Александр Кабаков - Старик и ангел

• Название: Старик и ангел
• Автор: Александр Кабаков
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077726-6

Герой нового романа Александра Кабакова «Старик и ангел» профессор Кузнецов на восьмом десятке понимает, что жизнь прошла впустую: женился без любви, менял женщин без страсти и остался в одиночестве.

Инфаркт… но тут все и начинается. Появляется странный полковник какого-то странного ФСБ Михайлов, речь заходит о душе и Дьяволе, о счастье и власти… И не миновать бы профессору когтистых лап, если бы не ангел по имени Таня. Оказывается, что жизнь еще можно изменить!

---

Дмитрий Миронович удачно похлопотал, и Сергея — к этому времени на его рентгеновских снимках уже не было никаких затемнений — после седьмого класса взяли в специальную школу при том самом знаменитом институте, где студенты были все математические гении, а преподавали сплошь академики. Институт этот располагался в том же ближнем пригороде, где в бараке прошло детство Сергея, там же было общежитие, в котором жили студенты, школьники и даже некоторые преподаватели, там поселили и Сергея Сенина. За три месяца он получил в этой школе аттестат — даже с четверками по русскому и литературе, преподаватели там по всем предметам были выдающиеся, умели натаскивать, если нужно, — и стал студентом.

Он уже несколько лет был круглым сиротой.

Обычно мать и Сенин приезжали к нему в лесную школу раз в неделю, но однажды, когда Сергей был в пятом классе, Сенин приехал один и сказал, что мать приболела. На следующей неделе не приехал никто, а Сенин позвонил по телефону директору, попросил в качестве исключения позвать ученика Сенина Сергея и сказал, что мать в больнице… Потом приехал через месяц, сказал, что мать еще в больнице и хочет видеть Сергея. Его отпустили из школы на два дня. Он стоял у материной кровати и с удивлением смотрел на худую как скелет старую женщину с желтой кожей, редкими, разбросанными по подушке волосами и обтянутым костяным лбом. Мать молча держала его за руку, а Сенин сидел рядом с матерью на краю кровати и тоже молчал.

После смерти матери Сенин приезжал сначала раз в месяц, потом все реже и со все более сильным запахом водки, а потом перестал приезжать вовсе. Сергея отпустили из школы одного — парень уже перешел в шестой класс, и он за полдня добрался до дому. Дверь в квартиру была открыта, Сенин лежал на диване вниз лицом и спал, хотя была середина рабочего дня, а на кухне, пол которой был почти сплошь уставлен пустыми бутылками, толстая девушка в сатиновом рабочем халате кормила Игоря картошкой, пожаренной с колбасой, — внимательно смотрела, как мальчик ест. Она спросила: «Ты Сергей?» — и предложила: «Картошку будешь?» Сергей отрицательно покачал головой и молча вышел, захлопнув за собой входную дверь…

Через полгода Николай Иванович Сенин в пьяном виде замерз ночью у своего подъезда.

Словом, к тому времени, как Сергея Сенина, пятнадцати лет, приняли в знаменитый институт, родственников у него, кроме брата Игоря, неизвестно где находящегося с толстой девушкой и неизвестно, живого ли, не было. Брат Игорь считался пропавшим без вести — все родственники Сергея если не умирали вдруг, то пропадали без вести.

Как-то так получилось, что из Сенинской квартиры Сергея выписали. Он ведь был несовершеннолетним и в ней не жил…

А жил Сергей в общежитии на стипендию, которую платили всем студентам того института. Стипендия эта была вдвое больше обычной студенческой стипендии того времени, а за общежитие он вообще ничего не платил, как сирота. Так что Сергей ни в чем не нуждался. Товарищей, с которыми обычно все выпивают в студенческие годы, у него не было. В преферанс и даже в шахматы он не играл. И спортом занимался одиноким — бегом на длинные дистанции. Словом, был абсолютно отдельным ото всех и всего, кроме сопротивления материалов и более общих дисциплин этой же группы вроде теории упругости и теории пластичности.

Не то что он специально сторонился товарищей — скорей они не особенно им интересовались. Среди студентов самого, вероятно, прославленного, хотя и секретного в те годы института было много ребят из семей ученых, причем ученых крупных, не в первом, как правило, поколении. Их способности и воспитание проявлялись не только в учебное время, но и в свободное, которого у Сергея просто не было — в свободное время он читал учебники и монографии и сдавал по две сессии, а то и по три за время одной. А они читали модные романы в популярных литературных журналах, сами сочиняли и пели песни под гитару, знали наизусть много стихов, в том числе и запрещенных, слушали по ночам иностранное радио, а утром рассказывали анекдоты. Сергей им был не только неинтересен, но и несимпатичен. Они будто чувствовали исходивший от него особый запах, запах барака, не выветрившийся с детства, хотя Сергей принимал душ два раза в день и никогда не рушился, как многие из них, спьяну в постель, не почистив зубы, — поскольку не бывал никогда пьян.

