Александр Бахвалов - Нежность к ревущему зверю

• Название: Нежность к ревущему зверю
• Автор: Александр Бахвалов
• Жанр: Советская классическая проза

---

Все шестеро, несколько потеснив любопытствующего руководителя полетов, сгрудились под провисавшими створками капота, рассматривая плавно сгибающую стальное тело двигателя белую трубу топливопровода. Там, куда указывала отвертка ведущего инженера, был виден сползший с места массивный, выточенный из нержавеющей стали стыковочный хомут с оборванным креплением, а в месте, где ему надлежало быть, зияла щель, через которую за часовой полет они потеряли несколько десятков тонн керосина.

— Н-нда, — Костя Карауш причмокнул и посмотрел на Углина взглядом ведущего расследование детектива. — Насколько я понимаю в кавалерии, мы должны были сгореть, многоуважаемый Иосаф Иванович?

— Маловероятно, Костенька. При таком истечении пожар маловероятен, мощный поток, насосы работали на максимале… Я их уничтожу! — неожиданно прибавил Углин, имея в виду не насосы, а фирму, чьи двигатели стояли на «С-44». — Такого пустяка не продумать!

Через час заместитель начальника аэропорта устроил экипаж в пустующей гостинице для летнего состава, установил охрану самолета, вручил Лютрову подтверждение приема посланной на летную базу радиограммы о вынужденной посадке, и когда Лютров протянул ему в знак благодарности руку, он задержал ее, неожиданно объявив:

— А я вас знаю.

Лютров внимательно посмотрел на крепко подбитого жирком человека в синей форме с золотыми шевронами, силясь вырвать из памяти ничем не примечательное улыбающееся лицо. Но тщетно. Он не мог вспомнить этого человека.

— Вот задача, — сказал Лютров и в самом деле озадаченный тем, что плохая память может иногда обидеть, черт возьми, хорошего человека.

А тот, как нарочно, терпеливо ждал, не стараясь опередить событие, уверенный, что вспомнить его — дело времени.

Не надеясь вспомнить, Лютров смущенно потянул вниз бегунок застежки-«молнии» на кожаной куртке (погода стояла жаркая для начала мая), взял из одной руки в другую небольшой мягкий чемодан с брюками, бельем, плащом и несессером: привычка брать с собой про всякий случай самое необходимое на этот раз оправдала себя.

— Так и не вспомнили? — полный человек снял фуражку, протер платком внутри околыша.

И тут в памяти Лютрова всплыло: ей, как видно, не хватало вот этих вьющихся волос, впадины на низком лбу и торчащих, как две приклеенные детские ладошки, ушей. Из «картотеки» памяти показался листок с расплывшимся портретом.

— Погодите… Мы с вами служили в училище!

— Да, — сказал тот, — вы были моим инструктором.

— Летаете? — спросил Лютров, изо всех сил стараясь вспомнить фамилию.

— Нет, меня вскоре списали.

— А, вот в чем дело. Поэтому-то я вас и не запомнил…

— Кого-кого, а меня должны были запомнить…

«Он решил замучить меня», — подумал Лютров.

— Я ж вас чуть не угробил на экзаменах. И самого себя, конечно.

— Вот вы кто! Теперь я и фамилию вашу вспомнил: Молчанов?

— Колчанов.

— Простите, Колчанов… Однако время-то идет, а? — Лютров с улыбкой оглядел фигуру бывшего курсанта.

— Да, малость отяжелел! — Он засмеялся и похлопал Лютрова по плечу, давая понять проходящим мужчинам в такой же, как у него, форме, что этот рослый летчик-испытатель аварийно посаженного, стоящего под охраной, громадного самолета его приятель.

— Что, Алексей Сергеевич? Как говорится, подобные происшествия не каждый день бывают, — предваряюще начал Колчанов, заискивающе глядя па Лютрова. — Я сейчас звякну жене, закажу пельменей, ну и всего прейскуранту, как положено по такому случаю, идет?

— Не знаю, удобно ли? Незваный гость…

— Брось! — почти закричал Колчанов, маскируя восторгом переход на «ты», а может быть, считал, что сам факт приглашения в гости давал ему такое право.

Отметив это про себя, Лютров все-таки не мог устоять перед явной радостью бывшего курсанта, да и самой неожиданностью встречи.

— Честно говоря, званых-то я и не люблю, да и жена у меня… — начал Колчанов, но так и не договорил, что за жена у него. — А вот со старыми друзьями, тут уж!

