Сергей Смирнов - Дети выживших

• Название: Дети выживших
• Автор: Сергей Смирнов
• Жанр: Фэнтези

Роман-фэнтези о том, что случилось после войны. Боги перевоплощаются в героев, чтобы продлить их поединки. Но есть другие боги, — и их сила кажется необоримой… Поэтому в последний бой вступают мертвые герои.

---

Он помолчал и спросил:

— Кто ты? Я не знаю тебя.

— Я Шаат-туур, темник Богды-каана.

Нгар кивнул.

— Ты не встречал здесь коней? — спросил он.

— Нет… Но мой конь со мной.

Из тумана появилась лошадиная морда. Конь ткнул Шаат-туура мокрыми губами в затылок, в трясущуюся седую косицу.

В тумане появились новые смутные тени. Люди и кони.

Пока они шли, — а шли они медленно, словно брели на ощупь, — кто-то сказал:

— А может быть, Ров — не круг и не линия? Ведь он всё время с нами, с самого рождения. Он движется с каждым нашим шагом, как будто нехотя отступая. Но каждый следующий шаг может стать шагом в пропасть.

— Это похоже на правду, — согласился Нгар. — Но тогда это означает, что Ров не вне, а внутри нас.

— И Те, кто сидит у Рва — тоже.

Это сказал появившийся из тумана Крисс. Он постоял, глядя себе под ноги, а потом вдруг стал быстро удаляться — быстро-быстро, словно какая-то неведомая, неземная сила вытаскивала его из тумана.

— Ров — внутри меня. Сидящие у Рва — внутри меня, — задумчиво сказал Нгар. — Что же это значит?

— Наверное, это значит, — сказал Даггар, — что мы победили Ров. А те, что остались за туманом, — ещё нет.

— И ещё это значит, что Ров исчезнет, если исчезнут все, кто носит его в себе, — добавил Нгар. — Но мы попробуем справиться сами.

Он поднялся. К нему подбежала лошадь, — тёмная смутная громадина. Нгар легко вскочил в седло.

— А как же Крисс? — спросил Даггар. — Он только что был здесь. Он стоял вот тут…

— Нам некогда. Мы не можем ждать его.

Дельта Тобарры

По мере того, как Ар-Угай продвигался на север, вылавливая и казня дезертиров, присоединяя к войску тех, кто сдавался, — сила его росла. Теперь уже Ай-биби не осмеливалась командовать; она сидела в своей громадной повозке, окруженная служанками, и лишь временами ворчала, неодобрительно комментируя события.

Служанки, оказываясь вне повозки, шушукались и хихикали, и с восхищением глядели на Ар-Угая.

— Нет, не доведёт он нас до добра, — рассуждала Ай-биби. От постоянного сидения в повозке у нее начались приступы удушья и головокружения, и сама она заметно расплылась, подурнела, и словно сразу постарела на несколько лет. Теперь ей можно было дать её годы.

А Ар-Угай вступал в города и юрты победителем. Если какой-то город не желал впустить его, ссылаясь на то, что он незаконно присвоил себе власть Великого каана, — Ар-Угай брал город быстрым и решительным штурмом, и безжалостно истреблял жителей. Так случилось в Кагебе, Иннуларе и Махабатте.

Айгуль со своими любовниками и прихлебателями, заслышав о приближении Ар-Угая, бежала из Тауатты в Алаш. Оттуда перебралась дальше на север, в Данабатту, а потом — в Махамбетту. С каждым передвижением свита её уменьшалась, и в Махамбетте она осталась с несколькими служанками и с двумя десятками воинов.

Дальше бежать было некуда: севернее на десятки миль простиралась громадная дельта Тобарры, заросшая тростником, с плавучими островами, с предательскими болотами. В дельте жили фламинго, пеликаны, бакланы и чирки. Да еще — изгои, люди без роду и племени.

Но когда отряды Ар-Угая приблизились к Махамбетте, и пронёсся слух, что всесильный темник ищет именно её, Айгуль, — она решилась. С последними друзьями она перебралась через несколько проток, и остановилась на одном из островов.

Но однажды ночью вспыхнул тростник, с шумом поднялись в небо птицы, и Айгуль, бросив небогатый скарб, побежала ещё дальше на север, — к океану.

* * *

Её долго искали. Говорили, что в самом конце с ней оставались только служанка и Айрат — простой пастух, которого она назначила тысячником, и который делил с ней её постель.

Их не нашли.

Однажды под вечер Ар-Угай проехал по выжженному островку и в просветах следующих островов увидел тёмно-синюю громаду океана. Он переплыл последнюю протоку, не слезая с коня, выбрался на маленький клочок суши. Здесь уже не было тростника — островок был песчаным, с клочьями жесткой травы.

Ар-Угай подъехал к самому берегу, так, что накативший морской вал осыпал коня брызгами и пеной. Конь коротко заржал: ему не нравилась открывшаяся бесконечность.

Тогда Ар-Угай спешился и сказал Хуттаху:

— Я хочу посмотреть на море. Может быть, это и есть последнее море, к которому мы так долго шли?

