Константин Кайтанов - Наше небо

• Название: Наше небо
• Автор: Константин Кайтанов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1939

---

Летчик Михайловский, не сумев вывести самолет из штопора, пытался сам спастись на парашюте. Но было уже поздно. Он оставил самолет на высоте семидесяти-восьмидесяти метров от земли. Не имея запаса высоты, парашют открылся не полностью. Пятнадцатиметровая длина шелкового купола и строп едва вытянулись в колбаску: парашют не амортизировал удара — летчик погиб. Если бы Михайловский умел владеть парашютом, он спасся бы, оставив безнадежную машину хотя бы в двухстах метрах от земли.

Этот случай был этапом в моей жизни. Я твердо решил научиться владеть парашютом, научиться прыгать с самолета.

С этим намерением осенью 1931 года, в звании младшего летчика, я приехал в Н-скую краснознаменную истребительную эскадрилью Ленинградского военного округа, замечательную славными боевыми традициями.

Встреча в эскадрилье была теплой и радушной. Я быстро освоился с новой обстановкой, познакомился с командирами и летчиками и, не оставляя своего замысла — прыгнуть с парашютом, занялся своим непосредственным летным делом. Из ближайших разговоров со своими товарищами я узнал, что за несколько месяцев до меня в ту же эскадрилью прибыл молодой летчик, у которого было уже несколько парашютных прыжков.

Вечером того же дня мы были знакомы. Интересовавший меня парашютист был командир-истребитель Николай Александрович Евдокимов. Держался он чрезвычайно серьезно и, несмотря на свои двадцать два года, старался говорить важно, начальствующим тоном и обязательно басом.

Правда, тема наших разговоров никак не соответствовала начальствующему тону: я старался свести разговор только к прыжкам и парашютизму. Устройство и назначение боевого парашюта мне было известно, но тренировочный, на котором совершают учебно-тренировочные прыжки, оставался для меня загадкой.

В эскадрильи не было ни одного тренировочного парашюта, а на боевых прыгать не разрешалось. Наслушавшись от Евдокимова рассказов о прыжках, случаях в воздухе, я за короткое время заочно изучил тренировочный парашют, но прыгать было не с чем.

Весной в нашу эскадрилью пришел приказ — выделить двух летчиков на сбор инструкторов парашютного дела. Моя страсть к парашютизму была всем известна. Командованию выбирать пришлось недолго. На сбор в Евпаторию отправились Евдокимов и я.

Пасмурная и дождливая погода была использована для ознакомления с парашютами. Я до деталей изучил заграничные типы парашютов «Орс», «Бланкье» и другие, первый русский парашют системы Котельникова и, в особенности, учебно-тренировочный.

Ежедневно тренируясь, все ждали летной погоды. В плотно обтянутых комбинезонах, с парашютами на груди и за плечами, я вместе с товарищами изучал технику прыжка — отделение от самолета, приземление. Увлеченные новизной дела, мы десятки раз влезали в кабину большого самолета, с которого предполагался первый ознакомительный прыжок.

Наконец, наступил долгожданный прозрачный и солнечный день. Туманная дымка над Евпаторией растаяла. Все были возбуждены. Прыгаем!

Получив приказ готовиться к прыжку, я осмотрел свой парашют, сам уложил его, проверил все до последней резинки, тщательно подогнал под свой рост и в назначенное время вместе с пятью другими летчиками — будущими инструкторами-парашютистами — приехал на аэродром.

Под тремя сильными моторами машина нервно дрожала, готовая вспорхнуть со старта. Мы расселись в удобные кресла самолета. Последним, проверив посадку, вошел в самолет инструктор парашютного дела товарищ Минов. Видимо, он остался нами доволен.

Но вот дан старт, и машина, выплюнув клубы отработанного газа, ровно побежала по стартовой площадке. Еле заметный отрыв — и мы уже в воздухе. В застекленные окна кабины я видел, как уплывает выстланная на аэродроме буква «Т» — посадочный знак, ангары, а в стороне — Евпатория, окаймленная широким полукругом залива. Наблюдаю за товарищами, но они сосредоточенно смотрят лишь на Минова. Смотрю и я на него. Самолет делает последний круг, плавно разворачиваясь правым крылом. Придерживаясь за ручку, Минов смотрит на землю и сквозь открытую дверь кабины определяет положение самолета в воздухе.

Расчет сделан. Взмахом правой руки Минов подзывает первого парашютиста — неоднократно прыгавшего летчика. Он должен сделать показательный прыжок, чтобы на его примере мы могли видеть правильность расчета и основные приемы техники отделения. Я и мои товарищи сидим, не шевелясь, и запоминаем каждое движение парашютиста.

