Генрих Книжник - Петька

• Название: Петька
• Автор: Генрих Книжник
• Жанр: Детская проза
• Год: 1989

Повесть о том, как проводит лето в деревне городской мальчик, живой и любознательный по своему характеру, но изнеженный и неуклюжий, привыкший к опеке мамы и бабушки. Сюжет повести строится на событиях весёлых, поучительных и драматичных.

---

— Эй! Ты что, заснул, что ли? Давай трусы и пошли! — услышал он Борькин окрик и вздрогнул. Борька на берегу вытирал голую Нюську своей рубахой. Петька быстро поболтал трусами в воде и пошёл на берег.

* * *

Они быстро дошли обратно. А может быть, Петьке только показалось. Нюську тащили на плечах по пятьсот шагов. Она было сначала заупрямилась и не захотела ехать на Борьке, но он подложил на спину Петькин поролоновый коврик, и она согласилась. Петька нёс только рыбок на пруте и Нюськины трусы. Когда становилось совсем жарко, он прикладывал мокрые трусы к лицу и шее, и ему становилось легче. Зато пятьсот шагов с Нюськой на плечах — это была казнь. Сначала — ничего, но шаге на двухсотом становилось невмоготу. Петька старался быть честным, но как-то само получалось, что он перескакивал через счёт и шагал меньше. Борька, однако, это быстро заметил и стал считать вместе с ним. Можно было, конечно, бросить Нюську и сказать Борьке, чтобы тащил её сам, раз это его сестра. Каждый раз к концу своей очереди Петька так и собирался сделать, но что-то мешало ему, и он нёс до конца. Борьке тоже было тяжело. Он с трудом приседал, спуская Нюську с плеч, когда подходила Петькина очередь, и медленно утирал подолом рубахи лицо. Но недалеко от дома он сказал Петьке, тащившему в это время Нюську:

— Ладно, хватит. Я понесу.

— Так ещё сто шагов.

— Ничего, отдохни, мокрый весь.

— Подумаешь, — сказал Петька, — сам ещё мокрее. На, бери.

Теперь он отдавал Нюську через четыреста шагов и каждый раз был очень благодарен Борьке за это.

* * *

Всё-таки к обеду Петька успел. Он это понял по запаху, едва вошёл в калитку. Дядька сидел за столом, а тётка стояла и наливала в тарелку что-то до невозможности вкусное. Она глянула на Петьку и сказала:

— С добычей. Мойся скорее и садись за стол.

— Рыбу нам с дядей на второе пожарь?

— Не успею, её чистить надо. На ужин сделаю. А ты её пока в крапиву заверни, чтобы не протухла, и положи в кухне на стол. Смотри-ка сколько наловил!

— Я только одну, самую большую. Остальные мне Борька подарил.

— Как-нибудь и ты ему подаришь. Беги мойся.

Есть хотелось так, что было не до мытья. Однако Петька спорить не стал. Возле рукомойника тётка его увидеть не могла, поэтому он только намочил руки, провёл ими по горячему лицу и по шее и вернулся.

— Что же ты, такой грязный есть сядешь? — спросила тётка.

— Я чистый, — неуверенно ответил Петька. — Только что ведь мылся.

— Поглядись в зеркало, какой ты чистый.

— А может быть, у вас зеркало… — начал Петька, разыскивая его глазами, и осекся: лоб и шея у него были в голубых разводах, пятна были и на щеках. Только нос был ярко-красный, почему-то без синих пятен. Делать было нечего — приходилось мыться по-настоящему.

Вымылся Петька на совесть. Вытерся рубашкой, чтобы не бежать за полотенцем, и заправил её в трусы. Мокрый подол приятно холодил живот, и от этого ещё больше хотелось есть. Тётки и дядьки в комнате уже не было. Тарелка стояла на столе, рядом с ней лежал ломоть хлеба. Петька и не заметил, как всё съел.

— Тётя! — крикнул он. — Ты где? Я суп съел! Давай второе.

— Я здесь, на кухне! — откликнулась со двора тётка Ксения. — Неси тарелку скорее, мы торопимся.

Петька подхватил тарелку и пошёл во двор.

Мимоходом он глянул в зеркало и обомлел: синие разводы были на своих местах, только стали чуть бледнее. «Всё ясно, — подумал Петька. — Это не грязь. Это тепловой удар. Что теперь делать? Кажется, надо лечь и задрать ноги выше головы. Мама так говорила. Нет, ноги — это когда устанешь, и не мама это говорила, а папа. А когда тепловой удар, надо мокрую тряпку на лоб. Но ведь у меня должна болеть голова, а она не болит. Или болит?»

— Ты что, Петя, тарелку не несёшь? — раздалось за спиной.

Петька повернулся и молча показал тёте Ксении лицо.

— Не отмывается, — сказал он слабым голосом. — Наверное, я посинел от ужасного солнечного перегрева.

— От этого не синеют, а краснеют. Голова болит? — встревожилась тётка. — Вася, пойди сюда скорее! Что это с ним такое?

Дядька Василий сразу появился в дверях, крепко взял Петьку за плечи и повернул к окну. Солнце ударило в лицо, Петька зажмурился и почувствовал, как дядька чем-то мокрым и жёстким трёт ему щёки.

— Ясно, — услышал он дядькин весёлый голос. — Это на него что-то слиняло. Признавайся, племянничек.

