Джон Карр - Отравление в шутку

• Название: Отравление в шутку
• Автор: Джон Карр
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-075267-6, 978-5-271-38604-6, 978-5-4215-2753-4

Джефф Марл, после долгого отсутствия возвращается на родину и приходит к своим старым друзьям — семейству судьи Куэйла. Но вместо отдыха он впутывается в историю с убийствами и покушением на убийство. Теперь ему на практике придется применить навыки, которые он получил, помогая Анри Бенколену.

Разобраться в этом запутанном деле ему помогает молодой эксцентричный сыщик Росситер, который больше, увы, не появится на страницах романов маэстро.

---

Железные ворота дома Куэйлов были распахнуты. Дом не утратил своей неповторимости, но теперь он выглядел неухоженным. Его не мешало бы покрасить заново. Башни выглядели черными чудовищами на фоне звездного неба, лужайки были запущены. От высохшего бассейна несло плесенью. Я поставил машину у фонаря на гравийной аллее и двинулся к дому. Пол на веранде был покрыт толстым слоем пыли, и кривые полосы показывали, как вытаскивали из дома мебель. Я вошел в пыльный вестибюль и постучал в стеклянную дверь, состоявшую из красных и белых квадратов.

В женщине, вышедшей открыть, я с трудом узнал старшую дочь Куэйла, Мери. Это была прирожденная старая дева, хотя ее черные гладкие волосы всегда были коротко подстрижены и новые платья сидели на ней достаточно элегантно. Приоткрыв щелочку, она испуганно спросила в проем:

— Кто это? Кто там?

Лишь когда я назвался, она меня узнала, и вытянутая от удивления шея снова сделалась нормальных размеров.

— Джефф! Джефф Марл! — воскликнула она. — Господи, как ты изменился! Я и не знала, что ты приехал. Входи же!

Она отступила в тускло освещенный холл, поправляя юбку. Она могла бы показаться красивой, если бы не глаза с тяжелыми веками и не вздернутый нос. Губы Мери, как я успел заметить, сделались еще более тонкими и поджатыми, ее сероватая кожа приобрела какой-то сухой, натянутый вид, как у пожилых девственниц. Она несколько раз попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло. Причем всякий раз она вытягивала шею, а потом втягивала ее обратно. Она недавно плакала — даже в тусклом свете холла были видны ее покрасневшие глаза и черные круги под ними.

— Твой отец… — начал я. — Он просил меня заглянуть…

— Правда? Так входи же, Джефф, — повторила она приглашение, хотя я уже и так вошел. Она суетилась, то и дело поправляла волосы и, похоже, стеснялась распухших глаз. Она попыталась напустить на себя игриво-лукавый вид. — Надо же, кто к нам пожаловал! Ну и встреча! Не далее как вчера мы о тебе вспоминали. В связи с этими делами об убийстве…

Вдруг она осеклась. Как только с ее губ слетело слово «убийство», в ее глазах появился испуг, и весьма сильный. Но она взяла себя в руки и продолжала несколько поспешно:

— Прошу тебя, входи! Папа будет очень рад. Ты уж извини, что я немного не в себе. Просто мама заболела, и в доме такая суматоха…

— Может, тогда я в другой раз…

— Что ты, Джефф! Ни в коем случае. Папа мне этого никогда не простит. — Вдруг ее осенила новая догадка, отчего в глазах появилось облегчение. — Ты, наверное, пришел по поводу книги? Ну разумеется, из-за нее.

Похоже, я не ошибся в предположениях. По-прежнему то и дело поправляя волосы и нервно улыбаясь, она двинулась вперед через холл. У начала лестницы горел светильник, в свете которого на стенах тускло поблескивали картины в золоченых рамах. Дверь в библиотеку, как и все прочие двери в доме, была коричневой, с белой фарфоровой ручкой.

Сам не знаю, что именно — возможно, какие-то полуосознанные воспоминания из детства — заставило меня сделать то, что я сделал. Вместе с нахлынувшими картинами былого я вспомнил и сигнал, который был у нас с Томом Куэйлом. Когда нам хотелось увидеться с судьей по какому-нибудь поводу, а он занимался в библиотеке, мы стучали в дверь особым образом: два редких удара и три частых. Улыбнувшись Мери, я подошел к двери и постучал именно таким образом.

Мгновение спустя я устыдился этого мальчишества, но еще больше меня поразило странно изменившееся лицо Мери. В царившей вокруг тишине стук показался особенно громким. Затем за дверью кто-то отодвинул кресло, послышался скрип пружин. Мне показалось, что кто-то резко засопел и замер.

— Кто там? — услышал я голос.

Распахнув дверь библиотеки, я увидел судью Куэйла. Лицо его было алым от отблесков пламени в камине, одной рукой он держался за каминную полку. Белые пальцы чуть подергивались. За его спиной, в углу, я заметил пыльную мраморную статую, которая, казалось, смотрела через его плечо на меня.

Первыми словами судьи было:

— Никогда так не стучите! Вы меня слышите? Никогда так не стучите!

Глава 2 ЗАПЕЧАТАННЫЙ БРЕНДИ

Так я совершил свою первую ошибку. Даже когда судья немного пришел в себя и поздоровался со мной с присущей ему сдержанной учтивостью, я понял, что он относится ко мне с каким-то подозрением. Это мешало мне наладить с ним нормальные отношения. Мы оба бормотали заученно-стандартные фразы, а потом благодаря какому-то дьявольскому невезению я еще имел неосторожность спросить об этой статуе.

