Василий Алферов - Утро года

• Название: Утро года
• Автор: Василий Алферов
• Издательство: Куйбышевское книжное издательство
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1987

Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.

---

Но вся беда в том, что на Мочальном озере нельзя рыбачить. Здесь когда-то мочили лубки. Дно озера, особенно у берегов, сплошь было завалено корягами.

Посмотрели мы на окуней, этих «пресноводных тигров», как их называют рыболовы, да и пошли домой, досадуя на то, что здесь нельзя рыбачить. Лески нам не так было жалко, мы их сами сучили из конских волос, но вот крючки! Крючки — вещь покупная. Пара их стоила у деревенского лавочника Афанасьича копейку. А копейку где было взять? Родители разве дадут. Да и крючков не напасешься — задёвы мучают. Поэтому мы всегда рыбачили только на Большом озере.

Однажды пришли мы туда ранним утром и, как всегда, расселись по своим местам. Сидим, будто немые, не разговариваем, боясь отпугнуть рыбу.

До обеда я наловил столько, сколько иной раз не лавливал и за весь день. На моем кукане плескались в воде радужные окуни, язи, красноперки. И вот, когда не было клева, из густой осоки выползла большая серая змея. Она метнулась к моему кукану с рыбой, заглотнула самого крупного язика и быстро поплыла в глубь озера, утянув вместе с колышком и мой кукан.

Я закричал изо всей силы:

— Я-ашка!

Но Яшка, узнав в чем дело, перепугался больше, чем я. Ведь он ужей и то боялся, а это змея! Когда он все-таки подбежал ко мне, змея вынырнула еще раз, а потом совсем скрылась в водяных лилиях.

Это был единственный случай за все время нашей рыбалки.

Мне стало обидно: Яшка пойдет домой с рыбой, а я ни с чем.

А дома еще, чего доброго, мать трепку задаст, скажет: «Яшка вон с уловом пришел, а ты без толку шатаешься, непутевый!».

Когда шли домой, Яшка посматривал то на меня, то на свой кукан с рыбой. Он, будто угадав мои грустные размышления, неожиданно сказал:

— Вась… Давай разделим мою рыбу: половину мне, половину тебе.

Ну что тут можно сказать в ответ? Отказаться, показать свою гордость, наговорить Яшке обидных слов за то, что он навязывается со своей рыбешкой? Нет, этого я не мог сделать, потому что чувствовал — Яшка предложил поделить свою рыбу из самых благородных чувств ко мне.

— Ладно, разделим, — согласился я.

И мы весело зашагали к дому.

Дядя Максим

Ему шел седьмой десяток, но был он такой бодрый, энергичный, что все просто диву давались.

— Ты, Максим Иваныч, ровно как вьюнош, — говорили ему мужики. — За тобой ни в каком деле не угонишься.

Его никто и не называл дедушкой. Даже ребятишки и те звали дядей Максимом. Да и как назовешь дедушкой, когда у него ни одной сединки в голове, а зубы — точно сахар, белые, и все целехоньки.

А когда дядя Максим был помоложе, то успевал летним днем сходить в Сызрань и вернуться домой. Туда и обратно — сто двадцать верст, а ему хоть бы что! Ходок был — что конь лихой. И силу имел большую. Рассказывали, будто вывозил он в гору телегу с пшеницей в тридцать пудов.

Веселый, разговорчивый, добрый старик. Дружба у нас с ним была большая. Это он Яшку научил глушить рыбу на озерах по тонкому осеннему льду, плести из прутьев корзины, ловить зимой петлями зайцев. Сам он был отменным рыболовом и охотником. Рыбачил во все времена года. И больше всего любил ловить рыбу на удочку. Зимой ходил на волков, лис, зайцев, ставил капканы. Ружья никогда не брал в руки.

Осенью, после листопада, хороша охота с собаками на зайцев. У дяди Максима было три отличных борзых — Лыска, Стрелка и Беркут. Они никогда не упускали косого бегуна.

Однажды мы попросили его взять нас с собой на охоту с собаками.

— Ну что ж, пойдемте, — немного подумав, сказал он. — Кого другого ни за что бы не взял — канители не оберешься: то устал, скажет, то ноги натер. А вы молодцы. Утречком завтра отправимся. Приходите.

Дружбу нашу давно все заметили. И, бывало, как только мы куда-нибудь пойдем вместе, мужики, здороваясь с дядей Максимом, всегда подшучивали:

— С товарищами пошел, Максим Иваныч?..

Дядя Максим добродушно улыбался:

— А то как же! Мне ведь только двенадцать годков… с полсотней.

Дядя Максим всегда и во всем любил точность и аккуратность. Мы с Яшкой пришли к его двору рано утром. Нас встретили три высокие поджарые собаки с длинными, узкими мордами. Они ласково увивались около наших ног. Немного спустя из калитки вышел дядя Максим. Взглянув на небо и поправив за плечами котомку, он сказал:

— Как бы дождя, ребятишки, не было.

— Не размокнем, — с задором проговорил Яшка.