«Нюськины трусы, — ужаснулся про себя Петька. — Надо же было мне, дураку, вытираться ими, мокрыми, по дороге».

— Я пойду ещё помоюсь, — сказал он, не открывая глаз, чтобы не видеть дядькиного весёлого лица. — Я второе сам возьму. А вы идите, а то опоздаете.

— Идём, — ответил дядька. — Второе в чугунке. Будешь мыться — попробуй одеколоном.

Ватку намочи и потри лицо. Сильно не мочи: глаза щипать будет и кожу жечь. Одеколон у меня на столе стоит. Только тёткины духи не трогай. А посуду за собой всё-таки вымой, утром-то, наверное, забыл?

— Вымою, — буркнул Петька.

* * *

Одеколон легко отмыл кожу, и настроение у Петьки стало таким хорошим, что даже предстоящее мытьё посуды не могло его испортить. После еды он кружкой налил в тарелку из ведра холодной воды, поболтал и выплеснул на землю. Тарелка чище не стала. Петька снова налил воды, поболтал подольше. Не помогло. Петька подобрал щепку посвежее и повозил ею по тарелке. Помогло, но мало. Дома Петька мыл посуду только один раз, когда папа вспомнил, что детям необходимо трудовое воспитание. Он обычно вспоминал об этом, когда у него было плохое настроение. Папа бывал тогда очень деловым и непримиримым. Но во-первых, дома из крана текла горячая вода, во-вторых, справа и слева от Петьки стояли наготове бабушка и мама (папа нервно курил в комнате), в-третьих, не отмывать по-настоящему нужно было, а только делать вид, что моешь. Петька тогда громко ревел, чтобы папа в комнате слышал и переживал. И мама с бабушкой тоже.

Здесь ничего этого не было. А отмыть надо было как следует. Петька возил и возил щепкой, тарелка ездила по скамье и вдруг свалилась с неё, выплеснув грязную воду Петьке на ноги. В сандалиях сразу стало скользко и противно. Петька скинул их и поднял тарелку. Она была вся в песке, наверное, потому и не разбилась, что упала на песочную кучу. Петька поставил её на скамейку и пошёл за тапочками, но подумал, что из-за тапочек придётся лезть в чемодан, мыть ноги, — и махнул рукой. Счищая щепкой песок с тарелки, Петька вдруг увидел, что под ним почти чисто. Он насыпал песка побольше, в тарелке стало сухо, и теперь её можно было оттирать уже рукой. Грязный песок Петька выбросил, подсыпал чистого, плеснул воды из ведра, и тарелка засияла как новая, отражая солнце прямо в глаза.

«Изобретение! Изобретатель — я, — гордо подумал Петька. — Помыть ещё что-нибудь, что ли, проверить изобретение? «Внедрить» его, как говорит папа. А куда внедрить, всё ведь чистое? Ага, в эту кастрюлю».

Через десять минут кастрюля была чистой. Она, конечно, не сияла, как тарелка, но тоже радовала глаз. Правда, руки стали темноватые и жирные, и их пришлось долго отмывать мылом, но это были пустяки по сравнению с изобретением.

«Вечером тётку удивлю, — решил Петька. — Каждый день по изобретению: вчера — картошку верёвкой таскать, сегодня — посуду песком мыть. Что бы мне такое на завтра изобрести?» Больше, однако, ничего не изобреталось, и Петька пошёл к Борьке. С чистыми руками лезть под забором не хотелось, и он чинно вышел на улицу, прошёл до Борькиной калитки и постучал. Подождал, постучал погромче и опять подождал. Потом покричал и увидел, как Борька появился в окне, погрозил ему кулаком и исчез. Петька очень удивился и даже оглянулся: может, Борька грозит кулаком не ему? Нет, ему — на улице никого. Петька собрался было обидеться, но Борька уже шёл к калитке.

— Ты чего грозился? — спросил Петька, когда Борька отодвинул щеколду и они пошли в дом.

— Тише! — зашипел Борька. — Нюську разбудишь. Сам тогда будешь её укачивать.

Нюська спала и шевелила во сне кулачками. Потом нахмурилась и задёргала носом, и Петька понял, что надо согнать с неё муху. Борька притащил откуда-то марлю и ловко натянул её над кроватью.

— Ну, теперь пошли, — сказал он.

— Куда? А если проснётся?

— Не, не проснётся. А мне мамка хлеба купить велела. Сегодня магазин приезжает. Пошли со мной? Пошли, мне мамка лишних сорок копеек дала, себе что-нибудь купим.

Петька задумался: что бы купить?

— Я тоже хлеба куплю. Тётя обрадуется. Пошли скорее.

Когда они выскочили на улицу, Петька вспомнил, что надо бы надеть тапочки, но поленился. Борька был босиком, пыль на улице была мягкая и тёплая, и он пошёл так, осторожно обходя корни и шишки.

По дороге Борька объяснил, что магазин приезжает два раза в неделю на поляну за деревней и привозит всё, что надо. Если не привезёт, нужно идти в посёлок, а то можно через лес дойти до шоссе и там на попутке в город. Если пораньше выйти, то за день обернёшься. Ещё он рассказал, что ребят в деревне мало, что в школу они ездят на всю неделю в большое село за двенадцать километров. Лесостанция даёт машину в понедельник утром и в субботу. Поэтому в понедельник уроки начинаются в полдесятого.