Анатолий Гребнев - Успех

• Название: Успех
• Автор: Анатолий Гребнев
• Издательство: Госкино СССР
• Жанр: Сценарии
• Год: 1982

---

Геннадий промолчал.

— Нужно, чтоб тебя заметили помимо него. Спектакль, о котором говорят. Телеграммы, звонки. Нужен успех. Тогда он тебя позовет.

Геннадий молчал. Она повернулась к нему, подперев рукой подбородок.

— Расскажи про театр. Что за актеры? Хорошие?

— Есть хорошие. Всякие. Опустевшие в том числе:

— Опустошенные, ты хочешь сказать?

— Опустевшие.

— Тебе трудно с людьми, да?

— Как всем.

— Да нет, не как всем, — уверенно сказала Инна. — Ты ведь не признаешь компромисса. А без этого трудно… У тебя когда премьера?

— А что?

— Есть идея. Моих девочек к тебе — Риту, Ляльку. Пусть посмотрят и напишут. Лялька в журнале сейчас. Ну что, что ты морщишься? Ты же на самом деле снедаем честолюбием, и не меньше, чем другие. Только оно у тебя крупное, не по мелочам. Ты реваншист!

— Кто?!

— От слова реванш. Разве нет?

— Тебе виднее.

— Мне виднее. — Она опять гладила его волосы. — Я желаю тебе успеха, Генка!

— Это что, на прощание?

— Да. Ты сейчас поедешь.

— Ты ждешь кого-нибудь?

— Ну вот, начинается! Мрачный человек! Мне надоела твоя ревность, понял? Твои эти комплексы! Не жду! Никого не жду! Но я не хочу, понимаешь? Опять все сначала — не хочу! Еще б в любовницы к тебе я пошла, но ты же не создан иметь любовницу. А в жены нет!

— Нет?

— Нет! — весело отвечала она. — Встаем?

…Звонил телефон. Теперь они стояли в передней, Геннадий собирался. Рука его потянулась к трубке, но застыла под взглядом Инны. Телефон продолжал звонить.

— Есть у тебя на такси? — спросила она. Обняла его, он стоял не двигаясь. — Так ты мне позвонишь?

— Когда?

— Перед твоей премьерой. Я тебе серьезно говорю: это надо организовать.

— Да! Вот это от матери, — вспомнил он. — Для Алешки.

— Хорошо, спасибо.

Она взяла сверток, положила на стул, не глядя. Она уже провожала Геннадия — решительно и, пожалуй, даже нетерпеливо.

— Пока! — махнул ей рукой Геннадий.

И ушел.

У здания театра толпился на тротуаре народ, стояли автобусы; милицейский оркестр занял место у выхода, загородив тротуар… Это были похороны — с прохожими, остановившимися на улице, толпой, уже повалившей из настежь раскрытых дверей. Музыканты вовремя вскинули трубы, оркестр заиграл; стали выносить венки, потом появилась процессия с гробом. Несли Павлика Платонова.

Все дальнейшее произошло в несколько минут: провожающие рассаживались по автобусам, первый из них уже тронулся, за ним остальные. Толпа на улице разошлась, музыканты складывали инструменты, все кончилось.

Геннадий Фетисов, за полчаса до этого еще ни о чем не ведавший, только что с поезда, застал уже обычную улицу, опустевший театр, зал, в котором теперь хозяйничали уборщицы. Ряды кресел были еще сдвинуты, в образовавшемся пространстве стоял постамент, покрытый черным и красным, осыпанный хвоей из-под венков; над ним висел портрет в черной раме — увеличенная фотография Павлика. Павлик на ней улыбался…

Рабочие сцены, двое пожилых и парень, принялись уже за разборку постамента; помогавшая им женщина снимала драпировку; на сцепе открыли занавес, повернули круг — выехала стена дома с окнами и уличный фонарь… Рабочие, монтировщики декораций, как их нынче называют, молча делали свое дело — разбирали одну декорацию, ставили другую, к вечернему спектаклю…

Аркадина и Тригорин выясняли свои сложные отношения конца третьего акта; ему вдруг захотелось остаться, она — тащила его с собой в город. Была та же, уже виденная нами мизансцена, только вместо Павлика Платонова стоял другой Тригорин — Николай Князев, и он просил:

— «Останемся!»

— «Милый, я знаю, что удерживает тебя здесь, — говорила Аркадина — Зинаида Николаевна. — Но имей над собою власть. Ты немного опьянел, отрезвись».

— «Будь ты тоже трезва, будь умна, рассудительна, умоляю тебя, — отвечал Князев. — Ты способна на жертвы… Будь моим другом, отпусти меня…»

— «Ты так увлечен?»

— «Меня манит к ней! Быть может, это именно то, что мне нужно».

Из зала отозвался Геннадий:

— Объясните, объясните ей, Николай Николаевич! Ничего подобного, никакая это не блажь! «Любовь юная, прелестная, поэтическая… Такой любви я не испытал еще!»

