Джозеф Конрад - Конец рабства

• Название: Конец рабства
• Автор: Джозеф Конрад
• Жанр: Проза

---

Парень осмелился злобно топнуть ногой. «Где ему достать компаньона? За дурака, что ли, его здесь принимают? Из всей презренной шайки на берегу в Доме моряка ни один не имеет двух пенсов в кармане. Даже туземным собакам на базаре — и тем это известно…»

И ведь это правда, Гарри, — рассудительно заметил капитан Элиот. — Все они задолжали китайцам с Дэнхем-Роуд, не уплатили даже за свои костюмы. «Послушайте, мистер Масси, — сказал я, — слишком вы тут шумите, а мне это не нравится. До свидания!» Он ушел и хлопнул дверью. Он хлопнул дверью; он осмелился хлопнуть дверью, дерзкая скотина!

Глава морского департамента чуть не задохнулся от негодования, но скоро пришел в себя.

— Болтаю тут с вами… кончится тем, что опоздаю к обеду, а жена этого не любит.

Грузный, он полез в свою двуколку, наклонился и тогда только хриплым голосом спросил, что же, черт возьми, делал последнее время капитан Уолей. Сколько лет они друг друга не видели, и вдруг на днях он неожиданно встретил его в Управлении… Где, черт возьми…

Капитан Уолей, казалось, улыбался себе в бороду.

— Земля велика, — бросил он туманную фразу.

Тот, словно для того, чтобы проверить это заявление, огляделся по сторонам. На эспланаде было очень тихо, но издалека доносился слабый стук трамвая; от портика общественной библиотеки вагон отправлялся в трехмильное путешествие к докам Новой гавани.

— Кажется, не очень-то много места осталось на земле, — проворчал начальник порта, — с тех пор как появились эти немцы и стали толкать нас на каждом шагу.

Не так было в наше время.

Погрузившись в глубокие размышления, он похрапывал, словно вздремнул с открытыми глазами. Быть может, и он в свою очередь всматривался в этого молчаливого человека, похожего на паломника, который, словно задержанный путник, стоял возле двуколки, — всматривался и улавливал в его лице забытые черты молодого капитана, командовавшего «Кондором». Славный парень — Гарри Уолей… не очень словоохотливый.

Вы никогда не знали, что у него на уме. С особами, имеющими вес, он обращался слишком уж запросто и склонен был превратно судить о людях. Факт тот, что он придерживался слишком хорошего мнения о себе самом. Капитану Элиоту хотелось усадить его в двуколку и повезти домой обедать. Но кто знает, понравится ли это жене?

— Странное дело, Гарри, — снова загудел он, — из всех людей на земле, кажется, только мы с вами помним эту часть света, какой была она раньше…

Он уже готов был отдаться приятному сентиментальному настроению, но тут ему пришло в голову, что капитан Уолей, неподвижный и молчаливый, как будто чего-то ждет… быть может, надеется… Он тотчас же забрал вожжи и добродушно, грубовато проворчал:

— Да, дорогой мой! Помним людей, каких мы знали, суда, на которых плавали… да! и дела, какие мы делали…

Пони рванулся вперед, грум отскочил в сторону. Капитан Уолей поднял руку.

— Прощайте.

VI

Солнце зашло. И когда капитан Уолей, успевший просверлить в земле глубокую ямку своею тростью, двинулся дальше, ночь уже собрала под деревьями свою армию теней.

Они скапливались в восточном конце аллеи и словно ждали сигнала, чтобы начать генеральное наступление на открытые пространства; они собирались внизу, между облицованными камнем берегами канала. Малайская прау, полускрытая аркой моста, не изменила своего положения ни на одну четверть дюйма. Капитан Уолей долго смотрел вниз, за парапет, и наконец в неподвижности затененной прау почудилось ему что-то необъяснимое и жуткое. Сумрачный свет угас в зените неба, отраженные отблески покинули мир, и вода в канале, казалось, превратилась в смолу. Капитан Уолей пересек канал.

До поворота направо, за которым находился его отель, оставалось всего несколько шагов. Он снова остановился (все дома, обращенные к морю, были заперты, набережная безлюдна, и только один-два туземца виднелись вдали) и начал мысленно подводить итоги счета. Столько-то дней в отеле по столько-то долларов в день. Дни он пересчитал по пальцам; сунул руку в карман и звякнул серебряными монетами. Хватит еще на три дня; а потом, если что-нибудь не подвернется, он должен будет тронуть пятьсот фунтов деньги Айви, помещенные, так сказать, в ее отца. Ему казалось, что он подавится первым же куском, купленным на эти деньги. Доводы рассудка не помогали, решали вопрос чувства. А чувства капитана Уолея никогда его не обманывали.

