Татьяна Полякова - Интим не предлагать

• Название: Интим не предлагать
• Автор: Татьяна Полякова
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-08290-5

Не открывайте чужие шкафы, из них может вывалиться труп. Дарья Агафонова на свою голову шкаф открыла. И тут же стала опасной свидетельницей. А такие долго не живут. Жди теперь убийцу. Но сидеть и ждать не в привычках Дарьи. В свое время она скрутила сексуального маньяка. А чем хуже убийца?! Он ищет свидания с ней? Он его получит...

---

— У меня ее нет…

— Да неужто? — не поверила я, улыбаясь еще ласковее. — А куда она делась, ты, случаем, не помнишь?

Упырь посмотрел на нас по очереди, задержав взгляд на Кузе, которому, судя по всему, просто не терпелось цапнуть своего врага, и вздохнул вторично:

— Она у Зюзи.

— Здорово. А зачем она Зюзе? Он что, фотографии коллекционирует?

Участковый, в продолжение нашего разговора не проронив ни слова, стоял рядом и, как видно, пытался понять, что происходит. С Упыря он глаз не спускал и выглядел достаточно решительно.

— Так что там Зюзя? — напомнила я.

— Он на ней номер записал.

— Какой номер? — Я здорово разозлилась и скрывать этого не собиралась.

— Номер машины. — Упырь окончательно сник, смотрел себе под ноги и говорил так тихо, что приходилось здорово напрягать слух, чтобы понять, чего он там бормочет.

— Объясняй как следует, — вконец рассвирепела я, Кузя тявкнул, а участковый простер к нам руку с непонятным намерением; Упырь расценил этот жест по-своему и заговорил торопливее, а главное, громче:

— Мы в парке сидели, как всегда, а тут Зюзя подошел… Мы сидим, и вдруг тачка от старой проходной подъехала, а Зюзя шею вытянул и стал вроде как не в себе, а потом говорит: «Дай карандаш и бумагу». Карандаш у нас был, мы на столе очки пишем, а бумаги нет. И я фотку отдал. Он на ней номер записал и взял ее с собой.

— Чего ты вкручиваешь? — пристыдила я, а Упырь обиделся:

— Ничего не вкручиваю, говорю как есть.

— А где Зюзя живет? — немного поразмышляв, спросила я.

Упырь закатил глазки, вздохнул, покачал головой и опять вздохнул; проделав все это и сообразив, что сия пантомима не произвела на меня ровным счетом никакого впечатления, загрустил и сказал с неохотой:

— Откуда мне знать? Я чего с ним, детей крещу?

— Детей вам только псих доверит, — в свою очередь, вздохнула я и, свистнув Кузе, пошла к выходу.

Андрюха, немного постояв столбом, очнулся и устремился за мной, а Упырь крикнул:

— А кошелек?

— Ты что, спятил? — обиделась я. — Я ж не Жеглов.

— Ну, Дарья… — Клюквин хотел что-то еще сказать, но передумал и ломанулся к стеклянным дверям, сметая все на своем пути; по счастью, ничего, кроме этих самых стеклянных дверей, ему не препятствовало покинуть магазин, и вскоре он уже исчез за углом, а участковый, оказавшись на улице, неожиданно обрел дар речи.

— Кто такой Зюзя? — спросил он.

— Откуда я знаю.

— Дарья Сергеевна! — Голос его звучал строго, а выражение лица точь-в-точь как у нашей учительницы на лабораторной работе по химии, когда она, вышагивая между партами, бдительно следила за реактивами в детских руках, в любой момент готовая залечь на пол.

— Отвяжись, — буркнула я, Андрюха покраснел, а я со злостью добавила:

— Чего ты заладил: Дарья Сергеевна, Дарья Сергеевна. Ты ж до пятого класса со мной в одном дворе рос. Или не помнишь?

— Помню, — широко улыбнулся Андрюха. — Ты мне еще по носу дала. Бабушка к твоей маме жаловаться ходила…

— Так ты велик зажал. Не давал прокатиться…

— Ага.

— Ладно, пошли, — махнула я рукой, не удержалась и съязвила:

— Черт-те что творится на твоей территории.

— А чего творится-то? — испугался он.

— Ты что, не слышал? Фотографию забрал какой-то Зюзя. И как я ее верну, скажи на милость?

— Так чего ж мы Клюквина отпустили? Надо было его допросить.

— Скажет он тебе, как же… а может, и в самом деле не знает. А вот ты знать обязан. Петрович всю шпану как свои пять пальцев знал…

— Я второй день и…

— А как ты в магазине оказался? — остановилась я, Андрюха тоже замер и неохотно пояснил:

— Я… за тобой приглядывал.

— Что? — Глаза у меня полезли из орбит, а Кузя жалобно заскулил, качая головой.

— Я в смысле помощи, — затараторил Андрюха. — Мало ли что…

— Очень много от тебя толку, — заметила я презрительно и, кивнув на прощание, зашагала к дому.

Во дворе в беседке, с одной стороны обвитой хмелем, сидел Сенька в компании Петьки и вечно чумазого Чугунка. Все трое грызли семечки с таким унылым видом, точно с минуты на минуту ожидали конца света.

— Ты ужинал? — подойдя ближе, спросила я племянника.

— Ага. Спасибо.

