Лев Портной - Хроники похождений

• Название: Хроники похождений
• Автор: Лев Портной
• Издательство: Бослен
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91187-017-1

1796 год. Вице-канцлер Безбородко и цесаревич Павел сожгли завещание императрицы. Но незадолго до кончины Екатерина Великая переправила в Европу секретные бумаги. Какие тайны они хранят? Вельможи полагают, что это копия завещания. А древний клан вампиров считает, что в бумагах скрыта формула вакцины против действия серебра. Кровавая охота началась.

---

Глава 31

Пожалуй, стоило бы воспользоваться тем, что я на короткой ноге с местным бургомистром, чтобы установить памятник тому, кто придумал эти клумбы с декоративной капустой. Я стряхнул с себя землю и обрывки цветов и посмотрел вверх. Перепуганная Мадлен наблюдала за мной из окна.

— Сударь, вы живы?! — всхлипнула она.

— Жив, жив, ступай себе! — отмахнулся я.

— Милая моя, что там стряслось? — послышался голос Лепо из глубины комнаты.

Вот скотина! Хозяину надо вывалиться с третьего этажа, чтоб каналья проснулся! Я взглянул на Мадлен, приложил палец к губам и шагнул за угол.

— Ах, ничего, ничего, дорогой, — послышался голос эльфийки. — Какой-то пьяный тролль свалился в клумбу!

— Вот скотина! — возмутился Лепо.

Я с трудом удержался от того, чтоб не влезть обратно и не дать каналье по морде! Это ж надо! Он еще и скотиной меня обозвал!

— Ладно, пойдем обратно в постель, — позвала его Мадлен.

— В постель, в постель! — обрадовался шельма.

Оставалось надеяться, что в постели они не устроят бои подушками, а займутся еще чем-нибудь.

Жак и Мадлен удалились в глубину спальни, их голоса стихли. Тут я понял, что, скрывшись от своего слуги, я оказался на виду у Марагура. К счастью, он спал как убитый. Я вернулся под окна спальни Лепо и Мадлен. Мне предстояло решить: что делать дальше? Я задумался: не призвать ли на помощь бургомистра? Пожалуюсь ему на Мировича. Пусть направит группу дэвов, а я с удовольствием полюбуюсь, как они отделают каучуковыми дубинками моих преследователей. Вдвоем-втроем они бы и с велетенем справились. К тому же вряд ли конфликт с властями входил в контракт Марагура с Мировичем.

Итак, мне всего-то и нужно было пересечь площадь и войти в резиденцию бургомистра.

Вот только оставалось одно «но». Заключалось оно в том, что это было слишком простое решение. Маленькое, совсем крохотулечное сомнение в том, могу ли я доверять Аннет, свербило во мне. Это было отвратительное, гаденькое чувство, но избавиться окончательно от него я так и не смог. А ведь она знала, что с Мартином фон Брембортом я на короткой ноге, на брудершафт мы в ее присутствии пили. Значит, она знала и то, что я могу обратиться к нему за помощью. Да что значит «знала»?! Тут и жюльенъ безъ грибовъ догадается, что я к бургомистру за помощью побегу. А что если в этом какой-нибудь подвох имеется, и, обратившись за помощью к властям, я угожу в расставленные сети?! Значит, нельзя идти к бургомистру!

Бред, бред, бред! Мои опасения — полный бред! Я рассуждаю так, словно предполагаю, что кому-то понадобилось заманивать меня в ловушку! Кому?! Зачем?! И если я кому-то здесь, в Траумляндии, нужен, зачем было выпускать меня обратно в Россию?! А Мирович уже знает, что бумаги императрицы не у меня, а у князя Дурова. А князь Дуров сидит себе в Шлосс-Адлере в Траумштадте; наверняка Мирович и это уже знает. И никому я не нужен!

Мильфейъ-пардонъ, а кого же тогда велетень караулит?

Ладно, как бы то ни было, а мне нужно идти к бургомистру.

Я выглянул из-за угла. Мимо меня промчалась упряжка с бультерьерами. Два гнома в сиреневых колпаках погоняли собак. Один из бультерьеров наступил мне на ногу.

— Чего, огромин, — крикнул мне гном, — неверную жену высматриваешь?

— Какой ты догадливый, — ответил я.

Клавдий Марагур спал, а на улице уже было столько народу, что я вполне мог затеряться в толпе. Я посмотрел на дворец бургомистра. И новый аргумент против того, чтобы обращаться к Мартину фон Бремборту, пришел мне на ум. Я пожалуюсь бургомистру на преследователей, а Мирович заявит, что Аннет участвует в заговоре против русского императора. Эдак перевернет все с ног на голову. А князь Дуров подтвердит слова Василия Яковлевича. Спрашивается, а захочет ли фон Бремборт ссориться с русскими и вставать на защиту заговорщиков?!

