Сергей Степанов - Любовь и разлука. Опальная невеста

• Название: Любовь и разлука. Опальная невеста
• Автор: Сергей Степанов
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-6217

Новый роман от автора бестселлера «Царская невеста»! Потрясающая история красавицы Марии Хлоповой, которая была выбрана на смотринах первым царем из династии Романовых, но накануне свадьбы ославлена как «неплодная» (по решению боярской думы: «Царская невеста к государевой радости непрочна») и сослана в Сибирь. Сможет ли молодой царь, преодолев слабость и малодушие, вернуть суженую из опалы? Посмеет ли открыто выступить против властной матери, возненавидевшей его невесту с первого взгляда? Будет бороться за свое счастье – или покорно умоет руки, смирившись с утратой? Переживет ли Мария многолетнюю ссылку, удастся ли доказать, что ее болезнь «учинилась от супостата», и разоблачить боярский заговор? И кто одержит верх в этом вечном споре Любви и Разлуки?..

---

Теперь она сама незаметно поглядывала на молодца и невольно любовалась его статью. Михаил Федорович не достал бы ему до плеча, а уж какой царственной осанкой мог похвалиться сын боярский! Петр Албычев много раз проплывал Туру, Тобол и Иртыш. Спускался по Оби в Студеное море-окиян и ходил на кочах мангазейским морским путем. Бывал он и в других землях. Однажды Иван Желябужский спросил его про Бухару. Сын боярский обстоятельно объяснил, что путь туда неблизкий:

– Вверх по Тоболу до самого истока надобно тащить дощаник бечевой. Потом конный путь. Лес поредеет, пойдет степь, потом песок. Колодцев мало, и вода солоноватая. Лучше нанять верблюдов, токмо дорого просят. Едешь по песку, потом будет перевоз через Сырдарью, именуемый Чиркайлы, чрез пять рукавов Кувандарьи. Ну, там и Бухара. Град немалый, обнесен земляной стеной с воротами. Избы земляные, но бусурманские церкви из камня, а купола золоченые. Бани даже для простого народа выстроены роскошно! Только топят слабо, с нашими черными баньками не сравнить. Ну и чарку нельзя после баньки по христианскому обычаю. Бусурманская земля! От тамошнего султана поставлены люди, которые в дома входят и разыскивают, нет ли питья, кроме воды и кумыса. Ежели найдут вино, разбивают посудину и порют кнутом на базаре.

– Неужто ты не выпивал после баньки? – изумился кормщик.

– Выпивал, и вина ни разу у меня не нашли. Вот только запах из уст унюхали, и пришлось мне коротко с ихним кнутом познакомиться, – хохотнул Петр Албычев.

– Русские купчишки приезжают туда? – осведомился Иван Желябужский.

– Ездят из Астрахани. Торгуют красной кожей, бараньими шкурами, деревянной посудой. Персияне привозят краски, шерсть, аргамаки. Индийские купцы меняют рабов на русские товары. Из Китая приходят караваны, когда у Бухары нет войны с Ташкентом. До Китая девять месяцев пути через перевалы, но в Чинском государстве не был, врать не буду.

Краше благородной Бухары, по словам Петра Албычева, была златокипящая Мангазея на мангазейском морском ходу. Об этом граде он рассказывал с упоением. Летом там был день без ночи, а зимою ночь без дня.

– Два месяца солнца не видать. Токмо нет в нем нужды! Летом приплывают в Мангазею торговые и промышленные люди, разбредаются по тундре на промыслы. Зимой возвращаются с богатой добычей на веселую гулянку. Самое притонное место есть златокипящая Мангазея. Зачем там солнце?

Он так живописал привольную жизнь в тундре под яркими всполохами северного сияния, раздирающими черное небо, что младший из Желябужских слушал его часами. Сын боярский частенько беседовал с братьями. С бабушкой тоже водил разговоры, даже с теткой, прихорашивавшейся перед его появлением, перебрасывался прибаутками. А вот с Марьей не заговорил ни разу, чем вызывал ее досаду. Но они все же поговорили, а произошло это после того, как суда выплыли из Туры в Тобол.

Величавая река несла свои холодные воды мимо низменных заболоченных берегов. Марья сидела у борта дощаника, глядя на болото, из которого торчал частокол мертвых сухих деревьев. Вдруг она услышала громкий крик:

– Пади!

Так, бывало, кричали царские стольники, сопровождавшие царицу на ночное богомолье. Помахивая плетьми, неслись они на горячих скакунах вдоль темных улиц, и редкие прохожие падали ниц, завидев царский возок, запряженный десятью могучими конями. Но то было давно, в прошлой жизни, оставшейся за Камнем. Зачем кричать здесь, на реке Тобол? Не успела Марья удивиться, как на нее навалилось что-то грузное и повалило на палубу. Оказавшись прижатой лицом к грубо отесанным доскам, Марья безуспешно пыталась освободиться.

– Татары! – послышался тревожный крик, сопровождавшийся резким свистом. Дощаник круто развернулся от берега. Затем раздался громкий выстрел из пищали, второй, третий. Марья потеряла им счет. Наконец, мертвая хватка, припечатавшая ее к доскам, ослабла. Девушка перевернулась на бок и увидела, как несколько казаков, стоявших на коленях у правого борта, палят из пищалей по прибрежным зарослям, а другие быстро заряжают пищали и передают их товарищам, поддерживая беспрерывную стрельбу. Со второго дощаника и с коча также непрерывно стреляли по берегу. Тобол заволокли клубы порохового дыма.