Да ведь и лет с барачных времен прошло сколько! И в квартире приличной он жил, и в лесной школе — правда, тоже несколько барачного духа…

Но прозвище заглазное у него было Гегемон, и он об этом знал и нисколько не расстраивался. Честно говоря, несмотря на успешно сданные экзамены по мировоззренческим предметам — истории КПСС, политэкономии капитализма и социализма, марксистско-ленинской философии, он не особенно отчетливо представлял себе, что такое гегемон.

К восемнадцати годам, вместо обычных двадцати двух, он с красным дипломом — даже ненавидимый английский одолел! — окончил институт, был оставлен в должности ассистента на обожаемой кафедре сопротивления материалов, а в качестве одинокого преподавателя — в той же комнате общежития, только к нему перестали подселять соседей. Можно было предположить, что лет максимум через пятнадцать появится по крайней мере членкор по отделению технических или физико-математических наук Сергей Сенин, вернее, Сергей Кузнецов — как раз, преодолев все формальности, вернул он в это время себе фамилию по родному отцу, чем сильно удивил коллег…

Но тут с ним произошло нечто необъяснимое.

Или объяснимое — если вспомнить неясный намек на провал времени в его биографии, на каковой провал мы уже обращали внимание и обещали его растолковать. Не то он родился на шесть лет раньше, чем было зафиксировано соответствующим свидетельством и нашим рассказом, не то многие описываемые нами в настоящем времени события на самом деле произойдут в будущем… Второй вариант даже более вероятен, поскольку тут некоторые вещи случатся совершенно фантастические, и обстоятельства их будут нереальными — в будущем же все может состояться…

Впрочем, позже.

А сейчас о странностях ранней Кузнецова Сергея молодости.

Глава третья Как будто подменили

Сергей Кузнецов почти потерял любовь ко всему, что любил прежде, и полюбил то, что было вовсе безразлично. Будто с возвращением родовой фамилии стал он другим человеком.

Начнем с того, что он полюбил художественную литературу, ходил на почту за журналами «Новый мир» и «Юность» и брал в библиотеке книги из отделов, о существовании которых раньше не знал. Обладая удивительной памятью и быстрой сообразительностью, вскоре едва ли не наизусть запомнил много прозы от Толстого до Паустовского, просто наизусть — стихи Лермонтова и Блока, стал разбираться и в текущих литературных событиях. Естественно, следил за творчеством своего однофамильца Анатолия Кузнецова, а также Гладилина, Аксенова, Амлинского и других вольнодумцев современной литературы, не говоря уж о поэтах Евтушенко, Рождественском, Вознесенском, Ахмадулиной, а также сочинителях песен Окуджаве и Визборе.

Соответственно перераспределились его силы и время. Все меньше он сидел дома, в комнате общежития, все равнодушней работал над диссертацией, посвященной созданию современной, предполагающей использование электронно-вычислительной машины М-20, методики расчета рамных конструкций, подвергающихся динамическим нагрузкам… Между прочим, в этой теме были заинтересованы военные, и, конечно, закончи Кузнецов диссертацию, как тут же ему дали бы защититься без всякой очереди, и молодой кандидат технических (или даже физико-математических) наук получил бы приглашение на должность начальника сектора, а то и отдела в соответствующее конструкторское бюро. А это значило: триста пятьдесят (а то и четыреста двадцать), включая надбавку за степень, плюс премии, плюс близкая перспектива докторской и должности заместителя главного конструктора годам к тридцати восьми — сорока. Все складывалось, да еще и биография — сирота… И при этом непьющий… Ну, понятное дело, квартира по нормам на должную составиться к тому времени семью (любая красавица и умница из числа коллег в полном распоряжении) плюс двадцать квадратных льготных метров за степень. Своим чередом Государственная, а то и Ленинская премия в группе (без публикации в открытой печати, естественно) «за важнейшую оборонно-техническую разработку». Автомобиль «Москвич-403», а то и «Волга» ГАЗ-21, в зависимости даже не от заработков, их хватило бы и на две машины, а от наличия в профкоме и от собственного тщеславия.

И так далее.

Но ничего этого не произошло.

Переродившийся Серега Кузнецов влился в тот большой отряд веселых бездельников — можно было бы сказать, плейбоев, если бы не отечественная склонность к духовному и душевному, — каких было в те времена не меньше трети в любом НИИ, КБ и техническом вузе.