Он не свернул направо. Он пошел дальше, словно все еще стояло на рейде судно, на которое он мог вернуться вечером. Вдали, за домами, на склоне синего-синего мыса, замыкающего вид с набережных, стройная колонна заводская труба — спокойно выбрасывала в чистый воздух прямой столб дыма. Китаец, прикорнувший на корме одного из полудюжины сампанов, которые лежали на воде у конца мола, заметил поднятую руку. Он вскочил, быстро обмотал вокруг головы косичку, натянул широкие темные штаны на желтые бедра и, бесшумно пошевелив веслами, словно плавниками, подвел к ступеням сампан, скользнувший, как рыба, легко и плавно.

— «Софала», — раздельно произнес сверху капитан Уолей, а китаец, должно быть, недавно приехавший, смотрел вверх с напряженным вниманием, словно ждал, что странное слово, срываясь с губ белого человека, станет видимым. — «Софала», — повторил капитан Уолей, и вдруг мужество ему изменило. Он запнулся.

Берег, островки, холмы, низменные мысы были окутаны мраком; горизонт потемнел, а на восточном изгибе берега белый обелиск — конечная мачта телеграфного кабеля — поднимался, как бледный призрак, перед темной массой неровных крыш и пальм туземного города. Капитан Уолей снова заговорил:

— «Софала». Знаешь «Со-фа-лу», Джон?

На этот раз китаец разобрал чудное слово и ответил утвердительно, издав странный горловой звук. С мерцанием первой звезды, — она появилась внезапно, словно головка булавки, воткнутой в гладкий и бледный сияющий купол неба, — острый холодок рассек теплый воздух земли.

Спускаясь в сампан, чтобы ехать на «Софалу» и получить командование, капитан Уолей слегко вздрогнул.

Когда он вернулся и снова вышел на набережную, Венера, будто редкий драгоценный камень, вправленный низко в бордюр неба, отбрасывала за его спиной слабую золотую полосу на воду рейда, ровного, как пол из темного отшлифованного камня. Высокие своды аллей были черны, все было черно над головой, а фарфоровые шары на фонарных столбах походили на яйцевидные жемчужины, гигантские и сияющие, разложенные в ряд, дальний конец которого, казалось, опускался до уровня колен капитана Уолея. Он заложил руки за спину. Теперь он мог спокойно обсудить целесообразность этого шага, прежде чем сказать завтра последнее слово. Гравий громко хрустел у него под ногами… Целесообразность. Легче было бы дать оценку, если бы представлялся другой выход. Честность намерений капитана Уолея не оставляла места сомнению; этому парню он хотел добра. Рядом с ним тень его прыгала по стволам деревьев и растягивалась, косая и тусклая, на траве, подражая его походке.

Целесообразность. Был ли выбор? Казалось, капитан Уолей что-то уже потерял: уступил призраку голода кусочек своего достоинства и своей правды, чтобы жить. Но жизнь его была необходима. Пусть бедность делает свое дело и вымогает унизительную подать. Ясно, что Нэд Элиот, сам того не ведая, оказал ему услугу, о которой невозможно было просить. Он надеялся, что Нэд никакого тайного умысла в его поведении не усмотрит. Должно быть, услыхав теперь о его поступке, он поймет… или, пожалуй, назовет Уолея эксцентричным старым дураком. Стоило ли объяснять ему? И никакого смысла не было выкладывать всю историю этому парню Масси. Капитал в пятьсот фунтов, который можно вложить в дело. Пусть он его использует. И пусть недоумевает. Вам нужен капитан — мне нужно судно. Этого достаточно. Бррр!.. Какое неприятное впечатление произвел на Уолея этот безлюдный, темный, гулкий пароход!..

Пароход, стоящий на рейде, кажется мертвым телом, это несомненно; парусное судно как будто всегда готово проснуться к жизни с первым дыханием чистого неба, но пароход с потушенными котлами, — размышлял капитан Уолей, — пароход, где не встречают вас на палубе струйки тепла, поднимающиеся снизу, и не слышно шипения пара и бряцания железа в его груди, — такой пароход лежит на воде холодный, неподвижный, без пульса, словно труп.

На пустынной аллее, черной вверху и освещенной внизу, капитан Уолей, размышляя о целесообразности сделки, случайно повстречался с мыслью о смерти. Он отстранил ее с презрением и неприязнью. Он готов был рассмеяться ей в лицо; несокрушимо бодрый, он с каким-то радостным трепетом подумал о том, как мало ему нужно, чтобы поддерживать в себе жизнь. Бедная женщина как бы вложила свой капитал в банк — и этим банком было крепкое тело ее отца, капитал помещен надежно. А затем в договоре на всякий случай будет обусловлено: если что случится, пятьсот фунтов должны быть выплачены ей полностью в течение трех месяцев. Полностью. До последнего пенни. Он не намерен терять хоть сколько-нибудь из ее денег, даже если и пришлось расстаться с чем-либо другим, — например, утерять крупицу собственного достоинства… и самоуважения.