Отплыв на безопасное расстояние, казаки прекратили стрельбу. Пороховой дым рассеялся. Марья, у которой звенело в ушах от выстрелов, с трудом расслышала слова Петра Албычева:

– Прости, государыня! Недосуг было просить пригнуться. Вишь оно что! – Он кивнул на стрелу с белым оперением, впившуюся в доску в полувершке от головы девушки.

Марья повела плечами. Но странное дело! Надо было топнуть ногой в гневе, а ее вдруг охватила сладкая истома. Никогда раньше с ней такого не случалось, и сейчас она удивленно прислушивалась к новым ощущениям. Она бы поклялась, что Албычев, прижав ее к доскам, как будто ненароком коснулся своими губами ее девичьих кос. От такой дерзости ее лицо зарделось. Хорошо, что все мужчины смотрели на берег.

– Вон они за кустами! – Кормщик ткнул перстом в заросли у воды. Марья напрягла зрение и с трудом разглядела всадников, промелькнувших между голых кустов.

– Искерка! Бродячий царевич! – узнал Петр Албычев.

– Далеко, однако. Как различил? – засомневался кормщик.

– Искерка, как пить дать! Мне ли его каурого коня не знать!

Царевич Искер был одним из многочисленных сыновей царя Кучума, имевшего сотню жен. Марья не преминула с гордостью сказать, что ее дед Григорий Желябужский пленил Кучумово семейство. Старый кормщик пренебрежительно отмахнулся:

– Не выдумывай, боярышня, чего не ведаешь доподлинно.

– Доподлинно ведаю! Бабушка рассказывала про дедушку. Ведь правда, бабушка? – обратилась Марья за помощью к бабушке Федоре.

Но Федора Желябужская что-то невнятно пробормотала, не желая вступать в спор. Казак посмеивался в седые усы:

– Не ведаю, какие басни Григорий Григорьевич рассказывал на Москве, токмо Кучумово семейство пленил письменный голова Андрей Воейков, который служил после твоего родича Василия Хлопова. Мне тоже довелось поучаствовать. Мы со стрельцами вышли на Обь-реку, выше Чат три днища, где на лугу на Ирмени был стан Кучума. Войско его побили, шесть татарских князей, десять мурз, пять аталыков, братии двои, внуков на бою убили. Взяли живыми пять царевичей, восемь царевен и восемь цариц.

– Токмо Кучум ушел! – насмешливо заметил Иван Желябужский, недовольный тем, что кормщик развенчал семейное предание об отце – победителе Кучума.

– Однако утек! – виновато вздохнул Дурыня. – И ведь не тот уж был царь, как во времена Ермака Тимофеевича. Одряхлел Кучум, ослеп, в седле не держался, а все-таки утек в лодке за Обь. Всю реку обыскали, на плотах по притокам плавали, но так и не нашли царя. Кучум бежал с немногими людьми к калмыкам, но те прогнали его, потому что царь, как последний конокрад, повадился угонять их скот. Ушел он в Ногайскую землю жить и кормиться нищетой, но ногаи помнили еще его отца и сказали Кучуму: «Вор ты славный, Маметкулеев сын. Отец твой много зла нам содеял, и ты тако же нам учинишь». Убиен был Кучум от ногаев, людей его похолопили, а кучумовичи, коих мы пленили на Ирменском лугу, ныне, слышно, в Москве.

Да, Дурыня правду сказал. Почти все сыновья и внуки Кучума жили в Москве. Царевич Мотла Кучумович и его братья считались выше честью, чем знатнейшие князья. Их старались ублажать поместьями и вотчинами и в прибавку положили денежный корм помесячно. Кучумовичей поженили на боярских дочках, за которыми были даны великие пожитки. Однако в Боярской думе царевичи не сидели и к обсуждению важных дел их не подпускали, так как имели от них опаску. Служба у них была почетная и нехлопотная. Как на праздники идет царь в церковь, они ведут его под руки, да на всякий день бывают пред царем на поклонении. Вот и все! Однако не все кучумовичи смирились с судьбой. Кое-кто предпочел голодную, но вольную жизнь.

– Бродячий царевич Искер приезжал в Москву поглядеть на государево жалованье, – припомнила бабушка. – Лет десять назад приезжал. Хотели мы его крестить и женить на нашей родственнице. Токмо он уехал доискиваться отцовского царства. Знать, не погляделось государево жалованье.

– Может, не жалованье, а невеста не приглянулась? – пошутил дядя Александр.

Между тем Петр Албычев разглядывал стрелу, пущенную в Марью.

– Татарская! – изрек он.

Оказалось, что коч тоже обстреляли из луков. Сравнив стрелы, Петр Албычев нахмурился. Стрелы, застрявшие в бортах коча, были вогульскими.

– На охоте они стреляют костяными стрелами с тупыми наконечниками, дабы не повредить шкурку пушного зверя. А эти наконечники железные, боевые с зазубринами, дабы нельзя было выдернуть. Стрелы для человека. Худо дело! Бродячий царевич склонил вогуличей к измене.

На борту дощаника состоялся военный совет, в котором приняли участие сын боярский, кормщик и братья Желябужские. Петр Албычев предложил не гоняться понапрасну за царевичем, который привел с собой всего пять или десять татар. С такими ничтожными силами Искерка ничего не добьется, если не замутит вогуличей. Надобно, не мешкая, исполчиться на вогуличей и привести их в смирение, пока измена не распространилась по другим волостям. Кормщик полностью поддержал сына боярского: