Людмила Салдадзе - Ибн Сина Авиценна

• Название: Ибн Сина Авиценна
• Автор: Людмила Салдадзе
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Философия
• Год: 1985

Через документы, легенды, древние рукописи, а также сюжет (1930-й год. Бухарский эмират судит Ибн Сину) рассказывается о трагической скитальческой жизни великого философа, ученого, врача и поэта Ибн Сины (Авиценны). Также в конце книги находятся иллюстрации.

---

— Напрасно Мамун подозревает Махмуди в желании отобрать у него власть, — обращается Майманди к Беруни. — Просто хочет пресечь стремления других захватить его владения. Клянусь честью, говорю это от себя, в виде совета. Махмуд не знает…

Вскоре Мидоинди потребовал от Мамуна хутбу и более решительном тоне. Нервы молодого эмира сдали, и он, собрав старейшин и военачальников, сказал им о своем намерен подчиниться. Все возмутились, вышли на улицы со знаменами и стали поносить Мамуна.

Беруни усмирил волнение. Те, что еще вчера кричали «Долой Мамуна», сегодня «терлись лицом о прах его порога».

— Как тебе удалось сделать это? — удивился Мамун.

— Языком золота. И все-таки боюсь, дело дойдет до меча.

Беруни советует Мамуну заключить договор с караханидами Туган-ханом и Арслан-ханом Бухарским (Наср умер в 1013 году) в ускорить свадьбу с сестрой Махмуда, Рассказ о трагедии Хорезма дошел до нас благодаря историку Махмуда Абулфазлу Байхаки, а он взял сведения или из не дошедшей до нас книги Беруни «История Хорезма», или из личных с ним бесед.

Остался позади секстант. Все дальше уходят от него Ибн Сина и Джузджани…

Через 300 лет будет здесь стоять царь Улугбек[147] — любимый внук Тимуре, великий астроном. Он построит точно такой же секстант в Самарканде, своей столице. Всю свою жизнь посвятит звездам. Высшим достижением его станут знаменитые «Новые гурагонские астрономические таблицы», в которых с непревзойденной для его времени точностью он определит важнейшие астрономические постоянные: наклонение эклиптики, точку весеннего равноденствия, продолжительность звездного года[148]. И много бы еще сделал, если бы не сын его, направивший руку убийцы с ножом в отца.

— Можно сказать — это Ибн Сина его и убил… грустно закончил Бурханиддин свой рассказ. — Абу Али ибн Сина изобрел, будь он проклят! — вспомогательный прибор к основному астрономическому аппарату, у которого как-то там по-иному была направлена визировка[149] Да и Байхаки пишет: «Шейх установил такие приборы для астрономических наблюдений, каких никто до него не изобретал». Ибн Сина ломал голову и над методикой определения параллакса, без учета которого невозможно добиться точного астрономического наблюдения. Недаром Джузджани сказал: «Шейх привел десять новых предложений по определению параллакса и добавил такие вещи, до которых ранее никто не доходил!» Вот Улугбек и соблазнился всеми его новшествами и стал перепроверять найденные уже до него величины. Двадцать лет из 55-летней жизни отдал таблицам!

Но если бы только это… Улугбек взял еще у Ибн Сины и его беспутство, безбожие, пьянство и разврат. Ночью — звезды, днем — охота, вино, женщины. Говорят, глядя, как крутится в танце обнаженная танцовщица, он воскликнул: «Вот оно. Время! Вечное Время!» Ходжа Ахрар, глава Духовенства, сколько увещевал Улугбека терпением и любовью. Но голос, бога уже не проникал в погибшее сердце. Там были только Ибн Сина, Беруни и Омар Хайям. С ними он пил и настолько загубил свою душу, что, глядя на звезды, наблюдая строгое их, богом установленное движение, одной рукой записывал их пути, другой обнимал красавицу или наливал в кубок вино. Утром ходжа Ахрар приходил к нему, чтобы встать с ним на молитву, но Улугбек спал или, сидя в простой белой рубашке, забыв о царском своем величии, писал цифры, Ходжа Ахрар вставал рядом на колени и начинал читать Коран. Улугбек не слышал святых слов, Ходжа Ахрар, черный, худой, иссушенный молитвами, начинал заклинать царя опомниться, вскидывал вверх руки с широкими черными рукавами, страстно говоря о непознаваемости звезд цифрами, призывая к сосредоточенности души. Огромные, черные его глаза низвергали огонь, народ толпами падал на колени, Улугбек же, потягиваясь, говорил: «Как бы я хотел долететь вон до той звездочки! Боюсь, для этого потребуется миллиард лет»«Неправда! — говорил ходжа Ахрар. — Свет — мысль.

А мысль мгновенна. Я уже там!» «Ты?! — удивлялся Улугбек и внимательно смотрел на него. „Да. Потому что во мне нет плоти, ибо я — плеть бога, его карающий дух. Моя мысль — плоть. И потому я уже там. А ты на-столько погряз в грехе, что душа твоя, тяжелая грязная душа, никогда не оторвется от земли. И смерть твоя будет страшной“. — Обсерваторию разгромили,[150]— продолжает Бурханиддин.

