Ольга Егорова - О чем расскажет дождь

• Название: О чем расскажет дождь
• Автор: Ольга Егорова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007

Брошенная жена…

Женщина, месяц за месяцем переживающая боль этого унижения…

Новая любовь пришла к ней нежданно — когда она уже отчаялась встретить СВОЕГО ЕДИНСТВЕННОГО.

У ее избранника есть ВСЕ — ум, мужское обаяние, доброе сердце… но свободен ли он?

Алина встает перед НЕЛЕГКИМ выбором, от которого зависит вся ее жизнь…

---

— Кто она? — спросила Алина, даже не ожидая от себя этого вопроса. Она просто пыталась понять, как нужно вести себя в сложившейся ситуации. Подумала: наверное, нужно спросить, кто она, — и спросила.

— Ты на самом деле хочешь это знать?

— Не знаю. Наверное, хочу. Не знаю. Скажи все-таки.

— Она — женщина.

— Ах, вот как…

— Ты иронизируешь…

— Нисколько. Я жду продолжения.

— Ее зовут Лариса. Мы познакомились… Господи, Алина, зачем тебе все это!

— И правда, ни к чему. Значит, ты ее любишь…

— Да, я ее люблю.

— Ты уверен?

— Если бы не был уверен, никогда не решился бы на этот разговор. Пойми, прошу тебя…

— Я все прекрасно понимаю. Все понимаю. Все…

Она уже не знала, что сказать. Ей хотелось только одного — чтобы все это побыстрее кончилось. Происходящее напоминало операцию без анестезии, и оба они понимали, что чем быстрее эта операция завершится, тем скорее наступит облегчение.

— И что ты намерен делать дальше?

— Я думаю, нам следует расстаться. Я поживу пока с родителями…

— Да, конечно. Я думаю, это подходящий вариант. Я думаю… Когда ты намерен?

— Ты не представляешь, как мне тяжело, Алина…

— Когда ты намерен…

— Сегодня. Я думаю, нет смысла, и нам обоим было бы слишком тяжело оставаться теперь… Ты понимаешь, о чем я…

— Хорошо. Я думаю, это отличная идея.

— Алина, перестань.

— Нет, я вполне серьезно. Я думаю, чем скорее, тем лучше. Ты намерен оформить развод?

— Я пока не думал об этом.

— Да, я понимаю. Что ж… Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать вещи?

— Не знаю. Полчаса, может быть… Господи, я совсем не так все это себе представлял! Это невыносимо!

— Ты часто все себе не так представляешь. Авторский взгляд, что поделаешь. Извини, это защитная реакция, на самом деле мне совсем не хочется тебе грубить. Я все понимаю… По крайней мере пытаюсь понять. Значит, полчаса… Не забудь только, прошу тебя, ничего. Бритвенные принадлежности и все такое, знаешь. Чтобы ничего не оставалось, так легче. А я пойду прогуляюсь. Вернусь через час. Надеюсь…

— Алина!

Он попытался ее остановить. Или сделал вид, что пытается, потому что и сам прекрасно понимал: ей сейчас лучше уйти. Никакого другого выхода из ситуации нет, а затягивать мучения бессмысленно.

Алина шла по улице медленно. Каждый шаг давался ей с трудом. Как будто она год пролежала в постели без движения, а теперь заново училась ходить, как учится ребенок. Только потом поняла, что просто ждала. Шла медленно и ждала — вот сейчас она услышит его голос, обернется и бросится к нему, расплачется у него на груди и простит его, простит и забудет весь этот кошмар. Каждый в жизни совершает ошибки, главное — успеть осознать и исправить. Осознать и исправить… Она прошла первый перекресток, второй. Оглянулась — за спиной не было ни души, узкий проулок между домами освещался тусклым светом вечерних фонарей. Только ветки деревьев слегка покачивались в такт грустной мелодии ветра…

Она прибавила шаг, а потом побежала, уже ни на что не надеясь. Выбежав на проезжую часть, пересекла дорогу под скрип тормозов проезжающих автомобилей. Все шла и шла, не чувствуя под собой земли и не задумываясь о том, куда идет. Кровь пульсировала в висках: «Не может быть. Этого не может быть. Не может…»

Алина понятия не имела, сколько времени продолжалось это ее бессмысленное блуждание по городу. Помнила только, что внезапно остановилась посреди улицы, как будто ноги вросли в землю, и подумала: «Что же я наделала! Что же натворила, дура! Ведь не надо было, не надо было никуда уходить…»

Она оглянулась по сторонам, пытаясь понять, где находится. Повернулась и торопливо зашагала обратно, с каждым шагом все быстрее и быстрее, и снова побежала — теперь уже не прочь, а обратно, повторяя бледными губами: только бы он не ушел, только бы не ушел! Ведь нужно было уговорить его остаться, попробовать начать все сначала, дать шанс — и себе и ему, разве их любовь того не стоила? Разве не было ее, этой любви, ради которой можно было попытаться простить и начать все сначала? Разве не должна была она хотя бы попробовать за нее побороться? Разве можно было сдаться — вот так сразу, без боя, без попытки спасти эту любовь, которая и заключала в себе смысл их жизней?

