Марк Алданов - Бург Императора Франца-Иосифа

• Название: Бург Императора Франца-Иосифа
• Автор: Марк Алданов
• Жанр: История
• Год: 1936

---

Франц Иосиф только вздохнул и развел руками. Смысл был, очевидно, таков: «Вот вы и видите, как идут наши дела».

Впрочем, одинаково скептически он относился к управлению всех своих государственных людей: и более либеральных, и более консервативных. Не так давно были опубликованы краткие заметки, которые он делал для себя, назначая министров. Они весьма забавны: «Опять Векерле. Schon wieder!..» Или просто: «Ах, Боже мой!..» («Ach, Gott!..») Явно не заблуждался ни насчет своей империи, ни насчет ее правителей. Князь Бюлов рассказывает: один из придворных Франца Иосифа, желая его утешить, сказал ему, что Бисмарк по целым дням пьянствует. Император меланхолически ответил: «Ах, если б и мои министры тоже пили!» («Ach! Gott, wenn meine Minister doch auch Schnaps trinken wollten»{6}). «Ach, Gott» были, по-видимому, его любимые слова.

В последние годы жизни он с полной готовностью принимал на аудиенциях и социал-демократов; руки не подавал, но они не обижались, как не обижались в большинстве и фельдмаршалы: что же делать, человек другой эпохи! Сам он относился к ним со старческим благодушием. После аудиенции, данной в первый раз главе социал-демократической партии, сказал церемониймейстеру князю Монте-Нуово: «Он был со мной очень ласков...»

Жил император Франц Иосиф в той части Бурга, которая была построена лет двести тому назад и выходила окнами на так называемый Внутренний двор. Комнаты императрицы были в другом здании, Амалиенгоф. Поблизости были часовня XV века и знаменитая сокровищница Габсбургов с ее главной достопримечательностью, короной Карла Великого, — ею в течение тысячелетия венчался каждый Die gratia Romanorum Imperator augustus: Карл Великий — первый, Франц Иосиф — последний. Она старше другой его короны, венгерской короны св. Стефана, несколько старше даже шапки Мономаха, которую напоминает не формой, а типом (основное в обеих: золото и жемчуг). Все многочисленные короны Франца Иосифа уцелели до наших дней; его венгерской короне приписывали огромное символическое значение и революционеры; Кошут закопал ее в землю после разгрома революции.

Залы этой части Бурга очень роскошны. Но в собственных комнатах Франца Иосифа никакой роскоши не было. Он, по-видимому, имел некоторую слабость к «походной» обстановке, и кровать у него была тоже «походная», железная, «наполеоновская», хоть ни в каких походах он не участвовал, по крайней мере полвека. (Наполеон, которому создавать солдатский стиль было не нужно, любил, кстати сказать, не походные, а настоящие кровати.)

Вставал Франц Иосиф в 4 часа утра, выпивал стакан молока и работал до полудня: читал разные документы и писал своим четким почерком распоряжения; затем с 10-ти давал аудиенции и принимал доклады. Один из первых докладов делал дворцовый комендант, сообщавший, в котором часу накануне выходили из Бурга и возвращались его жители, в частности молодые эрцгерцоги: страже предписывалось это записывать. Если тот или другой из живших во дворце эрцгерцогов возвращался позже, чем полагалось, император требовал объяснений. Молодые эрцгерцоги, как рассказывает один из них, неизменно отвечали одно и то же: внезапно разболелась голова, захотелось подышать свежим воздухом. Франц Иосиф этим несколько однообразным объяснением удовлетворялся. Зачем это было нужно, не совсем понятно: вероятно, в целях борьбы с хронической головной болью у молодых людей. Сам он провел молодость бурно (княгиня Радзивилл сообщает, что любовные романы молодого Франца Иосифа неисчислимы). Эрцгерцогов он вообще не баловал и, несмотря на свое огромное богатство, не давал им больших состояний. Нуждался в деньгах порою даже кронпринц Рудольф: после его трагической кончины выяснилось, что наследника престола часто снабжал деньгами его приятель-банкир, барон Гирш. Отец и сын были на редкость непохожи один на другого.

