Татьяна Бобровникова - Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

• Название: Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена
• Автор: Татьяна Бобровникова
• Издательство: Мол. гвардия
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02399-4

В книге Татьяны Бобровниковой ярко и увлекательно повествуется о повседневной жизни знатных граждан Рима в республиканскую эпоху, столь славную великими ратными подвигами. Читатель узнает о том, как воспитывали и обучали римскую молодежь, о развлечениях и выездах знатных дам, о том, как воевали, праздновали триумф и боролись за власть римские патриции, подробно ознакомится с трагической историей братьев Гракхов, а главное — с жизнью знаменитого разрушителя Карфагена, замечательного полководца и типичного римлянина Сципиона Младшего.

---

Как ни ужасно было его положение, он не обсуждал даже возможности уклониться от поручения, данного ему римским народом. То был его долг. Была у него еще особая причина, не позволявшая отказываться от командования. Война в Испании была столь мучительна, столь сурова, сопряжена с такими трудностями, что дрогнули даже некоторые из римлян — народа, всегда славившегося необыкновенной гордостью, железным терпением и феноменальным упрямством. Теперь же кое-кто, видимо, внутренне был готов отказаться от Испании. В 151 году до н. э. молодые люди под разными предлогами стали уклоняться от военного набора, не желая ехать в Иберию. Помпей и Манцин готовы были капитулировать. Тиберий Гракх, будущий реформатор, подписал за консула позорный мир, значит, готов был смириться с поражением. Так рассуждали многие. Но не Сципион.

Его гордая душа римлянина возмущалась против этого. Одна мысль о том, чтобы смириться перед испанцами, казалась ему верхом унижения, от которого его бросало в краску. В 151 году, когда все колебались, он голосовал за войну. Когда он увидел, что война становится опасной и молодежь робеет, он бросил все свои дела, отказался от поездки в Македонию, куда уже собрался, и поехал в эту суровую страну. Когда Манцин заключил мир, именно Сципион настоял на его расторжении. И вот теперь, когда все было на краю гибели, именно его назначили полководцем для этой войны. Мог ли он отказаться? Нет. И он принял вызов.

Итак, денег у него не было. Но, бедный деньгами, он всегда был богат любовью друзей, за которых так уверенно, так гордо поручился в сенате. Сам он готов был сразу, легко, с улыбкой отдать другу последнее. Он не допускал и мысли, что они окажутся менее благородны. С ранней юности мы видим его окруженным друзьями. Более того. Мы не можем указать никого другого из римлян, кто был бы настолько любим, как этот человек. С самых первых шагов, когда он, еще мальчишкой, служил под началом отца, которого войско люто ненавидело, даже тогда это же самое войско его обожало. Когда же консулом он приехал под Карфаген, он привез с собой не двух-трех друзей, как другие, — нет, за ним из любви следовал целый флот! И все-таки мы никогда бы не узнали, как велика была сила этой всеобщей любви, если бы не Нумантинская кампания.

Никто не покинул его. Ему помогали, кто чем мог. Достаточно сказать, что на средства друзей он смог 15 месяцев вести войну и платить жалованье войску. Но друзья предоставили в его распоряжение не только свое имущество, но и свои жизни. Они все поехали с ним под Нуманцию. Вместе с клиентами Сципиона, которые также не покинули своего патрона, их набралось около 500. Консул сформировал из них особое войско, которое назвал «отряд друзей» (Арр. Hiber., 84). Даже поэт Люцилий записался в этот отряд. Старый Полибий приехал из Греции, чтобы сопровождать своего названого сына. Не только отдельные люди — целые страны и города помогали Сципиону. Царь Аттал Пергамский и Антиох, которых он недавно посетил во время своего путешествия на Восток, прислали ему дары для ведения войны (Liv., epit., 57; Cic. Pro reg. Deiot., 19).

Но Сципион считал, что, сколько бы он ни получил от друзей, он должен в первую очередь истратить собственные средства. Другие полководцы ехали на войну, чтобы разбогатеть. Сципиону война принесла полное разорение. Правда, узнав об этом, сирийский царь прислал ему великолепные дары. Сципион получил их уже в военном лагере. Обычай не запрещал их принимать, ведь царь был другом римского народа. И император их действительно принял. Равнодушно взглянув на лежащую перед ним груду золота, он немедленно раздарил его храбрейшим солдатам (Liv., epit., 57). Так он до конца остался верен себе.

Ему помогали не только деньгами: царь Нумидии, наследник Масиниссы, узнав, кто будет командовать римской армией, прислал ему целый отряд под командованием столь знаменитого впоследствии Югурты. Фабий Эмилиан немедленно вызвался ехать с братом легатом, хотя в Риме считалось неприличным старшему брату быть легатом у младшего. Его сын, который все-таки стал квестором, не только пожелал отправиться в Нуманцию, но взял на себя все заботы о добровольцах. Сципион был этому очень рад, так как не мог долее задерживаться в Риме. Поручив все дела племяннику, он срочно выехал в Испанию[144].