— «Такой любви я не испытал еще, — продолжал Князев. — В молодости было некогда, я обивал пороги редакций, боролся с нуждой… Теперь вот она, эта любовь, пришла наконец, манит…»

— Видите как, — сказал Геннадий. — Богатый, знаменитый. А счастья нет. Ни больших радостей, ни больших печалей. Обобрал мед с лучших своих цветов. Ничего не осталось. И поэтому он ваш, Зинаида Николаевна. Ваш. Далеко не уйдет.

— «Вы все сговорились сегодня мучить меня», — сказала сквозь слезы Зинаида Николаевна.

Тригорин — Князев схватился за голову:

— «Не понимает! Не хочет понять!»

— Алла Романовна, это вы там болтаете? — спросил Геннадий.

— Я.

— Поднимитесь на сцепу! Николай Николаевич, как вы будете возвращаться?

— «Я забыл свою трость», — сказал Князев.

— Оглянулись: не видит ли кто? Быстро: Остались считанные минуты!

— «Я чувствовала, что мы еще увидимся, — произнесла торопливо Алла. — Борис Алексеевич, я решила бесповоротно, жребий брошей, я поступаю па сцену. Завтра меня уже не будет здесь, я ухожу от отца, покидаю все, начинаю новую жизнь. Я уезжаю, как и вы… в Москву. Мы увидимся там.»

— «Остановитесь в «Славянском базаре», — сказал, оглянувшись, Князев. — Дайте мне тотчас же знать… Молчановка, дом Грохольского… Я тороплюсь…»

— «Еще одну минуту…» — сказала Алла.

— Да нет же! Не так! — взбежал на сцену Геннадий. — Вы погибаете от любви! Погибайте же, господи! Ну!

— «Еще одну минуту», — повторила Алла. — Почему? От какой любви? Она его любит здесь?

— Да!

— Любит или охмуряет… пардон, завлекает?

— Любит, любит! Это пьеса о любви, в ней пять пудов любви. Что вам еще непонятно? Любит! Завлекает! Скорей! Он сейчас уедет! Милый мой, желанный, самый лучший, знаменитый, усталый, я за тобой повсюду! Если тебе понадобится моя жизнь, возьми ее! Ну, посмотри же на меня еще напоследок! Еще одну минуту!

— «Еще одну минуту…» — повторила Алла.

— «Вы так прекрасны, — продолжал Геннадий за Тригорина. — О, какое счастье думать, что мы скоро увидимся! —

И протянул к ней руки. — Я опять увижу эти чудные глаза, невыразимо прекрасную, нежную улыбку… Дорогая моя…»

Он держал ее за локти, смотрел ей в глаза, и что-то в этот момент изменилось в спокойном лице Аллы, губы ее задрожали… Он удивился, отпустил ее, позвал:

— Треплев, идите сюда!

— Тут нет его, в этой сцене, — сказала помреж Галя.

— Он будет! Запишите себе: выход

Треплева в момент поцелуя, чуть раньше, на реплику: «Мы скоро увидимся». Пусть это все — на его глазах. Не возражаете? — обратился Геннадий к молодому актеру, появившемуся только что на сцене.

Это и был Треплев, новый Треплев, заменивший прежнего — Олега Зуева.

— Хорошо, — кивнул он.

— Вон оттуда. И там остановился, — показал Геннадий. — Давайте сначала!

В раздевалке он столкнулся с Нюсей. Кивнул ей осторожно. Она ответила равнодушным кивком. Быстро оделась, ушла. Он остался.

Он ждал Аллу Сабурову.

— Вас сегодня не встречают?

— Нет. Вы разве не заметили?

— Что?

— Что не встречают.

Остановились на улице, на углу. Она смотрела на него в ожидании, чуть иронически: что дальше?

Он спросил:

— Вы где обедаете?

— А вы?

— Вон там.

Она посмотрела.

— Ну, пойдемте.

Вошли в стекляшку. Стали в очередь у стойки.

— Вы что будете?

— Берите. Я сама.

Он протянул рубль, взял сардельки, кефир. Она сделала то же самое.

Сели за столик.

— Так что, у нас новый Треплев? — спросила Алла.

— Да.

— Меня вы тоже собираетесь заменить?

— Нет.

— Спасибо… Слушайте, это нельзя есть!

— Почему вы думаете?

— Это невкусно!

— Да, может быть, — согласился Геннадий. — Вот смотрите. Что происходит? Четвертый акт. Прошло два года. Вы актриса. Уже не восторженная уездная барышня. Зрелый человек, женщина. Похоронившая ребенка, брошенная любимым. Но не несчастная, ни в коем случае. Эту роль никто еще правильно не играл. Вы будете первая. Ведь это не загубленная жизнь.

И не бессмысленная. И еще не известно, как бы все сложилось, если б вы тогда не бросились за Тригориным. Так?

— Не знаю.

— Что вы смеетесь?

— Нет, ничего… Вы ее простили, да? И ее, и Тригорина?.. Давайте я вас покормлю, хотите? — вдруг предложила она.

Поднялись на лифте.

Вошли: она открыла дверь двумя ключами, два замка.

Геннадий смотрел растерянно себе под ноги.