Игорь Николаев - Боги войны

• Название: Боги войны
• Автор: Игорь Николаев
• Издательство: Тактикал Пресс
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-906074-03-4

Танки против инопланетян. Танки против боевых биоморфов. Танки в космосе. Танки в альтернативной реальности. Танки против Танков. Танки против всех.

Лучшие фантасты России в сборнике «Боги войны» от «World of Tanks»!

---

Их заметили. КВ, первым подбивший «тапок», обратил на себя внимание остальных врагов. По нему стреляли, но мазали: Имам вел машину резкой «змейкой», выжимая из двигателя все возможное, штрихи бронебойных снарядов прошивали дымный воздух вокруг «Сто двадцать пятого», словно кто-то вслепую колол огромной швейной иглой. Но когда по одному танку палят сразу из двух-трех стволов, попадание становится лишь вопросом времени.

Очередной снаряд врезался точно в «лоб» башни, толстая броня выдержала, но танк содрогнулся, будто великан взял его и хорошенько встряхнул. Вахнин свалился обратно, в тесную и дымную утробу КВ. Бледный как мел радист сидел неподвижно, намертво вцепившись в сиденье, наводчик ползал на коленях, с воем закрыв руками окровавленное лицо — от удара окуляры ударили его по глазам, ослепив.

— Прямо и влево! — заорал корнет, привалившись сзади к спинке сидения мехвода, истово надеясь, что тот его слышит и понимает. — Тарань падлу!

Имам все слышал и все понимал. Дизель сбоил и кашлял, силовая установка надрывалась, выжимая из себя обороты, как смертельно раненный человек. Молясь своим богам, Имамгаян Галимзянов бросил танк вперед и сразу же влево, целясь в борт Е-50 с небольшим скосом. Удар пришелся под углом, скорость и масса сделали свое дело — «полтос» развернуло и отбросило почти на метр, очередной залп врага ушел в пустоту.

Двигатель заглох, затарахтел пулемет — мехвод яростно палил из своей отдельной пулеметной башенки. Вахнин приник к полуразбитому прицелу вместо Солоницына. Солнце окончательно село, но горящие танки освещали поле боя лучше всякого прожектора. Корнет ловил в перекрестье ненавистный «пятидесятый», уже понимая, что не успевает.

И не успел.

Не было ни удара, ни взрыва. А может быть, было и то и другое, но командир КВ этого не почувствовал. Для него словно выключили свет — разом.

Сколько он был без сознания, Вахнин не знал, вряд ли дольше нескольких минут. Сознание возвращалось к нему рывками, как будто он сам был танком, который последовательно включал в работу невидимый экипаж. Сначала слух, оглушенный адским грохотом за броней. Затем зрение, милосердно защищенное полутьмой внутри машины. После пришло осязание, и корнет скорчился на твердом скользком полу — острая боль пронзила грудную клетку, впилась множеством игл в треснувшие ребра. Вахнин встал на четвереньки, опираясь на казенник, подтянул себя выше, кусая от боли губы, и так разорванные.

Из всего экипажа в живых остался только он. Радист сидел, как и прежде, привалившись к стенке башни, кровь стекала по разбитой голове. Заряжающие лежали бок о бок, без видимых ран, мирно, словно прилегли отдохнуть. Лишь свет аварийной лампочки мутно отражался в их открытых немигающих глазах. Имаму оторвало голову. Сквозь вскрытый, словно огромным консервным ножом, лобовой лист брони рвался отсвет близкого пожара.

— Н-не-е-ет… — прохрипел корнет. Он встал на ноги, опираясь на казенник, качая головой, словно силясь вытряхнуть из ушей воду. Звуки застревали в сухом горле, царапая его как наждаком, падали на пол бесплотными трупиками. — Вре-ешь…

Аккумулятор умер вместе с дизелем, электрика не работала. КВ мог стрелять, но не мог повернуть башню. В искаженном поле призм Вахнин видел стремительные броски Е-50, надвигающийся строй «тапков» — поредевший, изрядно поредевший! — но был бессилен.

Он схватился за один из двух маховичков ручного поворота башни, ладони скользили по гладкому металлу. Корнет нечленораздельно закричал от осознания собственного бессилия, от презрения к своей слабости, рвал и дергал зловредное колесо, но обессиленные пальцы не слушались. И неожиданно башенная коробка сдвинулась, словно сама собой, без участия корнета. Командир обернулся.

Радист Гедеон Юсичев оказался жив и пришел в себя. Обливаясь кровью из глубоких порезов на лице, юноша схватился за второй маховик и налегал на него всем телом, оскалив зубы в безумной и страшной гримасе. Мгновение Вахнин смотрел на него, а затем набросился с кулаками. Он бил радиста изо всех оставшихся сил, отталкивал от маховика, крича:

— Пошел, пошел отсюда, щенок!

