Айседора Дункан - Моя жизнь. Встречи с Есениным

• Название: Моя жизнь. Встречи с Есениным
• Автор: Айседора Дункан
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00293-4

Айседора Дункан — всемирно известная американская танцовщица, одна из основоположниц танца «модерн», всегда была популярна в России. Здесь она жила в 1921–1924 гг., организовала собственную студию, была замужем за Сергеем Есениным. Несмотря на прижизненную славу, личная жизнь Айседоры Дункан была полна трагических событий. Это описано в ее мемуарах «Танец будущего» и «Моя жизнь».

Во второй части книги помещены воспоминания И. И. Шнейдера «Встречи с Есениным», где отражены годы жизни и творчества танцовщицы в нашей стране.

Книга адресуется самому широкому кругу читателей.

---

Заговорили о другом…

— А вы уверены, что это так? — вдруг спросила Айседора, прервав отвлеченный разговор, затеянный мною. Увидав мое недоумевающее лицо, смутилась:

— Я говорю об ответе на вашу телеграмму… Будет ли она к вечеру?

Но телеграмма уже ждала нас: «Содержание телеграммы Сергею известно…»

Айседора медленно поднялась по лестнице. Увидав Ирму, пошепталась с ней, и обе склонились, как заговорщики, над листом бумаги. Вскоре Айседора, вопросительно глядя на меня, протянула составленную ими телеграмму:

«Москва, Есенину. Петровка. Богословский. Дом Бахрушина.

Получила телеграмму должно быть твоей прислуги Бениславской пишет чтобы письма телеграммы на Богословский больше не посылать разве переменил адрес прошу объяснить телеграммой очень люблю Изадора».

Ответ мы не получили, так как на другой же день, 12 октября, выехали в Москву.

Много лет спустя я узнал, что Есенин все же ответил на телеграмму Айседоры.

На листке бумаги карандашом он стал набрасывать ответ: «Я говорил еще в Париже, что в России уйду, ты меня озлобила, люблю тебя, но жить с тобой не буду, сейчас я женат и счастлив, тебе желаю того же, Есенин».

Бениславская в своем дневнике писала, что Есенин дал ей прочитать эту телеграмму. Она заметила, что «если кончать, то лучше не упоминать о любви» и т. п. Есенин перевернул листок и на обороте написал синим карандашом: «Я люблю другую, женат и счастлив…» — и крупными печатными буквами подписал: «Есенин».

Я думал, что Айседора не получила этой телеграммы, потому что она никогда не была отправлена, но к перепечатанному на машинке тексту Есенина была приклеена квитанция об отправке 13 октября в Ялту телеграммы стоимостью 439 р. 50 к. (денежные знаки тех дней). Бениславская вспоминает также о том, как все смеялись над ее телеграммой к Дункан, но «такой вызывающий тон», пишет она, был совсем не в ее духе, все это было лишь «отпугивание и только…»

Кто же такая Галина Бениславская?

Это имя мне довелось прочитать вторично лишь годы спустя, когда ни Есенина, ни Дункан, ни Галины уже не было в живых.

Однажды зимой меня попросили помочь в организации похорон на Ваганьковском кладбише.

После похорон я побрел по расчищенным дорожкам. Неожиданно мне бросилась в глаза надпись на белой дощечке, прикрепленной к высокому массивному чугунному кресту (могила была ограждена такими же мрачными чугунными брусьями):

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Я никогда не мог заставить себя пойти к этой могиле. Потрясенный самоубийством Есенина, я был не в состоянии выехать из Минска, где проходили гастроли, даже на его похороны. Теперь я рванулся к могиле, провалился в сугроб и ухватился за чугунную ограду соседней могилы, повторявшей в уменьшенных размерах все мрачное оформление могилы Сергея Есенина. На белой дощечке — черная надпись:

ГАЛЯ БЕНИСЛАВСКАЯ

Эта девушка, умная и глубокая, любила Есенина преданно и беззаветно. Есенин отвечал большим дружеским чувством.

Есенин встретился с Бениславской еще до знакомства с Дункан, но никогда не говорил нам о ней. Она же молча пережила весь роман и брак с Дункан и отъезд за границу. Когда Дункан уехала на Кавказ, Есенин (он неверно мне сказал: «Перееду обратно в Богословский») поселился в ее комнате в Брюсовском переулке и даже перевез туда своих сестер Катю и Шуру.

В последние годы жизни Есенина Бениславская, работавшая до этого секретарем газеты «Беднота», целиком посвятила себя издательским делам Есенина.

Сохранилась их большая переписка. Приведу несколько выдержек из писем Есенина к Бениславской.

«Галя, милая! Повторяю Вам, что Вы очень и очень мне дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного…»[90] — писал Есенин.

