Алексей Синиярв - Бляж

• Название: Бляж
• Автор: Алексей Синиярв
• Жанр: Контркультура

Говорят, музыканты — самый циничный народ.

(с) С.Чиграков

По этой книге грамматику учить нельзя. И пунктуацию тоже.

---

Немного ошеломленные незапланированным ершом и такой негостеприимной к гостям города встречей с радеющими за облик этих самых гостей, дабы приобщиться к культурному процессу и отдохнуть от отдыха, зашли в Ботанический сад, где обитает много диких секвой и тамарисков, магнолий и элеутеррококов, а в целом, собранные в одну кучу, деревья, растения и кустарники производят тоскливое впечатление. Обрадовал только с детства знакомый можжевельник, вымахавший с хорошую березу. Вот что значит хорошее питание и заботливый уход.

После сада-огорода душевно искупались, ныряя с железобетонного пирса, усыпанного изысканно мелким песком, будто просеянным через тоненькое ситечко. Тут же, у пирса, усидели пару бутылочек сухого, не желая пустопорожно болтаться по улицам. Тем более, что и здесь хватало того же самого.

Солнце палило, побережье гомонило, по набережной бродили длинно и коротконогие в максях, минях и без оных. Но взгляд от них отскакивал мячиком, потому что всё вокруг было из категории общественной бани, бесполой и абсолютно несексапильной.

После наших тихих заводей город-курорт смотрелся небоскребными нью-васюками, а непрекращающее кишение в прибрежной воде наводило на думы о головастиках, о том, как наши перепончатые предки вышли из вод морских и немедля влезли на дерево пожевать чем приспичит.

Светлый день тем временем удивительно быстро сошел на нет, а пожевать и мы были не прочь, поскольку от утренних блинчиков, что перехватили в какой-то стекляшке, в животе не осталось и помина.

Предусмотрительный Минька сменил «Райфл» на «Ли» и нарядился в светленький джемперок.

— Я из сочей порожняком не уеду, — сказал он, похлопывая себя по животу. — Как хотите.

— Ты про трипачок не забывай. Тут тебя лечить некому.

— Сплюнь через левое плечо.

Ресторация, с вечно-стандартной табличкой «мест нет», аквариумно мельтешила за толстыми стеклами. На требовательный стук Маныча, выбившего нахальные точки-тире по стеклу монеткой, нагло-упитанная рожа в позументах скосила на дверь пустой глаз. Что-то в физиономии Маныча, цербера от общепита и эмвэдейки, по-видимому, удовлетворило, поскольку заветная цепочка откинулась, а дверь приоткрылась, хотя и только-только на ширину ладони. Сунув красный «вездеход», мы прошли в высокие двери, из которых несло знакомой, ни с чем не сравнимой пошло-реверной музыкой. Метрдотель, будто слизнув с ладони Маныча еще один чирик, провел по залу и усадил за маленький столик, вытащенный откуда-то из-под рояля и накрытый тут же скатертью с пальмами. Шустрый парнишка в халдейски-фирменом с атласными отворотами, подошел на удивление быстро, пробормотал дежурную разблюдовку, получил не менее дежурный заказ и отбыл в сторону кухни, разбавлять водку.

Люди шумно развлекались с заметно возбужденным видом. То тут, то там хлопало шампанское, взвизгивали увешанные дутым золотом ягодки опять в откровенных платьях из шифона, и гоготали мужики с жирными глазами и загорелой лысиной.

Мы дружно закурили, добив минькину пачку «ТУ-134», поскольку другого в процессе ожидания заказа, ничего не оставалось.

— Лабал я, дай бог памяти, забыл в каком году, в одном нюхлом месте, — сказал Маныч, намазывая на тоненький кусочек хлеба горчицу из стандартного триумвиратного набора с перечницей и солонкой. — Я про держиморду у ворот, — пояснил он, посыпая хлеб солью и перцем. — А на щеколде в этом трактире стоял дед Мазай. Кроликов держал: шапки шил, то-се. Я про башли, — сказал Маныч, кивая в сторону входа. — И никак его, менты не могли с поличным взять, что он в лапу берет. Что делал, хитрый пудель. У него в гардеробчике плащик висел. Зимой, летом. Обычный плащик, такой, поношенный. Он башельку, что на воротах получал, в карман к себе умно не прятал — исключительно в плащик. А тут на тебе! Менты с прихватами, а у деда с собой три копейки. Где, как? Шмон. «Чей плащ?» «А кто его знает чей? Клиента. Я по карманам не шарю, не приучен». Вот так, на каждый болт свой цимес.

Не успел Маныч закончить байку, как прибыл заказ на расписном подносе с теми же пальмами, и мы взялись за дегустацию. Музыканты давили на басы. Кабак иступлено плясал под «я так хочу, чтобы лето не кончалось», мы уже выпили на удивление холодной водки и зажевали рыбным ассорти, как тут Минька увидел…

Невысокая, в узком белом платье, с навсегда мелкими кольцами бараньих волос, с теми самыми в пол-лица вафлищами и прочими омерзительными негритянскими подробностями… Чернокожая инопланетянка смотрелась блэк энд уайт и завороженный Миня пошел на нее будто на пение сирен.