Не было ни времени, ни сил объяснять мальчишке, что они все равно не успеют, не смогут убить хоть кого-нибудь на разбитой, обездвиженной машине, против таких врагов. Что ему, уже немолодому человеку, смерть не так уж страшна, а как гвардейцу — нельзя отступать. Просто нельзя. И если сегодня на картах судьбы выпала смерть, не стоит погибать обоим. Вахнин кричал и бил радиста, молясь, чтобы тот понял все, что корнет не мог, да и не умел сказать в эти секунды, мчащиеся со скоростью пули. Но Гедеон упрямо и молча крутил маховик, отворачиваясь от слабых ударов, прерываясь лишь для того, чтобы стереть, точнее, еще больше размазать по лицу кровь, смешанную со слезами. И корнет вновь взялся за маховик. Они вращали башню, нечленораздельно вопя от ярости, подбадривая друг друга, потом Вахнин наводил по стволу, а радист заряжал пушку, старательно повторяя манипуляции, подсмотренные у заряжающих. И, наверное, дух старого немецкого еврея еще не покинул танк, направляя Гедеона, потому что мальчишка действовал точно и безошибочно.

Подкалиберный врезался в моторный отсек Е-50, разбрызгивая осколки решетки и куски выхлопного блока. «Полтос» замер, визжа двигателем на предельных оборотах, выплеснул из кормы струи белого дыма, его граненая башня дернулась в сторону «сто двадцать пятого», устремляя орудие, как перст Смерти. Вахнин бросился к боеукладке, вместе с Гедеоном они в четыре руки ухватили «катушку», с натугой, с рычанием ненависти подняли ее.

«Кто успеет первым? — билось в гудящей голове командира танка. — Кто будет первым?» — Пушка уже нацелена, враг неподвижен, но орудие нужно снова зарядить… А противнику осталось довернуть башню, всего лишь довернуть очень быструю башню…

КВ — тесный танк, но для контуженных воинов, с трудом удерживающих тяжелый снаряд, он стал неимоверно свободным. Путь от стеллажа со снарядами до затвора растянулся на минуты, часы, года. Танкисты знали, что время вышло, что палец врага уже лег на кнопку, но все равно тащили подкалиберный к открытому зеву казенника, хрипя и крича, мешая нечленораздельные слова молитвы и страшной хулы. Потому что гвардия — всегда гвардия. И даже если в бригаде останется два увечных бойца в подбитом танке под вражеским прицелом — Отдельная Гвардейская Тяжелая Бригада жива и сражается.

— Боже мой… — потрясенно произнес Бахметьев.

Майор Таланов открыл шлем. Прозрачная пластина армостекла с легким шелестом ушла верх.

Хотя на вооружение давно уже пришло второе поколение бронескафандров, майор все так же пользовался самой первой моделью, допиленной вручную кудесниками из рембата. Он ценил ее именно за возможность открыть шлем и слушать окружающий мир собственными ушами, а не через скверные динамики внешних микрофонов. На следующих моделях от подвижного забрала отказались, как и от многого другого. А ведь совсем недавно сама мысль о том, что глубоководный автономный скафандр можно переоборудовать в самоходную боевую броню казалась ненаучной фантастикой.

Над полем стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь гудением сервоприводов «шагоходов» — для маскировки бронепехота отключила шумные двигатели, перейдя на аккумуляторы. В открытый шлем ворвался знакомый, привычный, и все равно каждый раз неожиданный запах — горелый металл, жженая резина. Паленое мясо. И еще странный, трудноуловимый аромат, даже не запах, а незримая, но вполне ощутимая аура. Аура поля боя, настоящего, страшного, на котором сходятся не для сравнения силушки богатырской, не просто в исполнение приказа, а для того, чтобы убивать, без надежды выжить, без дум о будущем. Убивать яростно, до конца.

— Боже мой… — повторил Бахметьев.

— Вахмистр, держите себя в руках, — резко ответил майор, хотя в целом был полностью согласен с подчиненным.

Шагоходы рассыпались цепью, держа оружие наготове, продвигаясь в полной готовности к схватке. Они шли вперед медленно, с осторожностью ступая меж воронок и глубоких гусеничных следов — упасть в самоходной броне легче легкого, а вот подняться — гораздо труднее. Железные стопы бронескафов то и дело с приглушенным лязгом втаптывали в землю осколки и куски танковой брони. Сражаться было не с кем, они опоздали. Узкие лучи фонарей на пулеметах ДШК выхватывали из темноты мертвые глыбы металла, в беспорядке замершие на равнине.

— Сколько же их?.. — пробормотал Бахметьев.

Все-таки у вахмистра не хватало выдержки. Таланов собрался было дать ему отповедь и наглядно разъяснить, как должен вести себя боец бронепехоты, но его отвлек подошедший сбоку Семеныч.

— Ну? — кратко вопросил офицер.

— Да все ясно, — ответил пожилой солдат. — По следам видно. Гвардия здесь окопалась, нелюдь поперла в лобовую, решили, что на дурачков попали. Наших было пятнадцать, тех восемь: семь «вэкашек» и один «полтос». Наши все здесь остались. Никто не отступил.