Людмила Салдадзе - Ибн Сина Авиценна

• Название: Ибн Сина Авиценна
• Автор: Людмила Салдадзе
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Философия
• Год: 1985

Через документы, легенды, древние рукописи, а также сюжет (1930-й год. Бухарский эмират судит Ибн Сину) рассказывается о трагической скитальческой жизни великого философа, ученого, врача и поэта Ибн Сины (Авиценны). Также в конце книги находятся иллюстрации.

---

Бурханиддин-махдум на следующий день после судебного заседания отравился к Гийасу-махдуму — самому ученому богослову Бухары, имеющему степень а’лам (верховному блюстителю шариата), чтобы сказать ему: „Все. Можно провозглашать фетву“[145]. „Эмир, может быть, сделает меня а'ламом, — думает Бурханиддин.

Прогонят Гийаса, любителя мальчиков. Тогда я стану самым святым человеком Бухары“.

Дверь дома Гийаса-махдума оказалась закрытой. „Когда я стану а'ламом, — подумал судья, — то буду всегда держать дверь открытой. У святого дверь не может быть закрытой“.

Бурханиддин постучал. Никто не вышел. Он еще раз постучал — громче… Потом еще я еще. Не вышел даже слуга. Так продолжалось пять дней, хотя судья явно слышал в доме какие-то передвижения. Этого Бурханиддин не ожидал. Неужели а’лам и вправду святой и прозрел тайные мысли своего завистника и врага?

В Гурган прибыла невеста Манучехра — дочь султана Махмуда. Ибн Сина и Джузджани собрали вещи и рано утром отправились по границе гор Эльбурса[146] и пустыни Деште-кевир в Рей. Сделали привал в караван-сарае у источника Кайат ал-Джаммалик. Потом пришли в Дамган, где вода, падая из пещер, разбивалась на 12 рукавов. Золото, красные яблоки и ветер — цари этих мест. Следующий привал сделали в Симкане.

Между Симканом и Дамганом ущелье шириной в шесть километров, выход же из него… в 200 метров. Ветер, разогнавшись в середине широкого ущелья, вырывается из узкого горла-выхода о такой силой, что на 12 километров крушит все и холодит, сдувает с дороги в пропасть людей.

Наконец, увидел Демавенд — снежноголовый вулкан, дымящийся я ворчащий. „Высота его — высота Джамшида подумал Ибн Сина, — мудрейшего иранского цари, при котором 700 лет длился золотой век“. Джамшид научил людей ткать ткани, шить одежды, ковать железо, копать рудники, собирать травы и строить корабли. Пленные дивы — воины боге Зла (Ахримана) открыли Джамшиду секрет зодчества, показали, как из кирпичей возводить дома и дворцы. И они же сделали Джамшиду трон. Первый в мире. И вознесся Джамшид над всеми, Как Демавенд над горами и землями, и сказал: „Я и царь Вселенной. Я — учитель людей. Я — мудрейший на мудрейших. Я… я… я…“ И отлетел от него фарр — благословение небес. И встала туча несчастий над Ираном. И как лезет одна гора на другую, желая сравняться в Демавендом, так и вельможи захотели власти и первенства. Они-то и разорвали в клочья Иран, как жадные руки рвут драгоценный ковер. Позвали царя Заххака, который позволил Ахриману убить своего отца. Из плеч Заххака, из тех мест, куда поцеловал его Ахриман, выросли две змеи, питавшиеся мозгом юношей, — так хотел Ахриман погубить род человеческий. Фаридун — потомок древних иранских царей, приковал Заххака и Демавенду. Дым — дыхание Заххака. Снежная шапка Демавенда — раскаяние Джамшида. Огонь — совесть его. Иногда этот огонь вылетает наружу, стекает по склонам огненными слезами.

Проехали Демавенд, встали к нему спиной и увидели озеро. Не озеро — сама чистота, окруженная полями нарциссов и фиалок.

— Подожди, — сказал Ибн Сина, переводя дух.

Вся жизнь его, словно снежный ком, растаяла на ладони этой величественной красоты. Отлетела печаль… на глаза выступили слезы. Ибн Сина услышал то, что сказала ему природа: „Иди по жизни спокойно. Я защищу тебя. Горести не принимай близко к сердцу, как не принимаю и грязь, даже мертвечину. Будь простодушен. Твое, простодушие — это твоя вера в меня. Будь свободен и чист, и тогда я снова позволю тебе раствориться в себе, отдохнуть и набраться сил…“ Ибн Сина прикрыл глава в знак благодарности. Он понял: с этой минуты он никогда больше не будет один. Природа — вот идеальный друг, который никогда не оставит. И Джузджани». Бон он бегает по полю, собирая, цветы. Подошел к Ибн Сине, мокрый, запыхавшийся, с блестящими глазами. Протягивает фиалки с дрожащими на них каплями росы. Ибн Сина подумал: «Когда умру, положил бы мне кто-нибудь на могилу эти цветы…»

Шли несколько часов в молчании. И так же, в молчании, приблизились к странному сооружению на горе Табарьак — откос, резко уходящий вниз, в глубь горы. По середине откоса спускается туда же, вниз, железная нить толщиной в кулак.

