Людмила Салдадзе - Ибн Сина Авиценна

• Название: Ибн Сина Авиценна
• Автор: Людмила Салдадзе
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Философия
• Год: 1985

Через документы, легенды, древние рукописи, а также сюжет (1930-й год. Бухарский эмират судит Ибн Сину) рассказывается о трагической скитальческой жизни великого философа, ученого, врача и поэта Ибн Сины (Авиценны). Также в конце книги находятся иллюстрации.

---

Но не только серебряных верблюдов и золотых коней привезли арабы домой. Привезли и молчаливых друзей — книги. И еще ощущение разрушенности границ. И усталость… Устали воевать. Вот тут-то и начали откладываться окраины… Но несмотря на это, наступила золотая пора халифата. Пусть падает купол и увозят камень Каабы, пусть мелкие Сиджилмасы присваивают себе титул «Повелителя правоверных», — культура расцветает на развалинах. И была в ту пору эта культура — диалогом цивилизаций. (Время на уровне прадеда Ибн Сины.)

Но вернемся к судебному процессу над Али, в Бухару 1920 года.

— Отец Ибн Сины был еретик, исмаилит, — говорит на площади Регистан народу Бурханиддин-махдум. — Он состоял и общество «Братьев чистоты». И сына накормил медом этого проклятого улья! Пчелы его, мутазилиты, собирали нектар в Греции, Сирии, Византии, то есть с чужеродных исламу культур. Их мед — это сбитые воедино различные философские, научные и религиозные) традиции, не чем и зарождалось затем философское свободомыслие мусульман, да простит нас за него всевышний! Пчелы же другого улья, правоверные богословы, собирали нектар только с чистых земель Мекки и Медины. Их мед — благородное толкование Корана, — калам[11].

— Но мутазилиты ведь находились под защитой государства! — вдруг перебил судью чей-то голос из толпы. — Зачем ж о вы так пренебрежительно говорите о них?

— Некоторое время — да, — ответил Бурханиддин, — при халифе Мамуне, сыне Харуна. Пока не разобрались, какое чудовище прячется за маской скромности!

— Мутазилиты раздвинули горизонт мысли мусульман! — снова возразил голос. — Перевели на арабский огромное количество греческих и других драгоценных книг!

— Благодаря чему на столе у Ибн Сины, в Бухаре, был весь мир, хотите вы сказать? Да не будь этих еретических книг, может, стал бы он правоверным мусульманином!

— Мутазилиты хотели философски осмыслить ислам, — поправил судью голос.

— Невинные овечки! Под прикрытием религии дали зародыш философии! Тьфу!

— А что оставалось делать? — спокойно парировал голос. — Религия — царь. Начинающаяся же философия — нищий. У неё даже не было своего языка, своих по-философски поставленных вопросов! Как же царя заставить слушать себя?

— Разговор серьезный, — ласково произнес Бурханиддин-махдум. — Мы должны быть уверены в авторитете нам возражающего.

Из толпы вышел слепой старик — известный в городе переписчик книг Муса-ходжа. «Видно, жизнь здорово морочила ему голову, — подумал Бурханиддин-махдум, — раз он решил перед смертью поморочить голову другим».

— Что же вы замолчали, уважаемый? — спросил Бурханиддин, усаживая старика на ковер. — У нас справедливый суд, каждый может сказать свое слово о защиту…! Так я не понял, кого вы вышли защищать?!

— Отца Ибн Сины, Ведь дело мутазилитов продолжило затем общество Братьев чистоты, на чьих трактатах и воспитывался Абдуллах.

— Неужели вы собираетесь защищать мутазилитов, этих еретиков?! — искренне удивился Бурханиддин-махдум. — Не боитесь гнева всевышнего?

— Боюсь его равнодушия.

В толпе восторженно загудели.

— Пусть он говорит! — раздались голоса.

— Не мешайте ему!

— Про мутазилитов пусть скажет!

— Я скажу, — улыбнулся старик. — Слушайте! Всякая философия, действительно, встает на ноги в доме религии…

— … которую потом в благодарность и убивает! — рассмеялся Бурханиддин махдум. — Все начинается с ответа на один вопрос, — продолжал старик, не обратив внимания на Бурханиддина, перебившего его: — Абсолютно ли единство аллаха? Царь — религия и нищий — начинающаяся философия, отвечаю: Да. Аллах абсолютно един.

— А выводы из этого положения делают разные! — снова перебил Бурханиддин-махдум. — Правоверные богословы аллаха ничем не обижали, мутазилиты же…

Толпа возмущенно заворочалась. Бурханиддин понял, что совершил ошибку.

— Извините, отец, — сказал он, склонившись перед стариком. — Я перебил вас.

— Бы хотите привести знаменитое рассуждение мутазилитов, считающееся безбожным? — кротко проговорил старик.

— Да.