— Размокнуть не размокнем, а в дождик охота плохая, — разглаживая черную бороду, заметил старик.

— Ну вот, дядя Максим! Значит, не пойдем сегодня? — сказал я.

Старик покачал головой:

— Не-ет, брат, раз собрались, то пойдем. — И, свистнув, поманил собак: — За мной!..

До Большой дубравы насчитывалось более четырех верст, но за разговорами мы и не заметили, как прошли этот путь. Слева рос невысокий осинник, сбегая по косогору вниз, к лугам, где виднелись тихие озера, обрамленные густым тальником; справа зеленели озими. Дядя Максим прикрикнул на собак, забегавших вперед нас, потом сказал, причмокнув губами:

— К осени всякая дичь жирком покрывается. И заяц тоже. Жареный он вку-усный!.. Знал я одного чуваша — Иван Иванычем его звали. Беда как любил зайцев! Если бы, говорит, я был богатым, то всегда бы ел зайчика.

Подошли к осиннику. Дядя Максим огляделся, снял шапку, вытер рукавом вспотевший лоб.

— Ну, ребятушки, за дело. Мы с тобой, Яшуня, пойдем в осинник, а ты, Васярка, с Беркутом ступай к концу рощи и стой на опушке. Как только вспугнутый заяц выбежит из леска, Беркут тут же его и встретит, не даст ему уйти.

Я стоял на том месте, на которое мне указал дядя Максим. По телу пробегала нервная дрожь. Беркут беспокойно водил по сторонам узкой мордой и готов был в любую секунду броситься за добычей.

Вдруг послышался голос дяди Максима:

— Лыска, у-лю-лю!..

Я понял, что старик вспугнул зайца и своим улюлюканьем подзадоривает Лыску. Потом послышалось какое-то досадное взвизгивание собаки. Такое взвизгивание обычно бывает в тех случаях, когда заяц обманывает настигающую его собаку, неожиданно делая двух- или трехаршинный прыжок в сторону.

Беркут забеспокоился еще больше. Потом мгновенно рванулся в сторону. И не успел я глазом моргнуть, как он уже настигал русака, выскочившего неподалеку от меня. Я растерялся и не знал, что делать: стоять ли на месте или бежать в ту сторону, куда бросился Беркут. Пока я раздумывал, Беркут уже гнал зайца на меня. От радости я замахал руками и, подражая старику, громко закричал:

— У-лю-лю!..

Беркут усилил бег, еще больше вытянулся, ниже пригнул голову и в нескольких шагах от меня настиг зайца, схватил его «за шиворот», как говорил дядя Максим, и, придерживая его лапами, лег, устало дыша. Я побежал к нему. Из осинника вышел дядя Максим, неся на плече еще одного зайца.

— А-а, и у вас с Беркутом тоже добыча! — усмехнулся он. — Я так и знал…

Вынув из кармана перочинный ножик, дядя Максим взял из лап Беркута зайца, прирезал его, выпустил кровь и сказал, глядя на меня:

— Собака, она, брат, умное животное. Поймает зайца — душить не станет, живым отдаст хозяину.

Послышался Яшкин голос:

— Дядя Максим, иди скорее сю-да-а!..

— Значит, Стрелка тоже с добычей, — сказал старик и пошел к Яшке.

— А мне тут оставаться? — спросил я старика.

— Покуда оставайся здесь.

Немного спустя стал накрапывать дождь. И все сильнее и сильнее. Ко мне на опушку вышли дядя Максим и Яшка. Они несли двух зайцев.

— Ну, вот и мы, — подойдя, сказал дядя Максим. — Хорошо, что до дождя успели четырех поймать… Теперь, ребятки, пойдем вниз, в луга. Отдохнем, а тем временем и дождик, глядишь, перестанет. Домой легче будет идти.

Мы расположились под стогом сена, около озера. Дядя Максим не торопясь вынимал из котомки хлеб, варенную в мундире картошку, соленые огурцы, а мы с Яшкой уже ели ржаные лепешки, взятые из дому. Дядя Максим дал нам по картофелине и по огурцу.

— Ну вот, сейчас мы с медком поедим, — сказал он. — Когда проголодаешься, все кажется сладким да вкусным.

…Поели, отдохнули, а дождь не унимался. Дядя Максим, разгладив бороду, сказал:

— Как бы нам, дружки мои, ночевать здесь не пришлось.

Мы с Яшкой тревожно переглянулись.

— Нет, дядя Максим, ночевать нам нельзя, — проговорил Яшка. — Дома побьют за это… Как-нибудь дойдем.

— Да ведь я пошутил, — улыбнулся дядя Максим. — Вот подождем еще немного и пойдем.

Старик помолчал, потом, усевшись поудобнее под стогом, глубоко и шумно вздохнул.

— Смотрю я на вас, ребятишки, и думаю: может, доживете вы когда-нибудь до хорошей жизни. А я вот весь век свой прожил без радости. И сила была, и работал как лошадь, а умирать в лаптях придется. Ежели доживете, помяните дядю Максима добрым словом да не забудьте…