Лев Портной - Хроники похождений

• Название: Хроники похождений
• Автор: Лев Портной
• Издательство: Бослен
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91187-017-1

1796 год. Вице-канцлер Безбородко и цесаревич Павел сожгли завещание императрицы. Но незадолго до кончины Екатерина Великая переправила в Европу секретные бумаги. Какие тайны они хранят? Вельможи полагают, что это копия завещания. А древний клан вампиров считает, что в бумагах скрыта формула вакцины против действия серебра. Кровавая охота началась.

---

Шварц оставил Лепо и подошел ко мне. Он смотрел на меня так, будто был уверен в том, что именно я прикончил обоих несчастных, и удивлялся тому, что я не догадался застрелиться до приезда полиции. Впрочем, одного я и впрямь пристрелил. Шварц задал мне множество вопросов, на большинство из которых я и сам был бы рад получить хоть какие-нибудь ответы.

Пока мы беседовали с полицеймейстером, скрипнула дверь. Двое в черных пальто быстро спустились по лестнице и уверенно зашагали в сторону Никольской. Вскоре они скрылись за углом.

Следом за ними на улицу явился Шевалдышев. Он немедленно пожаловался полицеймейстеру на то, что нынче с утра дважды получил от меня по морде. Шварц, не обнаружив ни ссадин, ни синяков на сытой купеческой ряхе, пообещал ему добавить и от себя лично, если и впредь будет отвлекать пустяками государственного человека от важных дел. Шевалдышев с угрюмым видом отошел в сторону.

Шварц отправил одного драгуна за подводой, чтобы увезти кадавров. Затем он забрал мои пистолеты, пообещав прислать расписку с секретарем, и сухо попрощался, наказав мне напоследок не отлучаться из города, не предупредив его.

— Пошли домой, — приказал я продрогшему Лепо.

Шевалдышев смотрел на меня волком.

— Не прячь далеко шапку, я еще зайду, — бросил я купцу, поднимаясь по ступенькам.

Он улыбнулся, почему-то не очень радушно.

Глава 3

Дверь в квартиру оказалась незапертой. Когда же я переступил порог, то от картины, представшей перед моим взором, остолбенел. Во всех комнатах горели свечи и вкупе с подсвечниками были единственной частью интерьера, находящейся на положенном месте. Кто-то вырвал все ящики из комодов и шкафов и вывалил вещи на пол. В центре кверху дном красовался мой дорожный сундук.

— Это как понимать? — я повернулся к мосье, наткнувшемуся на меня сзади.

Его глаза чуть не выпрыгнули. По его неподдельному изумлению я понял, что квартиру перевернули вверх дном в его отсутствие.

— Что это такое? — воскликнул французишка.

— Что это такое?! — взорвался я. — Он еще спрашивает, что это такое? Можно подумать, что это ты, а не я был за границей с особым поручением и сейчас только вернулся.

Бледный, как полотно, мосье упал на колени и стал заламывать руки.

— Барррин, сударррь мой! Клянусь Богом, все было в порррядке. Утррром кучеррр-с зашел, тот-с, что вас пррривез, — упокой, Господи, его душу, — я панталоны натянул-с, сюррртук-с накинул-с и вышел вас встррречать. А тут-с все было в порррядке-с.

— В порррядке-с, — взревел я. — Ты оставил тут какую-то поблядушку и говоришь мне, что все было в порррядке-с…

Тут мосье приумолк и схватился руками за голову. Сообразил, каналья, что бардак этот, если не он, так гостья его учинила, а значит, отвечать все одно ему предстоит.

— Как же-с, как же-с, я же заплатил-с ей хорррошо, — бормотал он.

Он стоял на коленях, схватившись за подбородок, и так сосредоточенно вращал глазами, словно силился изобрести средство обратить время вспять, чтобы вытолкать взашей свою поблядушку перед тем, как пойти встречать меня.

— Конечно, если за квартиру не платить, то и на девок деньги найдутся, — заметил я.

Вдруг мосье хлопнул себя по лбу и пополз на четвереньках по комнате, перебирая разбросанные по полу вещи.

— Барррин, барррин, вы посмотрррите, сударррь мой, — он держал в руках ассигнации. — Деньги-то она не взяла.

— Деньги не взяла, — повторил я. — Может, не заметила?

— Как же-с, не заметила! — возразил французишка. — Вот же-с они, на виду-с!

Он прополз еще по комнате и поднял с пола золотую табакерку, усыпанную алмазами, что императрица Екатерина папеньке пожаловала.

— Вот, сударррь мой, все в целости оставила!

Он метнулся в столовую и вернулся счастливый со столовыми приборами в руках.

— Вот, сударррь, и серрребррро-с не тррронула!

— На кой же черт она все тут перевернула? Зачем она вещи все на пол вывалила?

Мосье в ответ пожал плечами.

— Выходит, искала что-то, — предположил я, не имея ни малейшего представления о том, что, кроме денег и драгоценностей, поблядушка-эльфийка могла искать в моем доме.

Раздался негромкий стук.

— Милости просим, открыто, — крикнул я.

Дверь отворилась, в квартиру вошла Фетинья.

— Сергей Христофорович, батюшка, здравствуйте, — поприветствовала она меня с радостным испугом.

Французишка подпрыгнул с пола и приосанился.