— Пожалуйста.

Я села на скамейку и покосилась на Чугунка.

— С новым участковым говорила? — бросив горсть семечек голубям, спросил он.

— Поговорю. Пока случай не представился.

— Как он вообще?

— Нормально, в нашем дворе рос до пятого класса. Можно сказать — свой человек… А ты, случаем, Зюзю не знаешь?

— Зюзю? — Чугунок несказанно удивился и даже вытянул шею на невероятную длину, чтобы иметь возможность заглянуть мне в глаза.

— Ты ж слышал.

— Слышал. Зачем он тебе?

— Знаешь или нет?

— Зюзя не из наших, он крутой.

— Да неужто? — презрительно кривя губы, осведомилась я. — Чего ж это твой крутой с Упырем дружит?

— Упырь врет, цену себе набивает.

— Ясно. И чем твой Зюзя знаменит?

— А ты не вредничай, а то я с тобой разговаривать не буду. Про Шмеля слышала?

— Ну…

— Его парень. Соображаешь?

— Не очень, — созналась я. — А где живет этот Зюзя?

— Не знаю, — покачал головой Чугунок. — Где-то недалеко. Я его часто встречаю. Хотя, может, он здесь по делам бродит. Это ведь их район.

— В каком смысле? — нахмурилась я.

— Ох, Дарья, — тяжко вздохнул Чугунок. — На тебя как накатит, так ты точно моя мамка: ну дура дурой.

— Вот сейчас влеплю затрещину, — рассвирепела я, но Чугунок уже спрыгнул с лавки и, присев на корточки рядом с Кузей, стал его наглаживать.

— Может, мне с ним пожить? — вдруг сказал он.

— Где? — обалдела я.

— В конуре. Она у него просторная, места хватит.

— Спятил совсем, — фыркнула я и зашагала к подъезду.

Мое кухонное окно выходит во двор. Делая вид, что в кухне у меня накопились неотложные дела, я то и дело поглядывала туда, наблюдая за беседкой. Где-то через час Сенька кивком попрощался с друзьями и направился в сторону гаражей, я метнулась к окну и гаркнула:

— Сенька! — Он весьма неохотно приблизился. — Куда это ты собрался? — сурово поинтересовалась я.

— Прогуляюсь.

— С таким украшением на физиономии лучше во дворе сидеть.

— Да я недалеко…

— В парк, что ли? — Он, по обыкновению, стал разглядывать свои кроссовки, а я со вздохом сообщила:

— Нет у него фотографии. — Головы он не поднял. — Честно, нет. Какой-то его знакомый на ней номер машины записал и унес с собой.

— Зюзя?

— Что? — опешила я.

— Фотографию Зюзя унес?

— Нет. Не знаю…

— А сама всегда говоришь, что врать нехорошо.

— Ну-ка быстро домой! — рявкнула я, теряя терпение. Сенька повиновался, устроился за столом на кухне и даже выпил чаю. Вид он имел отрешенный, и меня это здорово беспокоило. — Слушай, — не выдержала я, — этот Зюзя наверняка ее уже выбросил. А твоя девушка вполне может сфотографироваться еще раз.

— Конечно, — согласился Сенька с таким видом, что я сердито швырнула в мойку чашку и удалилась с кухни, хлопнув дверью.

Спала я в ту ночь плохо, а лишь только начался рассвет, выпила кофе и, покинув квартиру, побрела в сторону стадиона «Строитель», где в ветхой пятиэтажке проживал Петрович. Возле его дома я начала мучиться угрызениями совести: в такое раннее время к людям не заглядывают, тем более что Петрович теперь и не участковый вовсе, а заслуженный пенсионер. Чертыхнувшись, я прошла к открытым воротам стадиона и замерла в некотором недоумении. Насколько мне было известно, увлечение Петровича спортом сводилось к регулярному просмотру футбольных матчей по телевидению, но сейчас он собственной персоной суетился возле песка для прыжков в длину и что-то там замерял. Моргнув раза три и даже тряхнув головой с намерением избавиться от галлюцинаций и ничего этим не достигнув, я приблизилась, устроилась на травке чуть в сторонке и спросила, глядя на часы:

— Рановато для занятий физкультурой.

— Не спится, — бодро отозвался бывший участковый. — Да и неловко как-то, еще смеяться начнут… А ты чего в такую рань?

— Петрович, ты Зюзю знаешь?

— Зачем он тебе?

— И что ты за человек? — возмутилась я. — Никогда не ответит: да, мол, знаю, или нет, не знаю, сразу вопросы задавать.

— Ну, знаю я Зюзю. Совершенно непутевый парень. Наркоман. Что с такого возьмешь? Родители у него хорошие люди, отец начальником мастерских на заводе работал, пытались его лечить, без толку. Купили ему «малосемейку» и рукой махнули. А что с таким сделаешь?

— А живет на что?

— На что они живут? Правда, ни на чем таком он ни разу не попадался.

— А какие у него отношения со Шмелем?

— Со Шмелем? — Бывший участковый отряхнул спортивный костюм. — Какие у них могут быть отношения? Валентин Владимирович у нас фигура, а Зюзя что? Тьфу… Наркоша, одним словом. Так зачем он тебе сдался?

— Так, интересуюсь. А где живет этот Зюзя?