Тут я подумал, что, если так и буду стоять в нерешительности под окнами трактира, все кончится тем, что меня обнаружит Мирович. Решив, что нужно отойти подальше от заведения пана Розански, я отправился задворками к католическому храму. Миновав здание суда, я увидел воздушный шар, тот самый, что накануне произвел фурор в городе. Возле него суетились детишки в коротких штанишках. Они воображали себя покорителями небес. Неподалеку на каменной тумбе сидел тролль. Перед ним стояла чугунная печурка на колесиках. Из трубы поднимался дым. Зеленый великан торговал жареными каштанами. Я бросил взгляд на фонтан и увидел, как Марагур приподнимается, опершись локтем на гранитный портик. Он выглядел измученным, а сон под душем явно не улучшил его самочувствия. Не задумываясь, я юркнул внутрь католического собора.

И чуть не столкнулся с целым семейством. Навстречу мне шествовал сытый бюргер в нарядном кафтане. Он вел под руку упитанную женщину со здоровым румянцем на щеках. Они говорили о чем-то и беззастенчиво смеялись. Следом, взявшись за руки, шли мальчик и девочка, двойняшки лет десяти, унаследовавшие черты лиц обоих родителей. Похоже, это семейство затеяло какой-то праздник на целый день. С утра повеселившись в церкви, они направлялись еще куда-то, предвкушая дальнейшие забавы и удовольствия. А их круглые ряхи говорили о том, что среди ожидающих их увеселений будет как минимум один смертный грех — чревоугодие. Я далек был от мысли о том, что Главный Повар имеет что-нибудь против кулинарного искусства. Наверняка церковники-язвенники от себя добавили чревоугодие к смертным грехам. Но это семейство смутило меня. Я привык считать, что церковь — не место для веселья. Мужчина взглянул на меня, и его улыбка стала шире в полтора раза. Жизнь — отличная штука, как бы говорил он, будучи уверен, что все вокруг разделяют его мнение. Его улыбка была столь непосредственной, что я не выдержал и против воли улыбнулся в ответ. Мужчина поклонился и замер, уступая мне дорогу. Я кивнул, отступил в сторону и произнес:

— Пожалуйста, проходите, пожалуйста. После вас.

— Здравствуйте, добрый господин, — улыбнулась женщина.

— Дети, поздоровайтесь, — скомандовал мужчина своим чадам.

— Доброе утро-день! — дружно затараторили детишки.

Все семейство удалилось на улицу.

Я прошел вглубь собора. Блуждающая улыбка так и осталась на моем лице. Я впервые оказался в католическом храме. Оглядевшись, я решил, что здесь и впрямь вполне пристойно улыбаться и даже смеяться. А кто сказал, что к Главному Повару нужно приходить исключительно со скорбной мордой и понуро свесив голову?! Я вспомнил русские церкви. Там улыбающийся человек выглядел бы непристойно, даже немыслимо. А лики святых в русской церкви чего стоят! Глядишь на них и понимаешь, что если Главный Повар смотрит на нас их глазами, то, очевидно, пребывает в глубокой тоске от той каши, которую заварил. Не молиться, а посочувствовать ему хочется. Я и не докучал никогда ему своими молитвами. И, по-моему, Главный Повар был за это благодарен мне. По крайней мере, мне казалось, что мы понимаем друг друга. Когда я уходил из церкви, что-то теплое появлялось в глазах святых. На прощание я кивал головой и тихонечко произносил одну и ту же, ставшую традиционной фразу.

А теперь, когда я оказался в католическом храме, понял, что вполне естественно делиться с Главным Поваром не только горестями, но и радостью. Но именно в этот момент мне нечему было радоваться.

Неожиданно заиграл орган. Из глаз моих хлынули слезы. И мне впервые захотелось попросить Господа о помощи. Чтобы уберег меня от мучений, подобных тем, что выпали на мою долю за последние дни. Пусть не ради меня, а ради тех, кто дорог мне и кого я люблю.

Я прошел поближе к алтарю, чтобы выбрать место, где можно было бы преклонить колени и помолиться. В эти минуты в храме остались всего два человека. Кто-то в черном костюме стоял в углублении справа. Да, еще был невидимый органист. Он репетировал, пользуясь утренними часами, когда церковь почти пуста, но от его игры сердце выворачивалось наизнанку.

В центре возвышалось огромное распятие. Я вгляделся в лицо Христа, принявшего мученическую смерть, и подумал, что это не лучшее место для молитвы. Я представил себе, что ко мне обратился бы каналья Лепо со своими докуками в тот момент, когда я висел на дыбе, а Марагур пытал меня раскаленными щипцами!

В левой части я обнаружил икону. Мадонна с младенцем Иисусом. Подле нее находилась специальная подставка, на которую можно встать коленями. Однако я решил, что и это не то, что мне нужно. Чрезмерно смиренным было лицо Мадонны. Наверняка она-то и подсказала Иисусу насчет левой щеки. Мол, подставь ее, если дадут по правой, авось обидчик на этом и успокоится. Эх, женщины, женщины! Как-то не приходит им в головы, что пощечинами-то дело не ограничится, что подставишь вторую щеку, а тебя и на Голгофу потащат!

Я прошел в правую часть храма. По пути обратил внимание на черную фигурку в глубине ниши. Неизвестный в коротеньком черном ментике, в черных лосинах и черной шапочке склонился у чана со святой водой. Слышалось журчание. Видимо, он наполнял принесенный с собою сосуд.