Raptor - Хо

• Название: Хо
• Автор: Raptor
• Жанр: Научная Фантастика

---

Ярость вспыхнула в душе Ольги всепожирающим пламенем, и она окончательно сорвалась с ограничителей. Всё вокруг стало предельно чётким и детальным, а движения врагов — неловкими и медлительными. Слишком медлительными для них.

Ловко поставив свой бронированный сапог на дубинку, Оля прижала оружие к клубящейся земле, заставив существо нагнуться. Первый удар меча отсёк ему руку-ветвь чуть выше локтя, а когда монстр машинально разогнулся, лезвие уже поджидало его выше, резким ударом наискосок отделив неотёсанную косматую голову от туловища.

Не успел поверженный тролль завалиться на спину, как Ольга уже приступила к его коллеге, вцепившемуся в её щит с какой-то маниакальной одержимостью. Сначала девушка выпустила щит из руки, и когда чудище повернулось, желая, видимо, отшвырнуть его в сторону, рубанула мечом наотмашь. Щит тяжело грохнулся наземь, вместе с парой отсечённых конечностей, так и оставшихся висеть на нём. Монстр трубно заорал, взмахнув культями. Пригнувшись, Оля подрубила ему левую ногу-корневище, и когда он повалился на бок, добила уродливую тварь рубящим ударом сверху.

Тем временем Кирилл, с каким-то иступлённым упоением таращился на то, как она разделывается с чудовищами, выпучив зенки, и скалясь кровожадной улыбкой. Дьявольский восторг сверкал в полоумных глазах даже после того, как Ольга обеими руками, со всего размаха рассекла ему голову мечом.

Клинок разрубил его череп пополам, прошёл через шею, и застрял в грудной клетке. Вершинина попыталась выдернуть его, но меч не поддавался. Тогда она рванула сильнее. Вслед за рукояткой дёрнулось не только мёртвое тело Кирилла, оцепеневшее в вертикальном положении с безобразно развалившейся надвое головой, но и пространство позади него. Ещё рывок. И опять колыхание пространства. В разные стороны разошлись волновые колебания, и изуродованный мертвец тяжко завалился назад, утягивая за собой Ольгу, не желающую выпускать свой верный меч. Вместе они провалились в какую-то невероятную бездну.

Я просыпаюсь, — с облегчением подумала Ольга, летя через галлюцинирующее пространство. — Слава богу, я просыпаюсь.

Люди вымирают. На смену им приходят куклы потребляющие. Поэтому наш мир меняется на глазах. Новая фракция подстраивает его под себя, оптимизируя под новую глобальную культуру — потребление. Даже типично кукольная заповедь о трёх делах, которые должен выполнить в жизни настоящий мужчина: посадить дерево, построить дом, воспитать сына, — и та не соблюдается. Хотя, что там соблюдать? Одно дерево — это ничто в сравнении с тем, сколько их спиливают ежегодно. На тот же Новый год. Если каждый будет строить себе по одному отдельному дому, то весьма быстро этим самым посаженным деревьям попросту негде будет расти, при том что большинство построенных домов будет пустовать, так как их хозяева умерли, а новые поколения строят себе новые дома. Что касается обязательного воспитания сына, то эта заповедь единственная, которая соблюдается чаще всего. Но как? Сын воспитывается таким же потребителем, как и его отец. Более того, родители стремятся приложить все усилия, чтобы их чадо смогло потребить больше, чем они сами. Таким образом, потребители воспитывают потребителей.

По-человечески же, дерево не обязательно сажать. Обязательно не рубить его. С бережным отношением, экосистема быстро восстановится сама. Табличка «Берегите природу!» должна торчать не в кустах, среди мусорных куч, оставленных отдыхающими, а в умах самих отдыхающих, которые и без всяких напоминаний должны эту природу беречь.

Не обязательно строить новый дом, если у тебя уже есть один. А вот если кто-то нуждается в доме, то имеет смысл приложить силы, чтобы помочь ему обрести жильё. В таком случае не будет единиц, владеющих несколькими хоромами, и тысяч бездомных. Очевидная польза для развития твоего вида.

Ну и, конечно же, воспитание детей. Воспитать потребителя проще всего. Фактически, человек стремящийся к потреблению развивается самостоятельно. Сперва на «Хочу» и «Дай», потом на «Пригодится» и «Надо». Но при этом, у человека атрофируется чувство естественной отдачи. Он чувствует, что ему все должны, но сам он при этом никому ничего не должен. В результате наблюдается зацикленный процесс кукольного воспроизводства, где в каждом новом элементе воспитывается не стремление жить в обществе, а стремление жить за счёт общества. Отсюда и пресловутый синдром «детей индиго», являющийся обычным эволюционным этапом в развитии нового поколения агрессивных потребителей, рождённых для того, чтобы взять от жизни всё, и при этом не оставить после себя ничего.

— Доброе утро, — произнёс Гена, отвлекшись от разложенной на столе карты.

