Елена Крюкова - Царские врата

• Название: Царские врата
• Автор: Елена Крюкова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-6248

Судьба Алены – героини романа Елены Крюковой «Царские врата» – удивительна. Этой женщине приходится пройти путь от нежности к жесткости, от улыбок к слезам, от любви к ненависти и… прощению.

Крюкова изображает внутренний мир героини, показывая нам, что в одном человеке могут уживаться и Божья благодать, и демоническая ярость. Мятежная и одновременно ранимая Алена переходит грань Добра и Зла, чтобы спасти того, кого любит больше всех на свете…

---

Ворота закрывались. Ворота открывались.

Она не знала, что это – Царские врата. И что там, за ними, – алтарь.

Она ничего не знала, знать не хотела, делала вид, что ей все интересно, важно, рассматривала темные золотые завитки на окладах икон, а на самом деле ей было томно, скучно, тяжко и тоскливо.

Когда два монаха вошли туда, внутрь, в колышущееся от свечного света марево, и ворота снова закрылись за ними, а потом опять открылись, и странный нежный свет хлынул оттуда в искалеченный храм, стоявший рядом с ней монах запел громко:

– Иже херувимы тайно образующе…

«Ворота какие красивые. Жалко, раскурочили тут все. А ведь какая красота была».

Монахи еще что-то долго, много пели, читали, говорили. И опять разрисованные ворота закрывались и открывались. Наконец старый монах вышел навстречу Алене с чашей в руках, похожей на громадный тяжелый кубок. Голоса монахов сливались, расходились. Алена уловила в море льющихся песнопений:

– …но как разбойник призываю Тебя: вспомяни меня, Господи, во Царствии Своем…

«Разбойник? Кто разбойник? Какой еще разбойник? А я, кто я такая? Я – разбойница? Это они обо мне? Ведь я же убиваю…»

Ком подкатил у нее к горлу. Она неотрывно смотрела на закрытые Царские врата. Вот мужчина с серебряной бородой… вот голый, распятый Бог… а вот опять она. Эта женщина. С ребенком на коленях. С глазами в пол-лица.

Алена, стесняясь сама себя, повалилась на колени. «Надо упасть на колени, да, вот так». Ее потный лоб ощутил холод изгрызенной временем каменной плиты. «Прости… прости… как надо молиться?.. Кому?.. Богу голому этому?.. Этой большеглазой, длинноносой женщине… с ребеночком?.. Я не умею… не могу… прости!»

Кому она шептала это «прости»?

Под мышки ей просунулись руки. Подняли ее с гранитных плит. Под гудение голоса, как шмеля, над головой в губы и зубы ей ткнулась ложка с чем-то сладким, терпким. Хлеб, размоченный в вине, догадалась она.

– Яко Ты еси освящение наш и Тебе славу воссылаем…

Сласть ожгла и похолодила язык.

«Я недостойна. Что ж я делаю-то».

Алена проглотила причастие.

Она ничего не почувствовала, кроме сладости кагора, согревшего гортань, и холода древних плит, медленно, обреченно протекшего через грязные подошвы ее тяжелых сапог до самого детского, нежно-трусливого, заячьего сердца.

«Дура, дура. Слабачка. Не смогла».

Так и уехала из монастыря – ни с чем.

Не покаялась ни в чем. Причастилась с горечью в сердце пустом. Ну что такое это причастие, над которым они все так трясутся? Вино смешают с хлебом, и все. И все! Бабушкины все это сказки!

Не вышло. Не получилось. Значит, и не надо соваться.

Старый монах все понял, что у нее на душе творилось. Ни слова не сказал ей.

Только поклонился низко, низко на прощанье и улыбнулся: «Мы здесь, братия, за твою душу будем молиться. Как имя твое? Алена?»

«Алена», – сказала Алена.

«В святцах такого имени нет. Елена – есть. Будем молиться за рабу Божию Елену».

Алена шла по тропинке к выходу, к разбитым каменным воротам. Снег хрустел под сапогами: хр-хр, хрусь-хрусь. Солнце било в лицо.

Только бы не подстрелили, когда попутку буду ловить, зло подумала она.

Монахи стояли, все трое, у домика, где они жили. Махали ей руками на прощанье.

И она тоже взмахнула рукой.

Вышла на дорогу. Закурила. При монахах курить стеснялась. Да и не до курева было. Машина тормознула рядом. Из-за стекла на нее глядело надменное бородатое лицо. Горец. Чечен. Значит, свой, ха-ха. Повезло.

– В отряд Руслана Бесоева, туда, – махнула она рукой на восток. – Быстрей мне надо. Тебе все равно по пути.

– Кто такая?

– Снайпер Лесина.

Она раскрыла ладонь и показала угрюмому старику характерные, твердые, как чечевица, мозоли от винтовки на пальцах и ладони. Трудовые свои, страшные мозоли.

Ну как, спросил ее Руслан, когда она вернулась, помолилась своему богу? Алена сухо, молча кивнула. За ужином она с удовольствием, с жадностью поела сочного жареного мяса. Руслан уложил ее с собой в комнате – и, на ее удивление, ее не тронул. «Уважает мою молитву», – подумала издевательски, горько.

Ночь надвигалась, шла и протекала черной рекой. Алена не спала. Смотрела в потолок горского дома. «Сакля чистая какая. Ни пылинки. Хозяева стараются. Для своих. Чтобы доблестные чечены злобную гадскую русскую империю победили». Молчание жгло изнутри. Ни выстрела. Ни ночного шороха. Ни стона. Только тихий храп Руслана. Золотая серьга в его мочке светилась в темноте спальни, кривой клюв попугая. Будто плеть хлестнула Алену, мокрая, жгущая. Крик рвал потроха. Она убила крик в себе, задавила.

