Якоб Аржуни - Домашние задания

• Название: Домашние задания
• Автор: Якоб Аржуни
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7516-0776-0

Йоахим Линде — герой романа Якоба Аржуни «Домашние задания» — преподаватель гимназии, производит впечатление респектабельного человека, у которого в жизни все идет как нельзя лучше. Однако на его уроках происходят бурные дискуссии, нередко заканчивающиеся скандалом, о нацистском прошлом Германии, жена находится в психиатрической лечебнице, дочь не так давно пыталась покончить с собой, а сын попал в автомобильную катастрофу. В конце книги становится понятно, что причина всех этих событий — сам Линде, коварный, лживый человек, который умудряется даже несчастья близких обернуть себе на благо.

---

Линде натянул носки и сунул ноги в пестрые американские спортивные туфли. Когда он поглядел на себя в зеркало платяного шкафа, то ему подумалось, что он еще вполне может сойти за тридцатипятилетнего.

Он прошел в гостиную, застегнул рюкзак, взглянул на часы — через полчаса ему выходить, — написал записочку сыну:

«Дорогой Пабло, надеюсь, ваша демонстрация прошла успешно, повеселись остаток вечера в субботу, я вернусь в воскресенье часам к шести, всего доброго, твой Йоахим».

Зашел в кухню, прикрепил записку вместе с банкнотой в 10 евро (не слишком ли много?) магнитом к стенке холодильника, минутку постоял в нерешительности — может, пора уже идти на вокзал? — вернулся в гостиную к CD-плееру и поставил новый диск «Буэна виста сошиал клаб» — своей теперешней любимой группы. Еще в бытность студентом он слушал в основном кубинскую музыку и по сей день собирал кубинские пластинки и CD. В начале их знакомства Ингрид считала эту музыку чрезвычайно интересной, и частенько они в субботу вечером ездили в один из кубинских клубов во Франкфурте, пили там мохито и танцевали всю ночь до утра. Даже свадебное путешествие они собирались провести на Кубе. Однако родители Ингрид, владельцы аптеки в Дармштадте, так решительно пригрозили прекратить с ними всякие отношения, если их дочь полетит на коммунистический остров, что Линде в конце концов дал себя уговорить на поездку в Венецию.

А потом, как показалось Линде, Ингрид возненавидела музыку и вообще все, что хотя бы отдаленно имело отношение к радостям жизни и удовольствиям. Ржаные хлебцы, концерты фортепианной музыки и жирный крем для лица, пуловеры, по размеру подходящие разве что корове, да фильмы по телевизору о женщинах, больных раком, — вот из чего состоял мир Ингрид последние несколько лет. Да, и еще клиника. Во вторник Линде отвез ее туда после того, как накануне ночью проснулся около четырех часов утра, услышав сквозь сон, что Ингрид пакует чемоданы. Она складывала не платья и книги, чтобы уехать из дому ненадолго, а посуду и кастрюли, супы в пакетиках, запихивала диванные подушки, подсвечники, ковры и телевизор. Когда Линде заговорил с ней, она никак не отреагировала. А когда он взял ее за плечи и попытался встряхнуть, она принялась орать, затеяла драку и швыряла на пол все, что попадется под руку. После того как приступ кончился, она просидела часа два, забившись в угол дивана, курила одну сигарету за другой, время от времени ехидно хмыкала или просто молчала, тупо глядя перед собой. Около половины седьмого Линде позвонил одной сослуживице и попросил подменить его утром. А сам погрузил совершенно безвольную и обессилевшую Ингрид в машину и отвез ее в клинику. Только когда в дверях вестибюля клиники появился доктор Бауэр, в Ингрид как будто мелькнула искра жизни. Без всяких пауз, не договаривая фраз, Ингрид бросилась к доктору Бауэру с жалобами. Говорила, что муж весь вечер терроризировал ее своей музыкой, громко пел, несколько раз пускался в пляс в гостиной, пил спиртное и делал все, чтобы, глядя на него, она почувствовала себя еще более слабой и несчастной.

— И все это лишь для того, — бросила она Линде в лицо, — чтобы я лишилась рассудка и ты мог бы оставить меня в этой клинике, а сам укатил бы в субботу в Берлин один, ты… ты чудовище!

Линде вздохнул, грустно улыбнулся и сказал доктору:

— Она в четыре утра начала упаковывать все наши вещи.

— Да, именно этого ты и хотел: избавиться от меня, а вещи все забрать себе! Это все мое!

Линде опять грустно улыбнулся и пожал плечами.

— Ну, фрау Линде, тогда пойдемте со мной. Мы дадим вам кое-что, чтобы вам было легче уснуть. После возни с вещами вы, наверное, очень устали.

— Да, устала. Но не от возни с вещами. Я остаюсь с мужем только ради Пабло. Чтобы это чудовище еще и его не погубило!

Тут Ингрид набросилась на мужа, и Линде, которому хотелось лишний раз показать невменяемость супруги, чуть ли не с готовностью разрешил ей бить себя по лицу. Пока доктор Бауэр не схватил Ингрид за руки и не увлек за собой. Прежде чем скрыться вместе с Ингрид на лестничной площадке, он коротко кивнул Линде.

По дороге домой Линде сказал себе, что он конечно же не планировал всех этих передряг, но в то же время почувствовал облегчение, поскольку теперь ему ничто не мешает провести остаток недели в Берлине. А упрек Ингрид в том, что он накануне вечером нарочно изображал веселье, чтобы лишний раз показать ее тоскливость? Ну да, его и впрямь иногда так и подмывало продемонстрировать ей свою жизнерадостность. Но что это было, как не попытка напомнить ей, что помимо депрессивного загнивания есть и другая жизнь? Доктор Бауэр даже не обратил на это внимания. Кроме того, в тот вечер у него было просто великолепное настроение. Начало «Письма читателя» для дискуссии о вредном влиянии компьютерных игр на молодежь удалось на редкость хорошо и ему самому так понравилось, что даже захотелось отметить это дело бутылочкой вина. Прямо в тот же вечер он решил продолжить эту работу. Может быть, на этот раз его наконец-то напечатают. Его последнее опубликованное «Письмо читателя» появилось уже больше года назад. Зато в самом «Штерне»! «Ваша фотосерия в последнем номере о новинках в пляжных модах произвела на меня такое впечатление, словно за камерой стоял сам Микеланджело, — браво!» Или что-то в этом роде. Конечно, то не был удар грома — да от такой темы этого и не требовалось, — но тем не менее. Его письмо для дискуссии о компьютерных играх было, естественно, совсем другого калибра. То, что эти игры — важная проблема, которая в дальнейшем станет еще острее, он чувствовал каждый день на собственном опыте. Двенадцатилетние подростки в черной форме, строем входившие в двери гимназии, родители, которые уже не знали, как им разговаривать со своими отпрысками-киллерами, и обрывки фраз, которые ему претили: «Этих десятерых я разорвал на куски своей последней гранатой» или: «В этой игре ты можешь по-настоящему пырнуть ножом кого-то, да еще и провернуть лезвие в ране — такой смачный звук получается!»

И это происходит в стенах гимназии! Линде даже представить себе не мог, что же тогда творится в обычных школах или ремесленных училищах! Во всяком случае, исходя из собственного опыта и соответствующего анализа, он был уверен в злободневности своего предложения: организовать в школах компьютерные игровые курсы, чтобы учащиеся и учителя играли бы вместе, а потом дискутировали по теме игры, — обо всем этом он хотел написать «Письмо читателя», которое, возможно, ему удастся пристроить в «Франкфуртер альгемайне» или в «Зюддойче цайтунг», а то, может статься, и в «Шпигель».

Однако вечером ему пришлось утешать Пабло, который опять получил от ворот поворот у одной девочки, в среду он готовил курс по немецким послевоенным писателям, так что начало «Письма читателя» лежало теперь в рюкзаке, и Линде надеялся найти покой в какой-нибудь уютной сельской гостиничке Бранденбурга, чтобы наконец-то закончить его.

Линде взглянул на часы — оставалось еще двадцать минут — и сделал звук погромче. Подпевая мелодии, он начал покачивать бедрами и танцевать в гостиной. У него неплохо получалось! Ха-ха-ха! А теперь вперед — к синьоритам! Должен же его сын когда-нибудь проявить интерес к этим вещам! Но нет, Пабло вечно торчит на краю танцпола, зажав в руке пакетик яблочного сока и робко ухмыляясь, а ноги у него будто связаны. Линде не раз это видел на гимназических вечерах.

— Да выпей ты кружку пивка, — сто раз советовал он сыну, — чтобы хоть немного расслабиться.

— Я не люблю спиртного.

— Тогда выпей его, как лекарство.

— Но я же не болен.

Что ему на это сказать? Нет, он все же считал сына больным, раз тот в свои девятнадцать лет еще ни разу не имел секса с девушкой. Ну не получалось у него. Хорошо, что у сына была хотя бы «Эмнисти Интернешнл». Там его ценили. По крайней мере, как организатора и работника. Никто не стоял так долго в пешеходных зонах, собирая пожертвования, никто не ходил так часто на демонстрации. Поэтому его уже в шестнадцать лет выбрали главным в окружной группе. Но что касается интимной жизни… Во вторник опять зашел разговор об этом: сын уже несколько недель присматривался к некой Изабелле и часто поминал ее имя за ужином: «Потом я пойду с Изабеллой печатать листовки» или же: «Изабелла говорит об иранской внутренней политике…» — и так далее. И однажды, после обсуждения, он наконец осмелился спросить ее, не хочет ли она пойти с ним что-нибудь выпить. Она сразу же согласилась. (Пабло рассказывал об этом, как о каком-то необычайном происшествии. Да Господи Боже, что в этом было такого необычного? Пабло хорош собой, воспитан, интеллигентен, надежен, правда, с юмором не все в порядке, да и обаяния чуть-чуть не хватало, но он несомненно должен был нравиться девушкам. И Линде в тот же вечер попытался втолковать это сыну: «Ты погляди на меня, в конце концов, ты же мой сын. Я тоже не похож на Роберта Редфорда, но когда мне было столько лет, как тебе сейчас…») Тем не менее эти двое пошли в кафе у рынка выпить горячего шоколада. (Не туда пошли, сразу же подумал Линде, в такую старушечью забегаловку даже я бы не пошел, тем более с Ингрид.)