«Что же я наделала, что же я натворила!» — твердила она, из последних сил пытаясь убедить себя, что еще не поздно. Что все еще можно исправить, что у нее все получится, ведь простить — это так просто, ведь она любит Максима, и он — он тоже любит ее, черт возьми, и не мог разлюбить вот так сразу, не мог… Она представляла себе, как ворвется в квартиру, застанет его на пороге с чемоданом в руках. Как бросится ему на грудь и скажет «Не уходи!». И он останется, непременно останется, и они все преодолеют, все смогут, потому что у них есть главное — любовь…

Оказавшись у порога квартиры, она попыталась отдышаться. Пригладила волосы, вспомнив вдруг, что с утра и не подумала привести себя в порядок: помыть голову, припудрить лицо. «Господи, я же ужасно выгляжу…» Нажала на кнопку звонка. Второй, третий, четвертый раз… Нажимала бесчисленное количество раз, пока не поняла наконец — ей никто не откроет. Прислонилась лицом к дверному косяку и застонала от боли…

Открыла дверь ключами, вошла в квартиру.

В прихожей не было его ботинок. Бросилась к шкафу — половина вешалок были пустыми. Только ее одежда. Только ее гитара — одиноко висит на стене. И даже компьютера не было. «Значит — навсегда…» Она бросилась в ванную, потом в кухню, в туалет, пытаясь отыскать в квартире хотя бы одну вещь, которую он забыл, — чтобы можно было верить, что он вернется за этой вещью. Вернется, и тогда уже все будет по-другому, она не отпустит его уже никуда, она все ему объяснит, заставит поверить в то, что все у них получится, и он поверит, и у них на самом деле все получится… А то, что было, забудется как страшный сон, и они никогда не станут его вспоминать, а будут вспоминать только хорошее и светлое…

Ни одной вещи не было. Она стояла растерянно посреди комнаты и смотрела в окно невидящими глазами. И вдруг увидела на балконе его футболку. Постиранную накануне футболку, которая, наверное, просто еще не успела высохнуть.

Алина бросилась на балкон, стянула футболку с веревки, прижала к себе. И в этот момент вдруг поняла окончательно: Максим не вернется.

На следующий день он не позвонил. Прошла неделя. Алина не выходила из дому, перестала посещать занятия в институте. Каждый день просыпалась с мыслью: может быть, сегодня. Засыпала, думая: может быть, завтра…

Через неделю позвонила ему сама. Трубку взяла свекровь, и Алина на мгновение потеряла дар речи — она так волновалась, так готовилась к этому разговору и даже не подумала, что скажет, если трубку возьмет Елена Михайловна. Хотела просто оборвать связь, не говоря ни слова, но потом все-таки решилась:

— Здравствуйте, Елена Михайловна…

— Алина… Алиночка, здравствуй! Господи… — Голос был растерянным.

— Я хотела поговорить с Максимом…

— С Максимом… А его нет, Алина.

— Нет?

— Послушай, ты из дома звонишь? Давай я к тебе сейчас приеду? Я сама собиралась, но только он мне не разрешил, говорит, тебя сейчас лучше не беспокоить…

— А где он?

— Алина, давай я к тебе приеду, и мы обо всем поговорим…

— Где он? — нетерпеливо перебила ее Алина.

— Он… Он не живет здесь, Алина. Уже неделю. Ты ведь знаешь…

— Знаю. Спасибо, Елена Михайловна. Только не надо ко мне сейчас приезжать. Как-нибудь в другой раз, я сама вам позвоню. И мы договоримся, хорошо? Не сейчас…

Она повесила трубку, не дослушав искренних слов сочувствия, которые разрывали душу на части. Все что угодно — только не эта жалость, только не бессильное сочувствие, от которого становится еще больнее, в тысячу раз больнее… Если больнее вообще может быть.

* * *

В институт Алина больше так и не пошла. Вскоре подошло время сессии, она не явилась ни на один экзамен, и ее отчислили с четвертого курса. Два месяца она провела, практически не выходя из дома. Елена Михайловна ее не послушалась, приехала в тот же вечер сразу после разговора. Потом приходила почти каждый день, пыталась как-то утешить, отвлечь, готовила еду, уговаривала поесть. О Максиме они почти не говорили. Если изредка разговор хотя бы косвенно касался прошлого, тут же обрывали или старались сменить тему. Но однажды, когда после их разлуки прошло уже больше двух месяцев, Елена Михайловна не выдержала.

Придя к ней как-то вечером, она застала Алину сидящей на полу, всю в слезах, с кипой фотографий, рассыпанных вокруг. Подошла, взяла в руки несколько снимков, рассматривала некоторое время долго и внимательно.

— Знаешь что, дочка, — сказала наконец, — нельзя так. Невозможно так жить, когда не можешь примириться с жизнью. Прошлого не вернешь, но надо думать и о будущем. Еще несколько месяцев такой вот жизни — ты представляешь, во что ты превратишься? Тебя уже сейчас человеком назвать трудно. Не живешь, а влачишь существование. А ведь ты молодая, красивая…