и неправдоподобно красивой блондинкой с кукольным лицом, она почему-то демонстративно ухаживала за ним, кажется, в пику своему соседу справа — холеному седовласому мужчине с черной бабочкой на горле — подкладывала ему в тарелку, подливала в бокал и вообще вела себя по отношению к Николаю так, словно они были давно знакомы.

А когда Люда встала, торжественно попросила слова и произнесла тост за настоящего друга (подразумевалось: не такого, как некоторые), за человека, который впервые приобщил ее к сцене, помог поверить в себя, помогал во всем на первых порах, а сам никогда ничего не требовал взамен ни благодарности, ни особого внимания, словом, за настоящего, преданного, скромного друга юности Колю Светланова, — блондинка ахнула и произнесла вполголоса, но так, что все хорошо услышали:

— Боже мой, какая фамилия! Да за одну такую фамилию можно замуж выйти!

Впоследствии Николай часто вспоминал два женских взгляда, которые скрестились над его головой, — насмешливо-вызывающий взгляд блондинки справа, и несколько удивленный, со спокойным превосходством, но в то же время мгновенно вспыхнувший, словно озаренный чем-то взгляд Люды. Вспоминал и думал — уж не тогда ли, не в тот ли момент все решилось для нее? Во всяком случае, ночевать его оставили у Спицы пых. Люда уговорила его не уходить. Постелили ему в отдельной комнате, судя но всему, это была комната ее брата, служившего в армии.

Ночью, когда в доме утихло, все улеглись, дверь в комнату приоткрылась, и он услышал сквозь дрему теплый, заговорщицкий шепот:

— Светлашечка, сигареты у тебя есть? Уснуть никак не могу…

Еще плохо соображая, он вскочил, подбежал к двери и в полутьме коридора увидел Люду — она стояла босая, подрагивая от холода в едва накинутой на голые плечи простыне.

— Кажется, есть, — прошептал он так же заговорщицки и засуетился, пытаясь нащупать в темноте свой пиджак. — Сейчас… Вот только свет зажгу… Где он включается?

Она проскользнула в дверь, столкнулась с Николаем в темноте, обняла его, прижалась всем телом.

— Не надо света, не зажигай света…

А утром объявила родителям, что выходит за него замуж.

Вот так все решилось тогда — очень быстро и неожиданно для всех, впрочем, для него тоже.

Первое время он был счастлив. Жили они в той самой комнате, родители Люды от носились к нему хорошо, и вообще, это был тот редкий случай, когда родители не только не мешали молодоженам, но как-то очень умело, тактично помогали им. Люда с утра до вечера пропадала в театре, Николай разрывался между институтом и школой, так что все домашние заботы целиком ложились на родителей. Завтраком их кормила мама, ужином — папа, и единственно, чем Николаю удавалось помочь — по воскресеньям он ездил на рынок, привозил продукты или, если погода была хорошая, брал на себя стирку, таскал с третьего этажа во двор белье для просушки, а потом пес обратно ворох промерзшего, пахнущего свежестью белья.

Но Люда и в этом не участвовала: но воскресеньям она работала, в выходной — понедельник — чаще всего отсыпалась: уставала она страшно, а иногда и этот день занимала студия. Так что днем они с Николаем почти не виделись, и он грустно шутил, говорил., что если встретит свою жену днем на улице, то, пожалуй, не узнает, забыл «сак она выглядит. На что она, тоже шутя, советовала ему ходить на дневные спектакли, она там занята по субботам и воскресеньям.

Шутки шутками, но иногда он действительно ходил, когда уж очень тоскливо было. И покупал программку, где черным по белому было написано: «Снегурочка — Л. Светланова».

И все-таки это было для них хорошее время. В те редкие часы, когда они собирались все вместе за столом, Люда сыпала театральными новостями, в лицах изображала, как проходил худсовет, кто и как выступал — у нее это здорово получалось, — Николай от души хохотал, смеялись Антонина Петровна и Сергей Семенович, родители Люды.

Потом Николай по аналогии вспоминал педагогический совет в школе, изображать он, правда, не умел, но рассказывал увлеченно, Люда всегда с интересом воспринимала все, что касалось ее старых преподавателей. Она их всех помнила, помнила их прозвища и очень живо представляла, как все происходило.

— Ну, Матрешка, конечно, руками разводит, закатывает глаза — вот так, — Люда показывала, как закатывает глаза историчка Мария Степановна, — и плачущим голосом: «Това-а-арщп, но ведь Отечествен пая война двенадцатого года — это такая тэма! Такая тэма! Здесь и Толстой, и Лермонтов, и Пушкин, здесь такие хорошие оценки можно было получить, а они, понимаете…» И опять руками вот так — да?