Татьяна Бобровникова - Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

• Название: Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена
• Автор: Татьяна Бобровникова
• Издательство: Мол. гвардия
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02399-4

В книге Татьяны Бобровниковой ярко и увлекательно повествуется о повседневной жизни знатных граждан Рима в республиканскую эпоху, столь славную великими ратными подвигами. Читатель узнает о том, как воспитывали и обучали римскую молодежь, о развлечениях и выездах знатных дам, о том, как воевали, праздновали триумф и боролись за власть римские патриции, подробно ознакомится с трагической историей братьев Гракхов, а главное — с жизнью знаменитого разрушителя Карфагена, замечательного полководца и типичного римлянина Сципиона Младшего.

---

139

Один из знатоков индейцев, долго живший среди них.

140

Приводимые здесь факты сообщаются в книге уже упоминавшегося Кольера, знатока жизни индейцев, — Collier J. The Indians of Americas. N. Y., 1975. Я позволила себе процитировать блестящее изложение этой книги, сделанное Шафаревичем: Шафаревич И. Р. Россия и мировая катастрофа. Сочинения в трех томах. Т. 1. М., 1994 С. 419–421.

141

Токарев С. Предисловие к кн. А. Элькин — Коренное население Австралии. М., 1952. С. 4–5.

142

В первый раз Сципион не мог быть консулом, потому что не занимал еще ни одной должности, во второй раз — потому что закон запрещал быть консулом дважды.

143

Ошибка Плутарха. Сципион прожил 56 лет.

144

События в Испании мы знаем только из Аппиана. И это для нас великое несчастье. Я вовсе не отрицаю, что Аппиан очень умный и очень интересный автор и рассказ его обладает своеобразной прелестью. Но у него есть несколько крупных недостатков.

Первое. К сожалению, он совсем не разбирается в военном деле, а это большой недочет для историка римских войн. Из его повествования нельзя понять ни хода битвы, ни общего плана кампании. Например, в его рассказе битва при Заме представляется цепью неожиданных и беспорядочных единоборств в духе Гомера. Сципион вступает в бой со слоном, потом с Ганнибалом. Потом с Ганнибалом сражается Масинисса. Потом на него устремляется опять Сципион. Ганнибал неожиданно заметил на одном из холмов иберов и галлов и поскакал туда, надеясь позвать их на помощь. Но его воины решили, что он бежит, и сами кинулись врассыпную. А между тем Полибий говорит, что в битве этой командовали два лучших полководца и приложили максимум стараний при расположении войска. Вероятно, читатель уже почувствовал, что трудно понять, как Сципион спас римское войско под Неферисом. Так же трудно понять, как он спас Рутилия под Нуманцией. Поэтому-то «Гражданские войны» много выше всех других произведений Аппиана.

Второе. Аппиан не оригинальный автор, а компилятор. Само по себе это совсем не так плохо. Плохо другое — выбор источников, которые он переписывает, подчас совершенно загадочен. Например, говоря о событиях, развертывавшихся в Испании и Африке во время 2-й Пунической войны, он почему-то следует не Полибию, а каким-то другим писателям. Отсюда его чудовищные промахи. Например, говоря об Африке, он вообще забывает битву при Великих Равнинах, которая была генеральным сражением, после которого карфагеняне просили мира. Он совершенно неверно рассказывает о поджоге неприятельского лагеря Сципионом и т. д. Это-то и придает особый интерес повествованию Аппиана, так как все остальные авторы благоразумно следовали Полибию, а он дает новые версии. Однако это же делает все события запутанными, непонятными и недостоверными в тех случаях, когда текст Полибия до нас не дошел. Тут остается только пожалеть, что Аппиан не мудрствуя лукаво не следовал Полибию. Именно так дело обстоит в его рассказе об Испании.

Третье. Аппиан конспектирует свои источники. Не изменяет и украшает, как Плутарх, а именно конспектирует. При этом он зачастую опускает очень важные факты. Например, говоря о взятии Карфагена, забывает сообщить, как попал туда сам полководец, а в рассказе о реформах Гракха не пишет об эпизоде с казной Пергама. Из-за всего этого подчас очень трудно восстановить связь событий.

И последнее. Он очень небрежен, невнимателен и способен допустить ужасные ошибки. Так, в одном месте он пишет, что наш герой — сын дочери Сципиона Старшего, усыновленный своим дедом, вместе с которым он сражался в Азии в 190 году и попал в плен. Не говоря уже о всем прочем, наш герой родился в 185 году (Syr., 29). Или в другом месте он называет племянника Сципиона Бутеоном, а его звали Фабий Максим (Hiber., 84).

Вот почему к повествованию Аппиана об осаде Нуманции следует отнестись с долей скептицизма. Замечу, что он ни разу не упоминает имя Полибия, хотя тот оставил историю этой войны. Очевидно, Аппиан пользовался какими-то другими источниками.

145

По-латыни звучит аллитеративно и напоминает каламбур: «Lacerat lacertum Largi mordax Memmius».

146

У Аппиана находим удивительное сообщение. Будто бы нумантинцы все-таки прорвались через крепость Сципиона и обратились за помощью к жителям города Лутии. Те составили заговор против римлян, но Сципион об этом узнал, потребовал выдачи заговорщиков и приказал отрубить им руки (App. Hiber., 94).