Поэт делился с Бениславской творческими планами, посвящал ее в радостные и грустные события своей жизни. «Работается и пишется мне дьявольски хорошо»[91], — читаем мы в одном из писем. А в другом он признается: «Не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия»[92].

Есенин никогда не кривил душой. Любя и ценя Галину как редчайшего своего друга, он в то же время в марте 1925 года написал ей короткое письмо: «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю вас как женщину».

Тем не менее Бениславская не покидала его и заботилась о нем. Только когда после ее телеграммы в Ялту, приведшей к разрыву между Дункан и Есениным, прошло два года, женитьба Есенина на внучке Льва Толстого Софье Андреевне Толстой заставила Бениславскую отойти от него. Этот уход друга Есенин воспринял тяжело.

Галина Бениславская почти через год после смерти поэта — 3 декабря 1926 года — покончила жизнь самоубийством на могиле Есенина и завещала похоронить ее рядом с ним.

Она оставила на могиле Есенина две записки. Одна — простая открытка: «3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, после этого еще больше собак будут вешать на Есенина… Но и ему, и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое…» По-видимому, Галина пришла на могилу еще днем. У нее были револьвер, финка и коробка папирос «Мозаика». Она выкурила всю коробку и, когда стемнело, отломила крышку коробки и написала на ней: «Если финка после выстрела будет воткнута в могилу, значит, даже тогда я не жалела. Если жаль — заброшу ее далеко». В темноте она дописала еще одну маленькую кривую строчку: «1 осечка». Было еще несколько осечек, и лишь в шестой раз прозвучал выстрел. Пуля попала в сердце.

В Крыму Айседора не находила себе места, подолгу гуляла по Ялте и ее окрестностям, стараясь отвлечься от тяжелых мыслей.

Наконец мы выехали в Москву, хотя Крымский совнарком, узнав о приезде Дункан, хотел организовать в Симферополе ее выступление. Но Айседора рвалась в Москву.

На одной из станций я купил свежий номер «Красной нивы». Там было напечатано новое стихотворение Сергея Есенина. Когда я перевел его Айседоре, она воскликнула:

— Это он мне написал!

И сколько мы ее не убеждали, что уже первые строки стихотворения:

Ты такая же простая, как все,
Как сто тысяч других в России —

ясно говорят, что оно не имеет никакого к ней отношения, она упрямо стояла на своем.

Стихотворение это, как мы вскоре узнали, было посвящено артистке Камерного театра Миклашевской, очень красивой женщине, в которую, как говорили, Есенин влюбился.

13. Снова в Москве. Цветы от Есенина. Ужин с рязанскими песнями. Бюст Есенина работы Коненкова. «Смешная жизнь, смешной разлад…»

В Москве с Айседорой произошла неожиданная перемена: она замкнулась, о Есенине не говорила ни слова, не искала с ним встреч, внешне казалась спокойной, работала с детьми. Среди новых танцев, которым Айседора учила детей, «ирландская джига» — веселая жизнерадостная пляска на музыку Шуберта. Дункан сама занялась и костюмами для джиги. Короткие туники должны были быть ярко-зелеными.

В венах Айседоры текла ирландская кровь, унаследованная ею от деда.

— В Ирландии, — говорила Дункан, — цвет революции не красный, а зеленый, потому что ирландских революционеров вешали на деревьях… Легендарный Робин Гуд носил на шляпе зеленое перо.

Тогда же Айседора поставила карманьолу. Дети, танцуя, пели карманьолу на французском языке и бросали в публику красные цветы.

Кроме того, у нее возникла идея создать цикл «танцев русской революций». Они и были поставлены в следующем году — на темы старых и новых русских революционных песен. Дополненные потом танцами ирландской, французской, китайской революций, они имели огромный успех во время гастролей по Советскому Союзу, а также во Франции, в Китае, в Северной Америке и в Канаде — всюду, где выступала Московская студия имени Айседоры Дункан.

Но финансовое положение школы было по-прежнему неустойчивое, и Дункан написала письмо Луначарскому. Он просил ее приехать.

Приехали мы раньше назначенного времени. У Луначарского шло совещание. Вдруг двери его кабинета открылись, и оттуда вышла статная и довольно полная женщина. Горделиво и важно ступая, она прошла через приемную к выходу.

— Кто это? — спросила Дункан.

— Замнаркома Яковлева, «левая коммунистка». Она ведает всеми финансовыми вопросами Наркомпроса.

Айседора порывисто поднялась с кресла:

— Идемте! Нам тут нечего делать. Эта женщина носит корсет! Разве она согласится финансировать школу Айседоры Дункан, которая уничтожила корсет во всем мире?

И заставила меня уйти…

Мне пришлось потом рассказать Луначарскому о причине, по которой не состоялся его разговор с Дункан. Он сначала смутился, а потом весело расхохотался…

Начался театральный сезон. Первый спектакль Дункан был составлен из произведений Чайковского, программа второго спектакля была вагнеровская.