— Здравствуй, Фетюня. Кто тебя напугал-то так? — спросил я.

— Так… там-с… мертвецы на улице…

— А. Да это я пострелял, спать мешали, сволочи, — пояснил я.

— Христос с вами, Сергей Христофорович! Как-то вы шутить-с изволите! — Всплеснула руками Фетинья.

— А вы давно здесь? — спросил я девку.

— Давно-о-о, — пролепетала она, в недоумении осматривая разгромленную квартиру. — В том году еще, батюшка, приехали мы. Про вас-то, батюшка, чай и не знали уж, что и думать. Настасья Петровна-то все извелись уж. А сегодня, как узнали, что вы возвратились, так Петр Андреевич и послали-с меня к вам. К обеду просят вас заглянуть! Уж Настасья-то Петровна рады-с будут.

Она протянула мне запечатанный пакет.

— Где остановились? — спросил я, взламывая печать.

— В Спасском переулке,[13] батюшка, в оберже,[14] — сообщила Фетинья.

Я брезгливо поморщился. Меня попросту в дрожь бросало при одной только мысли о предстоящей встрече. А все покойный мой папенька. Это он решил устроить мою судьбу и договорился с Петром Андреевичем о том, чтобы женить своего единственного сына, то есть меня, на их единственной дочке Настеньке, а заодно и объединить капиталы. А наше мнение родителей не интересовало. Они по-своему пеклись о нашем счастье.

Впрочем, в те годы я был юнцом, женщин не знал и презирал себя за то, что не решался к ним подступиться. Идея женитьбы на Настасье Петровне обещала в обозримом будущем познакомиться с женскими прелестями. Я рассчитывал, что узы Гименея нейтрализуют робость и страх. Вечерами после того, как маменька, пожелав мне — наивная! — спокойного сна, закрывала дверь в мою комнату, я воображал первую брачную ночь. Вот я вхожу в празднично прибранную спальню, а Настенька уже ожидает меня в постели, под пуховым одеялом в шелковом чехле, вся такая в кружевах и рюшечках, вся такая желанная, вся такая трогательно и стыдливо отводящая взгляд. Вот я сажусь на краешек постели, от которой так пахнет свежим бельем, наклоняюсь и целую Настеньку в пунцовые губки.

Тут на несколько мгновений в моих фантазиях выходила заминка. Я терялся в выборе стиля: то ли признаться в невинности, небрежно заметив при этом, что мог бы уже тысячу раз воспользоваться хоть тою же доступной всем Нюшкой, девицей, обстирывавшей нас, однако же сохранил чистоту для этой ночи и для единственной моей Настеньки (после чего с благоговейным трепетом приступили бы мы к великому таинству); то ли постараться не выглядеть дебютантом и взяться за дело самому с уверенностью и снисходительной учтивостью, подразумевающими наличие опыта.

В конце концов, так и не выбрав стиль, вот уже задуваю я свечи, раздеваюсь и ложусь под одеяло рядом со своею суженой. И тут в такой меня бросало жар, что, бросив нетронутой Настеньку, я давал себе слово назавтра же завлечь Нюшку в кладовую и на грудах нестираного белья заставить уважать барчука. Я клялся себе непременно исполнить задуманное, а затем пытался вернуться к оставленной в одиночестве Настеньке, но мысли не слушались и, вырвав меня из объятий законной супруги, запирали в кладовую с прачкой и заставляли в уме предусмотреть и отрепетировать каждый акт предстоящего действа. Засыпал я под утро на простынях, готовых к стирке; проходил день, наступал вечер, слово, данное ночью, оставалось нарушенным, прачка — нетронутой, а маменька желала мне спокойного сна.

Однако ж со временем, слава янычарам,[15] все изменилось. Победы на любовном фронте стали легко мне даваться. Настасья Петровна с годами из угловатой девочки превратилась в прелестную барышню, но и мое отношение к ней претерпело существенные превращения. Как бы это выразиться? У меня никогда не было Geschwister.[16] Но кажется, таким бывает отношение между братом и сестрой, которые в детстве вместе играли в солдатики, а повзрослев, сочли вполне достаточным видеться лишь изредка, пожалуй, лишь на похоронах и свадьбах родственников.

Между тем Петр Андреевич со своею дочерью наносили визиты по несколько раз в неделю, при этом он имел обыкновение расцеловывать меня по-русски, а Настасья Петровна во время лобызаний приседала и кланялась мне где-то на заднем плане за спиной своего папеньки. И это радушие мне казалось фальшивым, троекратные целования и все эти приседания казались игрой, улыбки — карнавальными масками. И я лобызался с Петром Андреевичем, и кланялся Настасье Петровне, и брал ее под руку, и мы шли в гостиную. Я злился, с трудом сдерживая свои чувства. И все эти годы меня не покидало мистическое предчувствие того, что однажды сбросят они свои маски и, оказавшись изрядной скотиной с дурною мамзелью, будут хохотать над тем, как долго им удавалось всех разыгрывать, прикидываясь порядочными людьми. А узнав, что я давно уж догадался об их сущности, еще больше посмеются над тем, что все эти годы я знал про их глумления надо мной, но подыгрывал им. Однако же время шло, и мы по-прежнему лобызались и кланялись друг другу, и я все больше ненавидел Настасью Петровну с ее папенькой.