Он потер руки с каким-то сухим шорохом, затем оторвал взгляд от камина и уставился на меня. У него были слабые глаза, он не мог подолгу ни на что глядеть. Я заметил, что башмаки у него потрепаны и на носках заметны выпирающие большие пальцы.

— Прошу извинить меня, — сказал он, и в голосе его послышались отголоски былой величественности. — Я должен постараться держать себя в руках. Но теперь я все больше времени провожу в одиночестве. — Слабая улыбка обнажила выступающие вперед зубы. — Боюсь, я оказал вам не самый радушный прием, сэр. Прошу принять мои извинения.

— Вам не за что извиняться, — возразил я. — Мне вообще не следовало вас беспокоить. Мери сказала, что миссис Куэйл больна.

— Ничего страшного, — отвечал он, нахмурившись. — Сейчас с ней врач. — Снова я услышал сухой шорох потираемых рук. Он молчал, насупившись, видимо, размышляя, стоит ли ему продолжать. — Она, собственно, уже давно хворает. Хорошо, когда в доме свой врач. В данном случае это Твиллс.

— Твиллс?

— Мой зять, — пояснил судья, взглянув на меня. — Он женился на Клариссе.

Значит, Кларисса, самая красивая из дочерей Куэйла, вышла замуж. Мы были с ней мало знакомы. Она всегда держалась обособленно, словно принцесса. Лишь изредка ее гладкое невозмутимое лицо искажали порывы неудовольствия. Я помню румянец на ее высоких скулах и глаза Мадонны. Когда я было забормотал поздравления, судья жестом велел мне замолчать. Он уже давно успел свыкнуться с этим фактом.

— Они женаты три года. Я в высшей степени ценю способности доктора Твиллса и имею все основания полагать, — медленно проговорил судья, — что у него есть деньги. Он не занимается практикой. Он уже довольно давно наблюдает миссис Куэйл. Она находится в состоянии депрессии. Подавленности… — Помолчав, судья продолжил: — У нее легкая форма периферийного неврита. Сегодня после обеда у нее был очередной приступ. Мы уложили ее в постель. Ничего, скоро все будет в порядке.

— А как остальные члены вашей семьи?

Судья Куэйл попытался изобразить отеческую теплоту, заговорить грудным голосом, проявить и лаконичность, и сердечность. Но у него ничего не вышло. Его выдавали беспокойные глаза.

— Значит, так… Мэтью — юрист. Мальчик делает неплохие успехи. — «Нет, судья, вы сейчас думаете вовсе не о Мэтью Куэйле-младшем. Вас не охватывает чувство гордости за сына. Ваши руки снова беспокойно задвигались, вы опять начнете нервно потирать их». — Вирджиния кончила колледж, думает, чем заняться… А Мери — вы ее видели — с нами. Она помогает по дому.

Я не осмелился спросить о Томе. Но я не сомневался: судья думает о нем. Его руки соскользнули с колен, и он их судорожно сцепил. Казалось, что под черным лоснящимся костюмом судьи одни только кости. Какая-то мрачная мысль вызвала морщины на лбу. Было слышно, как маленькие золотые часы тикали в своем стеклянном футляре.

Я нарушил паузу:

— Когда мне сказали, что вы хотите меня видеть, сэр, я решил, что это по поводу книги. Той самой книги, которую вы давно обещали написать.

— Что-что? Ах да, конечно, конечно. По поводу книги.

— Вы ее закончили?

Судья выпрямился в кресле.

— Конечно. Просто ваш стук в дверь и… кое-что еще несколько сбили меня с толку. Да, я приготовил рукопись, которая… — Тут он прокашлялся и продолжал: — Которая может оказаться пригодной для публикации, а может, и нет. В современных писателях я замечаю прискорбную тенденцию. К счастью, я не большой знаток так называемой современной литературы, но, судя по отдельным книгам Вирджинии, которые попадались мне на глаза…

Я заерзал в кресле. Судья не утратил былой проницательности. Похоже, он понял, что я подумал, ибо, кисло улыбнувшись, сказал:

— Поймите меня правильно. Я не говорю о моральных ценностях, хотя, — не без горечи заметил он, — они тоже исчезли. Но существуют стороны жизни, настолько хорошо известные каждому из нас, что мы вовсе не нуждаемся в том, чтобы нам напоминали о них на каждой странице. Есть некоторые…

Внезапно он утратил самообладание. Лицо его побагровело, и он заговорил с нажимом:

— Ей-богу, они меня не столько сердят, сколько смущают. Я не могу понять. Я был бы рад понять…

— Простите, что понять?

— Все. Что бы я ни читал, все, что я вижу вокруг, находится в вопиющем противоречии с привычными нормами. Я перестал ориентироваться в этом мире. Никто ни во что не верит, никто ничего не уважает. Я даже не говорю об интимных сферах… Поверьте, я слишком давно и долго работал в суде и узнал самые черные стороны этой области, когда юные умники-романисты еще не появились на свет божий. — Судья нервно разводил кисти рук и снова их сцеплял. Затем он поднялся на ноги. — Раньше были какие-то прочные ценности. Моя семья… Я не понимаю свою семью.