«Каждый живет на земле, делая свое дело! А я?! Что я делаю на земле?!»

И она снова ужаснулась тому, что она делает на земле. Сцепила зубы, но все-таки застонала. Руслан пошевелил головой. Из его рта на подушку стекала сонная слюна. Он не проснулся. Что-то пробормотал на своем языке и положил на Алену тяжелую, горячую руку.

ДЕТСКИЕ СТИХИ АЛЕНЫ

Морковь, морковь, красна как кровь!

Сегодня мы с бабушкой пошли в огород

И увидели там морковий народ.

Раз, два, три, а ну, морковка, ко мне в рот!

Красна как кровь! Моя морковь.

ФРЕСКА ТРЕТЬЯ. ВИНО (изображение льющегося из кувшина красного вина на Вратах)

АЛЕНА СПАСАЕТ МАЛЬЧИКА

Боевики Руслана заняли это селение. Обычное село в горах – Алена такие здесь видела-перевидела. Селение выстроено мощнее, крепче, чем ближние горские бедные аулы: дома хорошей, крепкой кладки, были и двухэтажные, и даже трехэтажное попалось. Школа, наверное. «Поселок городского типа, что ли, пэгэтэ, раньше так называли». Алена выдохнула воздух, как дым табачный, поправила висящую на плече винтовку.

Они думали, что заняли поселок навек? Нет, конечно, они так не думали. Так не думал и Руслан. Вечером он сказал своим солдатам: «Хоть разведка все прочесала – а все равно чувствую: воздух плохой. Нападут на нас ночью поганые свиньи».

Так и есть. Напали. Чутье Руслана не обмануло.

Загрохотало неожиданно и страшно. Сухо хлопали выстрелы. Как картонные, падали стены, разваливались, плохо пропеченным печеньем.

Алена вскочила с постели. Живо натянула камуфляж, берцы. Руслан ей берцы подарил. Может, с убитого русского снял. Плевать ей. Грохот закладывал уши. Руслан уже стоял в дверях, под притолокой. Лицо жесткое, как колотый кирпич.

– Винтовку! Быстра!

Алена схватила свою «моську».

– Автамат тожэ!

Она схватила автомат, тяжело взбросила на другое плечо.

– Мне тяжело, Руслан… Автомат возьми…

– Другой вазьму. – Его звериный голос острым зубом летучей мыши-вампира вошел ей под гортань, под подбородок. – Шэвэлись!

Ударило рядом, и Алена на миг оглохла от грохота. Видела, как двигаются губы Руслана. «Сизая щетина, щеки синие. Бороду отпустил бы, что ли». Дрожала, и дрожали руки.

– Бэги! – Теперь от его крика у нее заложило уши. – Сэйчас сюда вжарят, и рухнэт дом! Бэги за дом! За камни! Туда, где камни навалэны!

Ногой ударил в дверь.

Алена выбежала. Оружие оттягивало ей плечи и руки.

Воздух пах противной гарью. Наемники, ругаясь каждый на своем языке, горохом посыпались за белокаменную ограду дома. Над головой Алены мерзко засвистело. Она присела, с винтовкой и автоматом наперевес. Разогнулась и опять побежала.

В уши врезались крики. «Кричат, значит, живые». Кто? Ей безразлична жизнь наемников Руслана. Им безразлична ее жизнь. «Каждый свою шкуру спасает. Свои потроха». Опять пригнулась – просвистело над головой.

Вопреки приказу Руслана не спряталась за ограду. А повернулась – и, еле таща тяжелое оружие, топая тяжело, как медведь, побежала в расколотый снарядом дом.

Кто тут жил? Люди жили тут. Их убили? Может, и нет. Тихо, как мыши, затаились. Может, ночью выходили – в колодцах воду набрать. Попрятались все. В сараи… в погреба…

«И скотина сидит тихо… войны боится. Сколько скотины перемерло, не только людей».

– Эй! Ду-у-ура! Куда-а-а-а!

«Вопи, ори, сколько влезет».

Алена задыхалась. Полоса огня резанула воздух рядом. Еще вот так прочертит – и перережет ее пополам.

Нырнула в развалины дома. Столб огня встал на месте, где только что стояла она.

– Дура! – издали орал Руслан. Голос заглушали разрывы. – Дура-а-а-а!

– Сам дурак, – шепнула Алена.

Поглядела вверх. Потолка нет. Дыра. Рваные каменные края. Лестница вела наверх. «Зачем наверх, взорвут, и верх обрушится. А внизу? Внизу завалит. Руслан прав, надо было сидеть за камнями. Отстреливаться». Мысли режущие, ясные, холодные. Стеклянные. «Мясорубка, крошево. Ты мясо, тебя искрошат. Война обожралась мясом. Ее сейчас вырвет». Смех, похожий на короткое ржанье, хрипло вылетел из нее. Она оглядывалась. «Может, есть подвал. Дура, тебя завалит! Не завалит, камня мало, всего два этажа, не десять же. Дура, и двух хватит, чтобы ты там навек осталась».

Хотела бросить на пол автомат – не бросила. «А вдруг «моська» откажет. Мало ли что». Выбила ногой дверь в комнату. Заглянула. Пусто. Выбила в другую. Пусто.