— Секстант разрушили. Книги сожгли. В спине Улугбека — нож. На Ибн Сине его кровь. Так погубил бог дважды неблагословенное дело: ведь оба были прокляты — и Ибн Сина, и Улугбек.

— Не погубил, — перебил Бурханиддина Муса-ходжа. — Али Кушчи, когда все это случилось[151], продолжил тайно, как говорят, в кишлаке Хазрет Башир, под Самаркандом, астрономические наблюдения Улугбека. Сюда же перевез и спрятал библиотеку Улугбека[152], состоявшую из книг города Брусса[153], привезенную Тимуром из Сирии. И хотя ищейки Ходжа Ахрара обнаружили Кушчи и собирались его убить, он убежал и уже в Стамбуле, будучи виртуозным вычислителем, закончил работу Улугбека. А потом написал к его „Таблицам…“ пространные объяснения, чем способствовал быстрому и широкому их распространению в Азии и Европе. Так что, не погибло дело Улугбека, достопочтенный Бурханиддин-махдум.

— А кто он такой, этот Али Кушчи? — спросили на толпы.

— Родился в Самарканде, — продолжил Муса-ходжа, — тюрк, сын главного сокольничего Улугбека, Математике его учил Каши, астрономии — сам Улугбек в стенах своего знаменитого Самаркандского медресе. Улугбек называл Али Кушчи своим сыном… Вот ведь как Получилось: родной сын убил, а чужой человек — возродил.»

— Говорят, это Ходжа Ахрар подговорил сына Улугбека убить отца за то, что Улугбек отменил народу налог, а таким, как Ходжа Ахрар, налоги увеличил! — сказал чей-то голос в толпе.

Бурханиддин усмехнулся.

— За год до смерти Улугбек жестоко подавил выступления крестьян под Гератом. Это факт. А Ходжа Ахрар, когда был голод, купил всех умирающих и кормил их пока не вырос новый урожай. Потом отпустил. Но отпущенные на свободу не хотели его покинуть, С тех пор зовут этого святого человека Ходжа Ахрар — Хозяин свободных!

— Но ведь он же был первым богачом века! — закричали студенты.

— «Суфий не обязательно должен быть бедняком, — говорил Ходжа Ахрар. — Важно, чтобы внутренне он не был привязан к богатству». И еще он говорил: «Мое богатство от особого расположения ко мне потусторонних сил». А насчёт того, что Улугбек снял с народа налог… Однажды потерял он список убитой Им дичи и восстановил его по памяти. Потом нашли список. Проверили. Ни одной ошибки! Вот о чем думал Улугбек!.. А вы говорите: «народ»… Тот, кто смотрит на звезды без бога в душе, холоден к нуждам маленькой теплой трепетной твари. Таким был и Ибн Сина. Испросил он однажды у эмира Исфахана — последнего своего покровителя на этом свете огромную сумму денег, когда в стране свирепствовал голод. И что же? Купил зерно, чтобы раздать его народу? Нет. Построил для голодных столовые? Нет. Ну хотя бы дом себе купил? Тоже нет… Построил… обсерваторию, а в ней поставил гигантский медный круг.

— Он говорит, что у меня, как сито, руки в дырах!

произнес вдруг кто-то из студентов первую строчку стихов Ибн Сины.

— А эти руки столько раз поддерживали сирых! —

закончили бейт сразу много голосов в толпе.

— Сегодня, — отчетливо и холодно произнес Бурханиддин, не обращая внимания на шум — мы разбираем математику Ибн Сины, теоретическую и практическую. Согласно его классификации наук она стоит между мета-физикой и физикой.

Итак, математика

— Ах, как у многих загорелись глаза! — улыбнулся Бурханиддин. — Все правильно! Ведь передо мной люди, чьи руки делают все на свете! Ибн Сина поднимался в своей философии до порога бога — Истины, да, это так, стучался в нему, но все ради этих вот рук, чтобы дать им такое мастерство, Когда, лепя кувшин, гончар вместо тяжелого, дубового круга видел бы перед собой изящную вращающуюся сферу, чье ангельское изящество он и передаст кувшину! И так во всем. Ибн Сина учил вправлять лодыжки и держать при этом в голове весь организм человека и весь Космос, связанные между собою, согласно его учению, так, как связаны одним ритмом сердце, дрожание звезды и биение голубой жилки в лодыжке. Такая у него была голова! Этого не отнимешь. И это нас восхищает в нем. Океан он мыслил через каплю, каплю — через Океан. Но… Продолжим разговор об астрономии. Так вот, построил Ибн Сина в Исфахане обсерваторию и начал изучать в вей небесные явления, в том числе природу света. Для нас, правоверных мусульман, свет — это самопроявление бога, его Чистота, Доброта. В Коране даже есть сура под названием «Свет». Ах, какие там удивительные слова!.. «Аллах свет небес и земли… Свет на свете!.. Ведет аллах к своему свету, кого пожелает». ВЫ только представьте: «Свет на свете!» Какое откровение! Какая философия! Какое единство! Доброта на доброте. Чистота на чистоте. Нет и тени зла. Только свет — свет высокой духовности, ибо там — особый мир.