В полдень императору в кабинет приносили на подносе завтрак. В 121/2 работа возобновлялась и продолжалась до пяти часов. Затем принимались гости. По словам Редлиха, высшее общество Вены делилось на две группы, между которыми, впрочем, было большое расстояние. Первую группу посетителей Бурга составляли «свои», старая католическая знать, с древними титулами не ниже графского: Шварценберги, Лихтенштейны, Ауэрсперги, Гаррахи, Паары, Вальдштейны, Лобковицы, Кинские, Клам-Мартиницы, Тупы; при Марии Терезии к «своим» были причислены венгерские магнаты, а при Франце Иосифе еще знатнейшие польские семьи. Забавно, что назывались эти семьи «Das eigentliche Milieu», «Высший свет» или просто «Das Milieu», — как известно, на парижском языке это слово означает совсем иную среду — уголовников. За «своими» следовал второй слой: дворянство родовое и служивое, а с половины царствования Франца Иосифа — еще богатейшие банкиры и промышленники, во главе с Ротшильдами. Из этого круга выходило большинство министров, генералов и дипломатов. Они принимались при дворе, но своими никак не считались и со своими не смешивались. Все остальные были просто народ. Однако из него Франц Иосиф выделял и предпочитал народ в более тесном смысле слова. На охотах он подолгу и с особым удовольствием разговаривал с егерями, с крестьянами на простонародном австрийском наречии.

Влияния же на него, по словам близко знавших его людей, не имел никто. Ламмаш говорил фельдмаршалу Маргутти, что влияние на Франца Иосифа мог бы иметь только такой человек, который принадлежал бы по рождению к самой высшей титулованной знати, обладал бы исключительно блестящими талантами и огромными познаниями, был бы несметно богат и ни разу в жизни не попросил бы императора ни о чем для себя лично. «Но, слава Богу, — добавлял Ламмаш, — такого человека на свете не существует!..»

После обеда приезжала подруга императора, артистка Екатерина Шратт, и он с ней играл часа полтора в тарок. Ложился спать в девять часов вечера. Эрцгерцог Леопольд Фердинанд в своих воспоминаниях совершенно серьезно приписывает расхождение императора и императрицы главным образом их образу жизни: она превращала ночь в день и день в ночь, он ложился в девять и вставал в четыре.

Эта однообразная, размеренная, скучная жизнь шла изо дня в день, из года в год, — он процарствовал, как известно, 68 лет. Порядок дня несколько нарушался в дни придворных балов и парадных спектаклей, — ни того ни другого Франц Иосиф не любил и мог бы повторить знаменитую фразу: «Жизнь была бы вполне приемлема, если б не развлечения». Не доставляли ему большого удовольствия и приезды иностранных гостей.

Любил он, по словам знавших его людей, только саксонского короля Альберта, с которым часто подолгу охотился в горах. Это был его единственный друг. Хорошо относился к Эдуарду VII, подчеркнуто современный стиль которого, столь чуждый его собственному стилю, видимо, забавлял старого императора, Вильгельма II он недолюбивал, чтобы не сказать: терпеть не мог. Князь Бюлов, бывавший при их встречах, откровенно говорит: «Вильгельм II действовал на нервы Францу Иосифу, как тот ни старался это скрывать». С русским двором отношения были корректно-холодные, притом с давних времен. Бисмарк где-то пишет, что у императора Александра II меняется лицо, когда произносят имя Франца Иосифа (вероятно, из-за австрийской политики в пору Крымской войны, — стихи Тютчева весьма памятны). Впоследствии отношения стали лучше. При графе Капнисте Франц Иосиф 6 декабря приезжал в русское посольство и, здороваясь с послом, снимал перчатку: показывал, что знает этот русский обычай. Он был русским фельдмаршалом, имел Георгиевский крест III степени и русскую медаль, которой в 20-м столетии не помнил никто из русских офицеров: медаль за войну 1849 года. По случайности другая медаль — по случаю 300-летия дома Романовых — была ему доставлена за два дня до начала мировой войны.

К своим родным он относился без особой нежности. Недоброжелатели говорили, что он никогда не любил никого из них. Граф Таафе, бывший министром-президентом в пору мейерлингской драмы, «онемел от удивления», увидев императора тотчас после того, как ему сообщили о смерти его единственного сына: Франц Иосиф был совершенно спокоен — «ни слова, ни движения на лице».

Что тут, однако, относить на долю душевного холода, что на долю самообладания и наследственной выдержки? Из документов, появившихся уже после революции, следует, что версия о случайной смерти кронпринца Рудольфа была предписана самим Францем Иосифом. Он же составил и заметку, появившуюся в тот день в особом вы пуске правительственной газеты. В черной кайме было напечатано: «Его Высочество наследник престола вчера выехал на охоту в Мейерлинг со своими гостями, принцем Филиппом Кобургским и графом Гойосом. Но еще накануне Его Высочество чувствовал себя дурно и должен был отказаться от семейного обеда в Бурге. Охотники собрались сегодня утром и не нашли наследника престола. С глубоким волнением они приняли страшное известие: Его Высочество ночью скончался от кровоизлияния в мозг».