III

Сципион не хотел сражаться с испанскими легионами. Такая перспектива была ему во сто крат тяжелее, чем денежные затруднения. Он имел все основания презирать этих воинов и не доверять им. Деморализованные непрерывными поражениями, жизнью среди дикарей в стране, где не было ни права, ни закона, куда, казалось, не простиралась ни Божья, ни людская власть, привыкшие к коварству врагов и ответному коварству своих вождей, они сделались трусливы и робки с иберами, дерзки и наглы со своими полководцами. Первых они панически боялись, вторых искренне презирали. Они усвоили себе худшие приемы партизанской войны, сделались распущенны и строптивы и постепенно превратились в настоящую шайку мародеров. Они вели себя с консулами так, что Манцин, по выражению Плутарха, уже сам не понимал, военачальник он или нет (Plut. Ti. Gracch., 5). Впоследствии он даже, говорят, оправдывал свое поражение тем, что у него было вконец разложившееся войско, с которым невозможно сражаться (App. Hiber., 83). Солдаты, по словам Аппиана, вели жизнь «праздную, полную мятежей и разгула» (App. Hiber., 84). Вот с этими-то воинами и предстояло теперь брать Нуманцию Корнелию Сципиону.

Легионы, стоящие лагерем в Кельтиберии, привыкли, что почти каждый год к ним приезжает новый военачальник, и давно смотрели на это с полным равнодушием. Может быть, и сейчас, когда одним весенним днем к ним прибыл консул Сципион, они в первую минуту не придали этому значения. Они думали, что и завтра проснутся, как всегда, и будут делать то, что им хочется. Если так, как страшно они ошибались!

Впрочем, заблуждение их рассеялось быстро. Сципион приступил к делу тут же, не дав им опомниться, едва войдя в ворота лагеря, даже не успев отдохнуть с дороги. «Придя в лагерь, он застал страшный беспорядок, распущенность, суеверие и роскошь» (Plut. Reg. etimper. apophegm. Scipio min., 16). Повсюду слонялось множество праздных людей. Прежде всего, как некогда под Карфагеном, он выгнал всех лишних — женщин, торговцев, гадателей и гадалок всех мастей, к которым то и дело обращались воины, «ставшие суеверными от всяких неудач» (App. Hiber., 85; Frontin., TV, 1, 1; Val. Max., II, 7, 1; Plut. Ibid.). Он осмотрел обоз и велел немедленно продать и отослать все лишние вещи (App. Hiber. Ibid.). Каждому воину он разрешил оставить один медный горшок, одну чашку и один вертел (App. Hiber., 85; Plut. Ibid.). Он ежедневно обходил лагерь и, если видел какую-нибудь изящную посуду, предназначенную для тонких блюд, разбивал ее собственной рукой (Frontin., IV, 1, 1). Так как он опять застал войско на грани болезни, он назначил им строжайшую диету (App. Hiber., 85; Plut. Ibid.). Мягкие постели, на которых прежде спали воины, немедленно были выброшены. Сам император спал на простых досках (HRR., Rutil.,fr. 13).

Теперь войско каждый день совершало длинные переходы, причем воины несли за плечами тяжелую поклажу и провизию на несколько дней. Садиться на мулов Сципион запрещал.

— Какая польза на войне от человека, который не умеет даже ходить! — говорил он (App. Hiber., 85).

«Воины приучались терпеть и голод, и дожди, переходить вброд реки, причем император все время пробирал трусливых и вялых» (Frontin., IV, 1, 1). «Он проходил все ближайшие долины и каждый день приказывал ставить лагерь и разрушать его, выкапывать очень большие рвы и засыпать их, строить очень высокие стены и сносить их, и сам от зари до вечера надзирал за всем». Раньше, при прежних вождях, войско шло свободным строем и часто разбредалось в разные стороны. Сейчас их строили в каре и «никто не смел менять назначенного ему места в строю». Сципион все время объезжал войско, зорко следил за всем, и воины трепетали от его взгляда. «Он приказывал всадникам спешиться и больных сажал на их место, а лишнюю поклажу перекладывал с мулов на пехотинцев. Когда воины разбивали лагерь, передовой отряд для этого прямо с пути должен был становиться вокруг вала, второй — объезжать кругом это место. Все остальные распределяли между собой работу: одним было приказано копать рвы, другим — сооружать стену, третьим — ставить палатки. Количество времени для этих работ было строго распределено» (App. Hiber., 86).

Теперь воины, покрытые грязью, часами рыли рвы. Сципион, глядя на них, говорил:

— Пусть они измажутся в грязи, если не желали забрызгаться кровью врагов! (Veget., 3,10).

Войско изменилось на глазах. Оно стало дисциплинированно, послушно и как огня боялось своего императора. Он появлялся перед ними суровый, спокойный, закутанный в черный плащ, — он говорил, что носит траур из-за позора войска (Plut. Reg. et imper. apophegm. Scipio min., 16). Вскоре они стали бояться его насмешек еще более, чем угроз. Лагерем они стояли уже давно, и, при необыкновенной любви римлян к воде, естественно, что они построили баню. В бане они расположились со всеми удобствами: завели специальных служителей, которые помогали им мыться и натирали маслом. Сципион поднял их на смех и спрашивал, разве они ослы, у них нет рук и им нужны чистильщики (Plut. Ibid.; App. Hiber. 85). Сам он отвергал все удобства: ел простой хлеб и носил грубый плащ. Даже оружие его, оружие, которым воин так гордится и стремится его украсить, даже оно было просто и удобно. Когда кто-то похвастался перед ним красивым щитом, он сказал: