Туве Янссон - Путешествие налегке

• Название: Путешествие налегке
• Автор: Туве Янссон
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00448-9

В книгу вошли новеллы Туве Янссон из авторских сборников «Умеющая слушать» (1971), «Игрушечный дом» (1978) и «Путешествие налегке» (1987). Впервые эти произведения писательницы представлены в переводе на русский язык в полном объеме.

---

с маленьким островом,

на котором Вы живете.

Она висит над моей кроватью.

Сколько одиноких островов в Финляндии?

Могут ли все, кто хочет, на них поселиться?

Я хочу жить на острове.

Я люблю одинокие острова,

люблю цветы и снег,

но описать все это Вам не сумею.

Я учусь очень прилежно.

Я читаю Ваши книги на английском.

На японском Ваши книги на них не похожи.

Почему они совсем разные?

Я думаю, что Вы счастливы.

Берегите хорошенько свое здоровье.

Желаю Вам долгой жизни.

Тамико Атсуми

Дорогая Янссон-сан!

Вот уже целых пять месяцев и девять дней,

как я жду от Вас весточки.

Получили ли Вы мои письма?

Получили ли мои подарки?

Я по Вам скучаю.

Я стараюсь хорошо учиться.

Хочу рассказать Вам про свою мечту.

Я мечтаю увидеть чужие страны, говорить

на их языках и понимать их.

Я хочу говорить с Вами,

хочу, чтобы Вы говорили со мной.

Чтобы Вы рассказали, что чувствуешь,

когда вокруг нет домов,

а на дорогах не видно людей.

Я хочу понять, как можно писать про снег.

Хочу сидеть у Ваших ног и учиться у Вас.

Я собираю деньги на поездку.

Посылаю Вам еще одно хайку

про очень старую женщину,

которая видит далекие синие горы.

Она не видела их, когда была молодая,

а теперь ей до них не добраться.

Это очень красивое хайку.

Берегите свое здоровье.

Тамико

Дорогая Янссон-сан,

Вы отправились в далекое путешествие,

Вас не было дома целых шесть месяцев.

Я думаю, Вы уже возвратились домой.

Куда Вы ездили, Янссон-сан?

И чему научились в этой поездке?

Быть может, Вы взяли с собой кимоно?

Оно цвета осени, а осень — пора путешествий.

Вы писали, что время летит очень быстро,

но, когда я думаю о Вас,

оно тянется медленно.

Я хочу стать старой и мудрой, как Вы.

Ваши письма я храню в тайнике,

в красивой шкатулке,

и читаю их, когда солнце садится.

Тамико

Милая Янссон-сан,

значит, вовсе не обязательно быть старой,

чтобы писать рассказ о том,

что знаешь, что чувствуешь,

о чем мечтаешь, чего ждешь.

О милая Янссон-сан, стало быть,

когда пишешь рассказ,

не надо думать о том, что считают другие,

надо оставаться наедине со своим рассказом

и чувствовать себя по-настоящему одинокой.

Теперь я поняла, что значит

любить того, кто от тебя далеко,

и поспешу написать об этом.

Вот еще одно хайку, оно про ручей,

который так радуется весне,

что всем становится весело.

Перевести его я не успею.

Напишите, когда мне приехать.

Деньги я накопила и надеюсь,

что на поездку мне дадут стипендию.

Какой у вас самый красивый месяц,

для нашей встречи?

Тамико

Дорогая Янссон-сан,

спасибо за короткое письмо.

Я поняла, что лес в Финляндии

очень большой и море большое,

а Ваш дом очень маленький.

Это красивая мысль, что с писателем

нужно встречаться лишь в его книгах.

Я все время учусь. Желаю Вам долгой жизни.

Ваша Тамико Атсуми

Моя Янссон-сан,

сегодня весь день шел снег,

я научилась писать про него.

Сегодня умерла моя мама.

В Японии, когда становишься старшей в семье,

из дома нельзя уезжать, да я и сама не хочу.

Надеюсь, Вы поймете меня, Янссон-сан.

Спасибо Вам.

Шлю Вам стихотворение Лан Ши Юаня[56],

великого древнего китайского поэта.

На Ваш язык его перевели Альф Хенрикссон и Ван Тэу Йи:

«Ветры глухие доносят резкие крики

диких гусей.

Сколько снега вокруг! А небо холодное, серое.

Что могу я тебе подарить на прощанье?

Только синие горы, но они будут вечно с тобой».

Тамико

Восьмидесятилетие{32}

I

Когда мы подошли к дому и Юнне увидел целый парк личных автомобилей, стоявших у бабушкиного подъезда, он тут же заявил, что следовало бы надеть темный костюм.

— Дорогой, не глупи, — сказала я, — спокойнее… Бабушка вовсе не такая, как ты думаешь. Люди приходят к ней и в вельветовых брюках, и в чем угодно, она обожает богему.

— Вот именно, — ответил Юнне, — но я ведь не богема, я совершенно обыкновенный, я не имею права надевать вельветовые брюки на чье-либо восьмидесятилетие. Тем более что в первый раз с ней встречаюсь.

Я говорю ему:

— Мы распакуем подарок перед тем, как войти. Бабушка любит сама открывать их только на Рождество.

С подарком было не так-то легко! Бабушка звонит мне и советует:

— Детка, ты, верно, приведешь с собой твоего парня, чтобы показать его мне, но не вздумай покупать какой-нибудь ненужный и дорогой подарок. У меня сейчас есть в основном все, что мне нужно, а кроме того, вкус у меня гораздо лучше, чем у большинства моих потомков. И я не желаю оставлять слишком много хлама после смерти. Придумайте что-нибудь совсем простое, но с любовью. Только не вздумайте искать что-либо, имеющее отношение к искусству, вам это не по плечу.

Мы прикидывали и так, и этак. Бабушка полагает, что она — идеал терпимости, но при этом она отягощает родственников столь непритязательными желаниями, что выполнить их на самом деле совсем не легко. Ведь вроде было бы так просто купить, например, чашу из толстого стекла, но нет: это значило бы, что ты буржуазна, да и подарок твой принесен вовсе не с любовью… Естественно, я кое-что рассказывала Юнне о бабушке и о ее картинах тоже; и он чувствует себя польщенным. Один из бабушкиных ранних эскизов висит у нас дома, он из Сан-Гвимигнано, куда бабушка прикатила на свою первую стипендию, стало быть, прежде, чем прославилась своими рисунками с изображениями деревьев. Она часто говорила о Сан-Гвимигнано. И мне до сих пор хочется слушать ее рассказы о том, как счастлива она была именно в этом маленьком итальянском городке с его башнями, как ощущала себя сильной и свободной, когда просыпалась на восходе солнца, чтобы приняться за работу, а некая юная синьорина везла по городу свою тележку с овощами. Бабушка открывала окошко и указывала пальцем на нужные ей овощи. Они превосходно понимали друг друга, и было тепло и ужасно дешево, а потом бабушка выходила из дома с мольбертом…

Юнне тоже понравился этот рассказ. И легко представить себе, что случилось потом. Юнне абсолютно самостоятельно отправился в лавку, где продавали разнообразные товары, и нашел там картины с видами Сан-Гвимигнано. И вот у нас в руках подарок для бабушки! В магазине ему сказали, что это литография начала девятнадцатого века. Мы не сочли это чем-то выдающимся, но во всяком случае…

— Юнне, — сказала я, — а теперь пойдем. Будь просто самим собой — она это обожает.

В дверях бабушкиной мастерской толпился длинный ряд поздравителей, несколько молоденьких кузин сновали взад-вперед, принимая верхнюю одежду. Мало-помалу мы тоже прошлюзовались в большую просторную комнату, роскошно декорированную и убранную бабушкиными помощниками. Заметив ее, я зарулила в нужную сторону, поспешно сжав руку Юнне, чтобы успокоить его. Где-то на заднем фоне играла музыка, отнюдь не классическая, но, возможно, специально подобранная и столь элитарная, что лишь в скрытой форме отражала неординарность бабушкиной личности.

Мы направились к ней. Она была одета со свойственной ей сознательно-нарочитой nonchalance, а седые волосы легкими, как бы случайными, локонами обрамляли серьезное лицо с очень ясными и насмешливы ми глазами, лицо, которое приняло учтивое выражение.

— Это Юнне, — представила я. — Юнне, это бабушка!

— Добро пожаловать, — сказала она. — Финн, не правда ли? — продолжала бабушка, окидывая Юнне нежным взглядом. — Как же ты справишься со старинным закоснелым родом, где болтают только по-шведски? Ну а… вы женаты или нет? Все в порядке?

— Все в порядке, да не совсем, — храбро ответил Юнне, и бабушка засмеялась. Я поняла, что он пришелся ей по душе.

Она спросила:

— Ну, а где же ваши подарки?

Она долго рассматривала картину с видом Сан-Гвимигнано и в конце концов заметила, что «верно, вы в самом деле постарались», и тут же с молниеносной улыбкой добавила:

— Я писала на эту же тему. Только лучше. — С легким жестом, заключавшим в себе и окончание аудиенции, и тайное взаимопонимание, она отправилась дальше.

В большой комнате доминировал бабушкин стол для моделей — подиум, прикрытый барселонской парчой и в изобилии уставленный разными яствами, начиная от оливок и кончая тортом со взбитыми сливками. Младшие бабушкины потомки бегали вокруг с цветочными вазами, которые еще утром наполняли водой. Гости толпились группками, бурно беседуя между собой, и каждому подносили бокал шампанского. А над всем этим, словно картина Шагала, проплывала бабушка; как своего рода нежданная радость, она приходила и уходила, вкрапляя то тут, то там свои маленькие афоризмы. Но я заметила, что она остерегалась представлять гостей друг другу. Ни малейшего намека на скверную память. Представьтесь друг другу сами, дорогие друзья! Смогу ли я когда-нибудь держаться так же свободно, как бабушка?!