Признаюсь, я совершенно не верю этому сообщению. Я не поверила бы ему, если бы речь шла не о Сципионе, воспитаннике Полибия и ученике Панетия, а о любом римском военачальнике, самом жестоком и злобном. Почему? Я объясню это сравнением. Если бы мне сказали, что Черчилль во время последней войны велел расстрелять целую огромную армию пленных, я бы могла в это поверить. Но если бы мне сообщили, что тот же Черчилль велел ослепить пленных, оставив по одному зрячему поводырю на каждую сотню, как это сделал один византийский император, я бы позволила себе усомниться в правдивости этого рассказа. И не потому, что это более жестоко. Это не соответствует времени и традициям народа. Вот почему, если бы я узнала, что римский военачальник перебил всех заговорщиков без сострадания, отрубил им головы, высек розгами, я бы всему этому с лег костью поверила. Но отрубить руки…

Тут я хотела бы остановиться на одном любопытном вопросе. О характере нашего героя существует два противоположных мнения — первое принадлежит его современникам и ближайшим потомкам, второе — английским ученым XX века, в первую очередь Астину. Вся античная традиция уверенно называет Сципиона человеком очень мягким и добрым, английские ученые не менее уверенно называют его жестоким. Так, Цицерон говорит, что Сципион был очень кроток (lenissimus: Миг., 66). Он считает его воплощением humanitas. Humanitas в понимании Цицерона — это квинтэссенция лучших человеческих качеств, и в первую очередь утонченного эллинского образования и гуманности. И особенно гуманности. Сам Цицерон был человеком исключительной мягкости, и всяческая жестокость вызывала у него ужас и отвращение. «Никогда жестокость не бывает полезна: жестокость противна человеческой природе (то есть humanitas. — Т. £.)», — писал он (De off., Ill, 47; пер. Ф. Зелинского). Между тем он не колеблясь заявляет, что Сципион для него — идеал и образец для подражания. Точно так же смотрели на нашего героя Полибий, который называл его совершенством, и Панетий. Неужели все эти умные и благородные люди ошибались?

Ученые XIX века следовали античным авторам. Буассье считает Сципиона человеком «кротким и человеколюбивым от природы». Такого же мнения держался Моммзен (Буассье Г. Римская религия от времен Августа до Антонинов. М. б.г. С. 56; Моммзен Т. История Рима. М., 1937, Т. 2. С. 41).

Астин приводит в доказательство своего мнения следующие аргументы: Сципион с любопытством смотрел на битву между нумидийцами и карфагенянами и в шутку сравнивал себя с Зевсом; он сжег Карфаген и на его развалинах сказал: «Хорошо!»; он жестоко обошелся с нумантинцами, отрубил руки жителям Лутии; наконец, он был безжалостным цензором. Признаюсь, для меня всего этого мало, чтобы поколебать всю античную традицию. Полибий и Панетий знали Сципиона лично, а Полибий был с ним под Карфагеном и под Нуманцией. Цицерон же слышал рассказы очевидцев и читал историю Нумантинской войны Полибия, воспоминания Рутилия, Фанния, Семпрония Азеллиона и Люцилия, которые сражались под началом Сципиона в Испании. Мы же составляем свое мнение на основании конспективной истории Аппиана, изобилующей пропусками и неточностями. Впрочем, даже известные нам факты противоречат этому.

Мне кажется, автор слишком серьезно воспринял шутку Сципиона, сравнившего себя с Зевсом. И потом, трудно ожидать, чтобы римский офицер, с 16 лет участвовавший в битвах, падал в обморок при виде крови. Вряд ли возможно обвинять Сципиона в разрушении Карфагена. Кроме того, на его развалинах он не радовался, как утверждает Астин, а плакал. Искоренение Нуманции было чем-то вроде ликвидации чеченской крепости и казалось необходимым. Что же до отрубленных рук, — о них я только что говорила. Признаюсь также, что я не вижу слишком большой жестокости и в том, что Сципион обидел Азелла и ему подобных людей.

На мой взгляд, все, что мы знаем о Сципионе, совершенно противоречит мнению Астина. Нам известно, что, где бы он ни появлялся, офицером или полководцем, он вызывал глубокое уважение и доверие у своих врагов. Испанцы хотят заключать договор только с ним, тогда еще безвестным молодым офицером. Ради него они снабжают римлян необходимыми теплыми вещами. Карфагеняне не желают сдаваться никому, кроме него. Фамея сдается ему, не оговорив даже условий капитуляции. Газдрубал хоронит римских офицеров, объявляя, что делает это только ради Сципиона. Жена его, готовясь броситься в огонь, благодарит его. Чем это объяснить? Диодор прямо говорит, что он обходился с врагами гуманно, поэтому все сдавались только ему (Diod., XXXII, 7). Напомню еще один небольшой факт. Сципион пощадил Газдрубала, бросившегося к его ногам, несмотря на то, что тот причинил римлянам столько зла. Между тем Цезарь, славившийся своим милосердием (climentia) — его, наверно, не отрицает сам Астин, — когда его противник, галльский вождь Верцингеторикс, подобным же образом сел у его ног, взял его в плен, держал несколько лет до триумфа, а потом спокойно отрубил голову.