Хуттах хотел было возразить, что они шли к южному морю, а это — север, но промолчал. А потом догадался и сам: это у земли есть противоположные концы. А у моря нет конца, оно едино, и волны, омывающие землю с запада, ничем не отличаются от тех, что омывают восточные берега.

Ар-Угай и десяток его спутников разбили два шатра — для командира и для телохранителей. Разожгли костер из плавня, найденного на берегах, поужинали подстреленной болотной дичью.

Ар-Угай ничего не сказал о карауле, но Хуттах позаботился об этом по привычке. Хотя — откуда здесь можно ждать врагов?..

Оставив у костров двух воинов, Хуттах отправился спать.

Ар-Угай тоже лёг в своем шатре. Он долго ворочался и не мог уснуть. Море грозно дышало, шумело, и ему казалось, что оно недовольно, что оно грозит ему.

А потом шипение волн стало его убаюкивать.

Он задремал. И сквозь дрёму услышал окрик часового. Волны помешали ему расслышать, что крикнул часовой.

Потом часовой крикнул снова и замолк.

Ар-Угай с трудом разлепил глаза. Снаружи поднялся ветер, и волны гремели о берег всё грознее, и тяжесть их становилась такой, что островок содрогался.

Ар-Угай вздохнул и решил, что надо выбраться из шатра, посмотреть, всё ли в порядке…

Он откинул полог. В шатёр ворвался ветер и надул его так, что Ар-Угай испугался, что колья не выдержат, и шатёр вот-вот взлетит.

Он выскользнул наружу.

Ревели волны, и ветер швырял пену далеко от линии прибоя. Костры были погашены, и лишь смутные далекие зарницы временами бросали на островок мертвящий свет.

— Эй! — позвал Ар-Угай, не видя часового. — Хуттах!..

Голос его глушили волны, сносил ветер.

Держась руками за землю, Ар-Угай на коленях пополз к соседнему шатру.

Шатер был распахнут, и полог рвал ветер; полог то откидывался, открывая шатер, то захлопывался, и Ар-Угай отчего-то почувствовал страх. Он дополз до шатра, сунул внутрь голову.

— Хуттах! — крикнул он.

Никто не отозвался. Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел спящих людей, лежавших друг возле друга.

Ар-Угай толкнул ближайшего к нему. Тело оказалось неподатливым и…

Ар-Угай торопливо ощупал его руки, грудь, шею. И внезапно почувствовал, что руке стало тепло. Это была кровь. И она еще не остыла.

Ар-Угай отпрыгнул от шатра, оглянулся. Вспышка зарницы осветила черное пятно костревища и часового, лежавшего ничком, подобрав под себя руки.

Сквозь ветер и шум волн до него донеслось ржание. Ага, значит, стреноженные кони были живы, и они где-то здесь, недалеко… Ар-Угай привстал и кинулся на звук, но внезапно под его ногой оказалось какое-то препятствие, и он рухнул, зарывшись лицом в мокрый песок.

Но он тотчас же перевернулся, выхватил кинжал. Увидел смутную тень, которая мелькнула перед глазами, и мгновенно прилегла, словно слившись с песком.

— Кто бы ты ни был! — крикнул Ар-Угай, — Человек, зверь или демон — выходи! Я хочу увидеть тебя!

И тогда что-то выросло перед ним, поднявшись прямо из песка, и рядом с собой Ар-Угай разглядел белое лицо с широко открытыми глазами. Глаза были раскосыми — это Ар-Угай понял чуть позже. А пока, не думая, он поднял кинжал и ударил прямо перед собой, метя в горло неведомому убийце. Но кинжал встретил лишь воздух, и Ар-Угай, стоявший на коленях, снова упал лицом в песок.

Почему-то вокруг была вода. Он едва не захлебнулся и вскочил, испытывая уже настоящий панический страх.

— Кто ты? Покажись!.. — крикнул он из последних сил, дрожа и силясь пронзить взглядом темноту.

Полыхнула зарница. И Ар-Угай наконец увидел его — невысокого человека в темной кожаной одежде, с кожаной повязкой на голове.

Снова ударить кинжалом Ар-Угай не успел. Его ослепила боль в груди, как будто в нее вонзилась молния. Он качнулся, захрипел, выронил кинжал, с ужасом догадываясь, что случилось непоправимое.

Он стал медленно заваливаться на спину, прямо в воду, которая всё прибывала, заливая островок.

Перед тем, как вода покрыла его целиком, он снова увидел белое лицо, нависшее над ним, и услышал непонятные, глупые и обидные слова:

— Вспомни, как он умирал, хуссарабский шакал!..

И в самый последний миг, когда свет погас, и другой, неземной свет ослепил его, он внезапно всё понял.

Но теперь это знание было бесполезно, бессмысленно; теперь ни он сам, ни его мысли и слова, ровно ничего не значили. Ни для живых, ни для мёртвых. Ни для людей, ни для богов. Больше ничего нельзя было сделать: ни пощадить, ни простить.