Что он ей говорил со своим тэйк э пэн, оупен ё бук?! На каком вавилонском он изъяснялся, если негра даже смеялась? И пошла с ним танцевать. И танцевала подряд два танца, а во время второго, они, первоклашками взявшись за руки, прошли через зал и вышли из ресторана.

— Э! — удивленно покачал головой Маныч.

Выходим на международные орбиты. Сдавайся, враг, замри и ляг!

Обсудив черное будущее минькиного счастья, мы решительно лишили его доли на съестное и спиртное, уничтожив то и другое в два присеста между потными танцами. В партнершах проходили соседки, сидевшие почти локоть к локтю, спина к спине.

Дамы, если так можно выразиться, экзальтированно взвинченные югами, колхозным здоровьем и вином «Анапа», танцевали лихо, фальшиво хихикали и навевали дикую тоску. Сменив шило на мыло и не заметив разницы, в очередной краковяк я остался сидеть за столом, потягивая «Буратино» и вяло наблюдал за выбором Миньки и Лёлика, переметнувшихся на более дальние орбиты. Их вариант был тем же среднестатистическим, делённым на среднеарифметическое.

Как это обычно бывает, пьяная суета и маскарад неживых лиц быстро утомили. Рассчитавшись, мы вышли на свежий воздух и оживленную улицу, по вечернему разнаряженную по самому предпоследнему писку.

Маныч, однако, из спортивного или какого другого интереса склеил-таки одну из теток в шифоне и удалился, поддерживая ее за локоток.

Город потягивающим кошачьим шагом приступал к ночной жадной жизни, принюхиваясь ко всему что дышало и двигалось.

Мы с Леликом бесцельно болтались по набережной до гудения в ногах, пока не забрели на пляж, не угомонившийся и после полуночи. То тут, то там мелькали огоньки сигарет и слышался смех.

Мимо нас прошли три девушки. Три на два не делятся. За ними, пошатываясь, брел лобастый парень, загребая песок кроссовками.

— …А я говорю, накажу, — бормотал он сам для себя. — Земляки, — остановился парень, завидев нас, — дайте человеку за-ку-рить.

Глубоко затянувшись, с кривой, всё понимающей улыбкой, он пропел, сведя глаза к переносице:

— А у меня кедровочка… Зелен терем, зелен ясный. Семьдесят, как в аптеке. — Парень поднял указательный палец, будто прислушиваясь, потом поднес палец к виску, сказал «бах» и дурашливо рухнул на песок. Тотчас поднявшись, по-петушиному похлопал себя по бедрам, крикнул: — Щас! — и убежал, пошатываясь.

— Пойдем-ка, — предложил я, — зачем нам напряги.

Не успели мы отойти на несколько шагов, как раздалось зычное «погоди!» и с алюминиевой канистрой литров на десять на вытянутой вверх руке, нас догнал тот же облом в спортивном костюме. Открутив крышку и налив в нее из канистры он поднес мне под нос:

— Чуешь?

— Чую.

— Понужай!

— Без закуси?

— Кедровочка, — укоризненно попенял парень. — Глянь! — крутанув канистру винтом и запрокинув голову, он влил в себя несколько глотков крепчайшей настойки.

Я выпил то, что было в крышке. От спирта выступили слезы на глазах и обожгло горло, высушив язык.

— Сибиряк, — ударив себя грудь и нависнув над нами гордо сказал парень. — Эта вторая — подняв канистру похвастался он. — Собственноручный рецепт. Давайте поорём, — предложил он.

— ???

— Проораться надо, — сказал парень, попытавшись сделать серьезное лицо. — Здоровье подзарядить.

— А-а-а, — заорал он, приставив ладони рупором ко рту.

— А-а-а, — заорали и мы во всю дурь легких.

Одна звезда не выдержала, закачалась, и, порвав тонкую ниточку, которая ее держала, рухнула вниз, подогрев море на пару градусов.

Неожиданно прямо на нас вышел Маныч, держа в руке свою легкую курточку.

— О, явление Христа народу, — удивился Лелик.

— Кто таков? — шатаясь, проревел вконец захмелевший сибиряк.

— Иван Иваныч Иванов, — сказал Маныч.

— Это наш, — попытался успокоить я.

— Ты за белых или за красных? — толкнув Маныча животом выговорил пьяный.

— Я за мир во всем мире.

— Тогда выпьем, — предложил любитель поорать и взмахнул канистрой в сантиметре у лица Маныча.

— Я уже, — сказал Маныч.

— Тогда, Иваныч, будем бодаться, — и набычив голову, сибиряк попытался ударить ею Маныча в живот.

Маныч сделал шаг в сторону и толкнул ладонью в коротко стриженую башку. Пьяный сел пятой точкой на асфальт и бормоча «Иваныч, щас» стал приподниматься. Мало соображающего дурня толкнули еще раз, придержав голову, чтоб не ударился об асфальт.