«Пусть будут «старые друзья», — решил Лютров, — никуда не денешься, вот только перед ребятами неловко — уединяться после такой оказии…»

В большом номере с половичками возле каждой из восьми кроватей за круглым столом с пустым графином лениво играли в «дурака» Чернорай, Саетгиреев, Тасманов и Костя Карауш. На них были те же кожаные куртки, но вместо форменных — обычные брюки, да вместо верблюжьих свитеров — свежие сорочки. Углин сидел на кровати в голубом исподнем белье и, расставив на доске шахматные фигуры, решал задачу из какой-то старой газеты.

«Ждут. Собрались куда-то, позвонки», — подумал Лютров.

— Леш, — неуверенно начал Костя, — мы туг решили…

— Взять шефство над местным рестораном?

— Поскольку завтра все одно делать нечего…

Лютров поглядел на Чернорая и по его улыбке понял: решай, мол, сам, меня уговорили. Саетгиреев старательно потирал ладонью бритый подбородок, неумело скрывая свое причастие к общему решению. Тасманов переводил взгляд с сидящих за столом на Лютрова и улыбался, как школьник, за чью проделку в переплет попал сосед по парте. Лютров повернулся к Углину, подобравшему под себя худые ноги в шелковых подштанниках.

— Ваше мнение, Иосаф Иванович?

— Противопоказаний нет, — не отрываясь от шахмат, сказал ведущий инженер. — Более того: если начальство решит менять насосы, мы тут поживем.

— Ладно, валяйте.

— Командир, а ты вроде уклоняешься? — поинтересовался Костя Карауш.

— Да я тут своего бывшего курсанта встретил. Зовет к себе, и отказать неудобно.

— Везет людям.

Все, кроме Кости, вышли в коридор. Карауш замешкался у выхода, переступая с ноги на ногу, потирая руки.

— Что, одессит, никак поиздержался? — спросил Лютров.

— Надысь, понимаешь, разгончик учинил в сельской местности…

— Держи, хватит? — Лютров протянул ему двадцать пять рублей.

— Уложусь, надо полагать.

— Ну и смета у тебя, Костик, — заметил Углин.

— Вы, Иосаф Иванович, человек мыслящий, а не понимаете, что ресторан — учреждение с накладными расходами… Ну, бывайте.

Отправляясь в душ, Лютров не без интереса восстанавливал в памяти неожиданную встречу с человеком, который и в самом деле однажды чуть его не угробил. Но и оказался виновником другого, весьма важного события в жизни своего инструктора.

Годы в училище, трудные радости постижения дела, посвящения в профессию, внешне однообразные, они остались в памяти как непрерывное восхождение по долгой тропе, в конце которой начинался летчик Алексей Лютров.

Он получил диплом с отличием, но еще до того начальник училища предложил ему работать инструктором.

Несколько следующих лет жизнь его не выбивалась из колеи служебного благополучия, и только в самом конце сороковых годов он ощутил первые признаки неудовлетворенности работой.

Сведения о новых самолетах, двигателях, скоростях, о создании школы летчиков-испытателей — все это будоражило воображение как предчувствие начала рождения, грядущего золотого века авиации. Где-то в опытных КБ клокотало настоящее дело, оно манило, работа в училище казалась рутиной, задворками авиации. Было много сил, молодость, чувство свободы, избыток любви к небу.

На имя начальника училища посыпались рапорты с просьбой отчислить в школу летчиков-испытателей. Но бумаги возвращались с неизменным «отказать». Когда Лютров решил, что исчерпаны все возможности, в училище пришел приказ откомандировать в школу одного человека из числа наиболее способных инструкторов. Написав еще по рапорту, инструкторы стали ждать, на кого выпадет жребий.

Это был третий курсант в то утро. Лютров принимал экзамены по технике пилотирования. Задание состояло из обычного комплекса фигур высшего пилотажа: переворот, «петля Нестерова», иммельман и переход в горизонтальный полет.

В верхней точке полупетли при завершении иммельмана курсант потерял скорость, но заученно отдал ручку от себя, ожидая перехода в горизонтальный полет. Не тут-то было. Машина завалилась через нос и, вращаясь, начала падать.

Перевернутый штопор. Ничего необычного. Это была классическая ошибка не очень способных курсантов.

Лютров напомнил:

— Перевернутый штопор. Выводи.

Управление оставалось неподвижным. Машина падала, а курсант не отзывался. Забыл, что следует делать?

— Перевернутый штопор, — повторяет Лютров, — нужно убрать газ, ручку на себя, дай левую ногу…

Но ручка перед Лютровым, синхронно связанная с той, что в кабине курсанта, остается неподвижной. Неподвижен и затылок человека в передней кабине, словно все происходящее никак к нему не относится.

Больше ждать было нельзя. Лютров взял управление. Левой ногой надавил на легко поддавшуюся педаль, потянул на себя ручку, но она и не думала перемещаться. Рули? Трансмиссия управления? Что бы там ни было, а земля приближалась, через несколько секунд будет поздно.