А.а. Ширинская - Бизерта. Последняя стоянка.

• Название: Бизерта. Последняя стоянка.
• Автор: А.а. Ширинская
• Жанр: Книги

---

РУБЕЖНОЕ

Четверг, 19 июля 1990 года.

Мы летим в маленьком самолетике, как в закрытой железной коробке, и еще живее всплывают мои детские воспоминания о наших с мамой путешествиях через всю Россию - пролетающие за окном цветущие просторы полей, бег деревьев по склонам гор, веселое оживление уезжающих на каникулы и успокаивающий стук колес.

В самолете полутемно и как-то необычно далеко от всего. Ничто не мешает думать о своем; отрывки мыслей, картины прошлого… Складываются стихотворные строчки:

Я вернусь

Белый дом и белые колонны Двести лет на берегу Донца. В старом парке прячутся вороны И алеют розы около крыльца.

Белый дом и белые колонны, Старый парк в сиянии Донца Страстный голос соловья в сирени, Его трели плачут, плачут без конца

В светлом зале музыка и пение, У рояля - молодой кадет: Из-под пальцев льется вдохновенье, И танцует в зале кто-то менуэт.

В моем сердце - в парке вечно лето, Блеск Донца, черемуха, сирень… В этом доме, сотканном из света, Никогда не пробегает тень.

Как вернуться в старую усадьбу, Как дорогу в детство мне найти? Как попасть мне к соловью на свадьбу, Где сирень не может отцвести?

Я вернусь, и в зарослях сирени Заливаться будет соловей, Я вернусь, чтоб встретить в парке тени Дорогих и близких мне людей.

Я вернусь, и будут цвести розы В старом парке около крыльца. Я вернусь! Иль это только грезы? Нет усадьбы больше у Донца

В 17 часов 40 минут маленький самолет приземляется в Севе-родонецке - поле и за деревянным забором публика ожидает прилетевших. Как видно, нас нетрудно узнать - Светлана Олеговна улыбается нам издалека; рядом с ней молодой мужчина - «Володя с автомобилем», как я узнаю позже. В простоте радушной встречи есть что-то родное, и ближе кажется мне Рубежное.

Через четверть часа мы уже у Лисичанска, и, как в тот далекий июльский день 1918 года, мы стоим на маленькой станции «Насветевич». Ничего не изменилось. Пустынная тропа поднимается между кустарником к моему затерянному царству. Туда нас поведут завтра. Темнеет. Наши заботливые хозяева не хотят нас утомлять. Гостиница удобная, ужин очень приятный, с шампанским и множеством цветов, и я знаю, как это трудно все устроить в теперешних условиях. Уходя, Светлана Олеговна оставляет нам расписание на следующие два дня.

Что будет завтра?

У открытого окна я вглядываюсь в ночь. Я знаю, что все на свете меняется, что белого дома с колоннами в большом цветущем парке давно уже нет.

Люди везде умеют извратить окружающий их мир. Но эта тихая ночь под высоким куполом украинского неба все та же. Сколько близких, дорогих мне людей вглядывались в нее, как я сегодня, на этом дорогом нам кусочке земли. Кто скажет мне, что я не у себя?

И как бы в ответ на мой вопрос, совершенно неожиданно для этой тихой ночи, внезапная гроза разразилась с какой-то беззаботной, почти радостной силой, будто все вокруг меня хотело дать мне знать, что я здесь не чужая. Асфальт широкой улицы блестит от дождя, и силуэты деревьев сплоченными рядами появляются на мгновенье из темноты при вспышках молний. Сколько таких гроз видели хозяева Рубежного за два столетия?

Когда в Бизерте мы с друзьями обсуждали программу путешествия, по общему мнению, больше 48 часов на визит Лисичанска не требовалось.

- Полдня достаточно, чтобы осмотреть школу, и что вы потом будете делать в Донбассе?

И действительно! По расписанию этого второго дня визит школы №5 назначен на 17 часов. Вероятно, мало что осталось от поместья, земли которого влились в разросшийся вдоль Донца город. То, что не уничтожила война, скрылось под асфальтом и бетоном.

Я вспоминаю, как уговаривала меня моя милая Наталья Петровна из посольства России в Тунисе «не возвращаться на родные места, чтобы не рассеять прелесть прошлого»!

Я помню, что Ина, вернувшись в Ерфурт, нашла родной дом в прекрасном состоянии, но до такой степени обезличенным, что она не решилась в него войти. Она была для него чужая!