«Секстант! — догадался Ибн Сина. — Круг Фахр ад-давли — того самого, за которого когда-то заступился Кабус».

— Астрономический инструмент, — пояснил он Джузджани. — Его построил еще в 994 году Ходженди! Здесь он определил долготу Рея. Беруни и Масихи мне рассказывали. Они были Здесь. Они работали Здесь. Секстант!.. Думал ли я когда-нибудь, что увижу его?

Ибн Сина лазил по секстанту, как ребенок, удивляясь гениальности его и простоте. «Высота секстанта равна высоте Софии Константинопольской», — вспомнил он слова Масихи. Беруни повезло, он застал еще в живых Ходженди, работал с ним, дружил. Давно это было… 20 лет назад. Беруни тогда исполнилось 22 года. Сейчас ему 42… И он там, в Гургандже.

Был же когда-то такой счастливые день, когда Беруни. Масихи и Ибн Сина ходили вместе по земле, Беруни повез их как-то к развалинах Кята, родного города. Выехали из Гурганджа через восточные вороте и направились вдоль Джейхуна, против течения, на юго-восток. Сзади трусил на ослике Масихи… Пробирались через болота, влажные луга, гигантский камыш, заброшенные каналы. У Беруни, когда подъехали к Киту, — дрогнуло сердце…

Не виден ал-Фир! Знаменитый замок, стоявший на высоком искусственном холме, опоясанный тремя поднимающимися друг над другом круглыми стенами. Построил его еще царь Африг — основатель династии. Давно-давно… Разрушила замок река, унесла его по кускам. Лицо Африга дошло до нас на монетах: нос с горбинкой, острая жидкая бородка, крупные выпуклые глаза, двойная линия бус на шее.

Здесь, в те, 17-летний Беруни начал свои первые астрономические наблюдения. Рассказал друзьям, как с Помощью круга с делениями в полградуса вычислил в дворцовой обсерватории высоту солнца на меридиане Кята, определил его географическую широту.

Затем с помощью Ибн Ирака составил программу других измерений, желая сделать географическую сетку для задуманного глобуса. Мечтал построить глобус! Первый на Востоке… Первый в мире, как рассказывал учитель, построил Кратес Милосский, придворный ученый царя Аттала, жившего во II веке до н. э. Учитель дал Беруни птолемеевское подробное описание по изготовлению географической сетки. Арабский же ученый Джайхани тоже знал, как сделать ее. Беруни хотел соединить оба метода. А уж сколько он собрал и проверил всяких данных о географических высотах тех или иных мест! Каждый караван встречал. И по-гречески, по-арабски, по-сирийски, по-тюркски, по-еврейски разговаривал с проводниками — лоцманами пустынь.

— Полученные результаты я записывал, — рассказы-мет Беруни друзьям, — не запоминал, надеясь на спокойствие жизни. Я не жалел ни сил, ни денег для достижения цели и начал уже строить первое. Полушарие див-метром в пять метров, да беда застала врасплох…

«Это когда Симджури спрятался от бухарского эмира Нуха в Кяте, — подумал Ибн Сина, — а отец нынешнего эмира Гургандж» Мамун и, желая якобы захватить Симджури, ворвался в Кят, убил хорезм-шаха и начал истреблять его род.

— В тот день, — продолжает Беруни, — я успел только установить крайнюю высшую точку эклиптики для селения Бушкатыр, что на левом берегу Джейхуна, южнее Кята. Во-о-н там… Видите? День кончился смутой. Заставил прервать измерения и спрятаться. Меня, как приёмного сына Ибн Ирака, — племянника убитого хорезм-шаха, повсюду разыскивали, чтобы тоже убить. Спас исфаханский купец. Потом два брата — Хусайн II Хасан тайно переправили через Каракумы, и я добрался до Рея, где и встретил Ходженди. Я даже, помню, подумал: «Не случись со мной несчастья, не имел бы я счастья дружбы с этим замечательным ученым, ибо вскоре он умер… Здесь, в Рее, я встретил и тебя, Масихи!»

Масихи улыбается ясными, добрыми, умными, прекрасными незабываемо-голубыми глазами! Ах, Масихи, Масихи… У Ибн Сины на глаза навернулись слезы.

— Что с вами, учитель? — удивился Джузджани.

— Так, вспомнилось…

И Беруни в Гургандже думал в эту минуту о Масихи И Ибн Сине. Доехали ли они до Гурганджа? Как принял их Манучехр? Почему так долго нет от них письма? Уже три года прошло… Вчера опять приходили брат Хусайна и его бухарский ученик Масуми. Они тоже ничего не получили. Если была бы возможность написать им! Беруни рассказал бы, что заканчивает изготовление глобуса диаметром в пять метров, как мечтал в юности.

Но нет радости… Сегодня Майманди, везирь Махмуда, — эта помесь лисы со змеей, — попросил эмира Гурганджа Мамуна И (ему уже 25 лет) прочесть в главной мечете хутбу На Имя Махмуда, то есть мирно подчиниться ему.

— Напрасно Мамун подозревает Махмуди в желании отобрать у него власть, — обращается Майманди к Беруни. — Просто хочет пресечь стремления других захватить его владения. Клянусь честью, говорю это от себя, в виде совета. Махмуд не знает…