Вот он подошел к краю кабины, поставил наборт левую ногу, правой рукой взялся за вытяжное кольцо. Вот он отодвинул нагрудный парашют вправо, придерживаясь левой рукой за борт. Мы все, незаметно для себя, приподнимаемся со своих кресел. Минов рукой слегка касается плеча парашютиста, и в это мгновение мы видим, как тот стремительно бросается вниз.

Не отрываясь, я смотрю в окно и вижу, как парашютист летит вниз, раскинув ноги. Ясно вижу стоптанные подошвы его сапог, каблуки… еще мгновение — и над падающим комком появляется парашют. Увлекаемый вытяжным парашютиком, он вытягивается в колбаску… и вдруг вспыхивает правильным полукругом. Видно, как, заболтав ногами, парашютист повисает под зонтом.

Машина идет на следующий круг и поочередно выпускает еще двоих. Моя очередь. Возбужденный прыжками товарищей, я ерзаю на кресле, глядя то на Минова, то на землю, то на маленькие беленькие зонты, под которыми спускаются мои товарищи. Врач, стоящий рядом со мной, замечает волнение. Взяв мою руку, он считает пульс — девяносто, вместо нормальных семидесяти четырех.

— Хорошо! — говорит он и одобрительно хлопает меня по плечу.

Подхожу к дверце кабины. С высоты шестисот метров смотрю вниз на землю и впервые по-новому ощущаю высоту. Земля кажется необычной, не такой, какой я привык ее видеть из кабины своего истребителя, летая на больших скоростях. Перед прыжком она кажется маленькой, дорогой и близкой. И город в стороне и синий рукав залива кажутся маленькими от ощущения высоты. В этот момент не верится, что, бросившись вниз, опустишься на землю.

Легкий удар Минова отрезвляет меня. Пора! Не задумываясь, я мягко сгибаюсь в пояснице, и тело мое, получив крен через борт, летит вниз головой… и я отчетливо вижу землю, сначала неподвижную, как на плане аэроснимка с разлинованными прямоугольниками площадей. Потом она медленно начинает вращаться, крутиться вокруг меня, и я на лету убеждаю себя, что это происходит от моего собственного вращения. Нужно остановить падение, — мелькает в моем сознании. С силой дергаю вытяжное кольцо. Кончик троса просвистел перед самым моим носом и остался в руке. Усилие, которое нужно применить для выдергивания вытяжного кольца, равно полутора-двум килограммам. Но, движимый инстинктом самосохранения, начинающий парашютист обычно дергает кольцо с такой силой, что трос целиком выскакивает из шланга и нередко кончиком ударяет по лицу. С еще большей скоростью лечу к земле. «Раскроется ли?» Ощущаю толчок. Меня встряхивает, как котенка, и вместе со стропами болтает в воздухе. Вздыхаю легко и свободно. При быстром падении почти не дышал. После шума мотора и напряженного ожидания прыжка наступили удивительная тишина и спокойствие, хотя нервы возбуждены.

Я машу самолету, уходящему на последний круг, кричу товарищам и плавно снижаюсь к земле.

По мере того как нервы успокаиваются, я свыкаюсь со своим положением в воздухе. Поправляю ножные обхваты, привязываю вытяжной трос и разворачиваюсь по ветру, перекрещивая основные лямки руками. Вот уже до земли остается не более ста пятидесяти метров. Возникает ощущение, будто земля надвигается на меня. Спускаюсь еще ниже и с высоты семидесяти-восьмидесяти метров слышу крики: «Подбери ноги!»

Увлеченный полетом, я не приготовился к встрече с землей и, лишь взглянув вниз, почувствовал скорость падения, совершенно неощутимую на большой высоте. До приземления остается десять-двенадцать метров. Делаю позицию: подбираю ноги — все внимание на землю. Чувствительный удар. Я падаю на бок почти в центре аэродрома.

Навстречу бежит врач. Не дав освободиться от парашюта, он хватает меня за руку и, улыбающийся, смотрит в лицо.

— Молодец! Пульс замечательный, всего сто четыре. Какое впечатление? — спрашивает он.

Я вне себя от радости, но стараюсь держаться серьезно и как можно солиднее. Делаю вид, что о таком пустяке мне, собственно, не хочется и рассказывать.

В моей новенькой парашютной книжке появилась первая запись:

«10.I.1932 — прыжок с самолета. Высота 600 м.».

Комиссия дала удовлетворительную оценку моему прыжку.

В тот же день мне вручили нагрудный значок парашютиста под номером «94».

Последующие четыре прыжка в Евпатории хотя и совершались с самолетов различных систем, тем не менее они повторили для меня знакомые ощущения первого прыжка. Зато пятый остался в памяти до сих пор.