В Лисичанске я не чувствовала себя чужой. Меня здесь крестили - тогда здесь была еще деревня - в Митрофановской церкви, теперь уже отжившей, задушенной окружающими ее постройками. Но действительность прошлого удивительно сильна. Ничто не может изменить того, что было. Нас везде встречали с большой теплотой. Утром мы были в храме Николая Угодника. Молодые студентки рисовали фрески…

В краеведческом музее мы встречали коллег Светланы Олеговны. Разглядывая выставленные документы, я узнала, что Менделеев навещал Донбасс. Нет сомнения, что он был принят в Рубежном. Мы приглашены директором стекольной фабрики, выстроенной на земле поместья, на которой, как мне кажется, мама работала учительницей в 1918 - 1919 годах. Просторное, светлое здание, окруженное зеленью. Нам дарят большую, писаную маслом картину - «Лето» Гребенюка, а также сказочные елочные рождественские украшения из стекла.

«Выдувать стекло» - слова, произнесенные кем-то подле меня, поднимают в памяти целый мир событий, казалось, давно забытых. Отдельные картины, обрывки фраз, запечатленные когда-то детским умом, встают на свои места и освещаются с удивительной точностью в этой спокойной обстановке, которая, казалось, вовсе не изменилась.

Насколько я знаю, фабрика принадлежала бабе Муне. Она создала при ней школу для детей рабочих, и, когда фабрика была национализирована в 1918 году, мама работала при ней учительницей. Однажды она принесла домой маленькую вазу с тонким горлышком и объяснила мне, как выдувают стекло. Работа трудная, опасная, и в то же время есть в ней любовь к прекрасному. Отец одной из маминых учениц выдул ее сам и очень настаивал, чтобы мама приняла этот подарок. Девочка была больна, и, видя мамино волнение, я поняла, что она много занималась с ребенком.

Мама часто говорила про своих учениц. Некоторые из них немного старше меня, возможно, еще живы. Мне говорят, что вторая учительница, которая работала с мамой, еще жива, что год тому назад она вспоминала о маме с большой симпатией. Сегодня, увы, ей очень плохо, и нам невозможно ее повидать.

На этой же фабрике работал счетовод, который все сделал, чтобы нам помочь, когда мы уезжали.

Я не помню, где жила семья директора Лебедева, но я очень хорошо помню их большую гостиную, тонкий узор фарфоровых чашек и расстеленную на полу роскошную шкуру белого медведя с неподвижным блеском стеклянных глаз. Я не забыла ни трагическую смерть директора, ни отчаяние его жены, обыкновенно хорошо собой владевшей; всех я вижу уже успокоенными в другом мире, где ничего им больше не угрожает. И самой мне спокойно на душе в этот тихий июльский день.

Фабрика может называться «Пролетарская» и бюст Ленина может красоваться перед ней на залитой солнцем маленькой площади, но воспринимается это уже как маловажная деталь, потерявшая свое значение. Почему не будет со временем эта фабрика носить имя Менделеева, бюст которого может быть при входе? Ученый, который гулял по этим аллеям, сидел в тени этих деревьев. Кроме него, сколько исследователей, геологов, инженеров были приняты хозяевами Рубежного?

Кого встречу я сейчас в «парке» или в «доме»? Могут ли двести лет бывшей жизни стереться бесследно? Я начинаю думать, что Жорж и Стефан не ошиблись, когда совсем еще маленькими старались меня успокоить:

- Но может быть, Бабу, есть еще кто-нибудь там, в России? Дети Анны Петровны, ее внуки? Адамовичи, которых было так много?

Мои внуки мне доверяли; мы часто говорили про тех, кто имеет глаза и не видит, кто имеет уши и не слышит. Они знают, что ясный взгляд и тонкий слух недостаточны; требуется к тому же еще любовь и память! Я верю в встречу с моим Рубежным!

Мы идем теперь по направлению к школе №5, построенной на месте барского дома. По всей вероятности, по этой дороге мы проезжали с вокзала на лошадях. Я была тогда еще слишком маленькая. Я помню только Лисью тропу, по которой мы с трудом поднимались в июльскую жару 1918 года. Сегодня я открываю земли усадьбы, которые в моих воспоминаниях, несмотря на все усилия памяти, оставались смутным пятном.

Мы в пригороде Лисичанска - это еще не город; спокойные улицы, дачи с садиками, цветущая зелень… Вдруг на повороте улицы доска: «Рубежная». Дорога расширяется к большому белому зданию в несколько этажей; постройка следует контурам старого фундамента.

Перед фасадом все пусто.

Маленькие, приветливые домики заменили кухню, курятник, хлев и конюшню. Ничего не осталось от Круглого сада, где дядя Мирон выращивал разные сорта фруктов, но все это не искажает природу, и память продолжает жить.

Как когда-то во сне, старые картины уступают место новым, но сейчас я узнаю все, что вокруг меня, и на этот раз Рубежное не исчезнет вдали, когда я проснусь!