— Я сделаю это за вас, чтобы показать красоту их логического мышления. Слушайте. Главное качество аллаха — знание, рассуждали мутазилиты. Значит, аллах заранее все предопределил в соответствии со своим знанием. И нет, выходит, в мире ничего такого, что надо было бы переделывать. Ведь если выкопаешь канал, а вода в него не входит из реки, значит, ты чего-то не знал и допустил ошибку? Аллах же знает все! Сотворенный им мир равен его знанию. Знание же — это он сам и есть. Значит, сотворенный им мир равен ему самому.

— Что же получается? — остановил старика Бурханиддин-махдум. — Сотворённое равно творцу!!! И вот эта жалкая ползущая у моих йог мокрица — бог!?

Толпа возмущенно загудела, поддерживая судью.

— Тогда никто этой их ереси не разглядел, — продолжает Бурханиддин. — Лишь через пятьсот лет теолог Ибн Таймия ужаснулся тому, что в положении еретиков были правоверные теологи, мутазилиты же считались инквизицией. Вот как дьявол все попутал! И вы хотите своими седыми волосами это защищать?!

— Я защищаю исток реки, из которой пил и Ибн Сина, — сказал слепой старик Муса-ходжа. — В споре теологов и мутазилитов — исток реки мусульманской философии, а значит, исток и философии Ибн Сины.

— Исток ереси! — взорвался Бурханиддин. — И слава аллаху, этих мутазилитов раскусили в 847 году, и все встало на свои места: мутазилитов, наконец-то, открыто объявили еретиками, а правоверных теологов — инквизицией.

— Но мутазилиты успели все же пропеть свой гимн! — с достоинством сказал старик. — Они настолько возвеличили разум, что даже враги взяли у них их оружие — логику, а Джувайни, современник Ибн Сины, учитель Газзали, не побоялся узаконить это даже своим авторитетом! И только на основе логики теологи, наконец, разобрались с Кораном: вечная, мол, абсолютная его суть и в боге, словесная же форма выражения — относительна к каждому определенному времени. Следовательно, допускается символико-аллегорическое толкование его, но не критика.

— Да, это так, — сказал судья. — Калам взял лотку — оружие своих врагов. Но этим оружием их и убил! Мутазилиты сгорели, словно тоненькая свечка в руках бога! И о каком их гимне можно говорить после того, как само время расправилось с ними?! — Бурханиддин встал и закрыл заседание.

Подведем итог спору слепого старика и судьи. Да, широкое распространение мутазилитами греческой философии и их тезис о познаваемости бога и Вселенной имели основополагающее значение для развития арабоязычной философии, породили деятельность общества энциклопедистов — «Братьев чистоты». Общество это успело издать около 50 трактатов, написанных на основе греческой философии Я соответствии с учением мутазилитов. Потом «Братья чистоты» стали преследоваться. На их трактатах, в тайном общении с ними, и воспитал себя отец Ибн Сины. Вот он — первый свет золотого яблока благородной и вечной сути Ибн Сины сквозь серебряный сосуд времени…

В Балхе было много последователей общества «Братьев чистоты». Собирались они по ночам, где-нибудь в развалинах читали рукописи при свете факелов в гудении ветра, постоянно дующего в этих местах. На рассвете возвращались вдоль плетёных заборов, поставленных пап пути ветра, гнавшего на поля песок. Ветер переворачивал огромные бронзовые котлы, сбивал с ног люден, крутил крылья первых в мире ветряных мельниц.

У двадцатилетнего Абдуллаха — отца Ибн Сины — была уже начальная степень посвящения: он научился жить, отказавшись от роскоши, женщин и лжи. У сорокалетнего Натили, старшего друга Абдуллаха и первого и будущем учителя Ибн Сины, была третья степень: он и обладал сильной волей и умел защищать учение от нападок врагов. Натили писал и трактаты. Так, дошедший и до нас единственный отрывок одного из них рассказывает, как он понимал совершенство. Различал три его ступени: первая — когда человек может создавать себе подобных, вторая — когда формируется мыслящая душа, и разум из возможного становится реальным, третья — когда понимаешь, как надо управлять собой, семьей и народом «Отец мой, — рассказывает в „Автобиографии“ Ибн Сина, — принадлежал к числу сборщиков налогов и амилей».

Амили ведали статьями дохода государственной казны. Значит, отец Ибн Сины служил при дворе. Тогда становится понятной внезапно происшедшая с ним перемена: «Вскоре он переселился в Бухару (!), в дни достославного эмира, царя Востока, Нуха, сына Мансура, и пополнял там должность амиля в селении Хармайсан».

Балх во времена Ибн Сины — провинция. Даже более того, — «скучный город Саманидской держаны», — как писал о нем арабский географ того времени Макдиси. — Бухара же — столица, а бухарские эмиры — самые блистательные и соцветии эмиров халифата.