— Угу, — кивнула Ольга, отрывая ухо от подушки. — Сколько времени?

— Одиннадцать. Пятнадцать минут двенадцатого, — взглянув на часы, поправился Осипов.

— Сколько?!

— Ну, а что? Я сам проснулся только в половине одиннадцатого. Снотворное было просто атомное. Спал без задних ног. Не помню даже как отрубился. Помутнение какое-то, и всё.

— Ты вовремя заснул, — кивнула Ольга, выбираясь из-под тёплого одеяла. — Можно сказать, удачно.

— Слушай, а эти страхилатины вчерашние на самом деле были? Я уж грешным делом подумываю, что мне это тоже приснилось.

— Нет, Ген, к сожалению, не приснилось. Я вчера тоже от них едва ускользнула.

— Вот ведь… Это ж надо. Я утром когда проснулся, вспомнил об этом — аж в пот бросило. Прислушался, тихо вроде. В коридор выглянул — там всё как обычно.

— Ты лодку проверял?

— Н-нет… Я, в общем, это самое, не хотел тебя тут одну оставлять.

Капитан явно не умел врать. Ольга сразу догадалась, почему он не ходил проверять мотобот. Ему было страшно. И хоть он всё так же старался казаться непоколебимым, глубокий животный страх явственно ощущался в его жестах, в его голосе.

— А почему не разбудил?

— Ага, как же. Откуда мне было знать, что ты спишь, а не это самое, не бродишь там где-то в иных мирах. Сама же говорила, что лунатиков будить нельзя.

— Не лунатиков, а сноходцев. Ладно, ты всё правильно сделал. Это я так, не проснулась ещё добром.

— Выяснила что-нибудь новое?

— К сожалению, ничего утешительного. Евгения больше нет. Хо уничтожило его.

— Печально. Но нам-то что делать? Когда появится возможность вырваться отсюда?

— Этого мне выяснить не удалось. Знаю одно. Мы ещё не опоздали. Боюсь, что теперь придётся действовать по обстоятельствам.

— Да чего тут думать? Отправляемся прямо сейчас!

— Нет. Дёргаться не будем. Время, слава богу, есть.

— Ну, как скажешь. Только я сразу говорю, сидеть здесь до темноты я не согласен.

— Тебе не придётся. Сегодня мы отсюда уплывём. Это без вариантов, — решительно произнесла Ольга, просовывая руку в рукав рубашки. — А что ты там чертишь? Можно взглянуть?

— Э-э-э, да, конечно, — Гена отодвинулся от карты. — Я, пока ты спала, решил одну идейку обмозговать. Мне тут кое-что приснилось, и я, как проснулся, сразу же схемку набросал.

— Приснилось?

— Смотри, — Гена повернул к ней карту черноморского побережья, на которой виднелись крестики, помеченные надписями, и соединённые прямыми линиями. — Дело в том, что «Эвридика» — далеко не первое судно, погибшее в этой зоне при довольно сомнительных обстоятельствах. Я вспомнил все катастрофы, произошедшие здесь за последние полсотни лет, и меня буквально озарило! Почему же я раньше об этом не задумывался?

— Все эти крестики — погибшие корабли, а надписи — их названия, и годы крушений? Я правильно поняла?

— Совершенно верно. Гляди, вот здесь, в 1968 году погиб французский нефтеналивной танкер «Руссильон». Это произошло задолго до моего рождения. Ещё когда мой батя был пацаном. Он рассказывал, что шумихи было много вокруг этого события. Только что отремонтированный корабль, без груза, во время шторма сорвался с якорей, и вылетел на берег. Его можно было легко увести в море, но двигатель вдруг отказал. В результате чего посудину прибило к берегу, и намертво посадило на камни, вот прямо тут, неподалёку от Вольного. Отец говорил, что несколько раз его пытались стащить с мели, но всё безуспешно. Французы обвинили во всём капитана, и бросили танкер на берегу, где он простоял больше сорока лет. Я-то его хорошо знал. Я же родом из Туапсе, из Вельяминовки. Оттуда до «Руссильона» рукой подать. Он как раз напротив пансионата стоял, ржавый весь, страшный такой. Боялся я его в детстве. А сейчас от него почти ничего не осталось, насквозь проржавевший кусок кормы, блок цилиндров, да винт. Остальное растащили на металлолом.

Теперь смотрим дальше. Следующая жертва — югославский сухогруз «Колашин». В 1970 году едва не уткнулся в железнодорожную насыпь на берегу, вот здесь, между Чемитокводже и Глубокой Щелью. Говорят, что причиной трагедии послужил какой-то странный туман. Сходства не замечаешь? Этот корабль тоже знаком мне с детства. Удалось вдоволь полазить по нему, когда отдыхал в пионерлагере «Мечта». Нам запрещали на него лазить, но мы всё равно лазили. Лежал он там тоже очень долго. Весь проржавел и развалился. Несколько лет назад его в конце концов пустили на металлолом. От него тоже практически ничего не осталось. А ведь был внушительный кораблик.