Мирча Сынтимбряну - Большие каникулы

• Название: Большие каникулы
• Автор: Мирча Сынтимбряну
• Издательство: ИОН КРЯНГЭ
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1977

Мирча Сынтимбряну (Mircea Sântimbreanu) (7 января 1926, Baita — 19 августа 1999) известный румынский писатель, директор издательства Albatros, журналист, сценарист и кинопродюсер. Мирча Сынтимбряну более всего известен как автор литературы для детей и покровитель писателей, публикующих свои работы в издательстве, которым он управлял.С 1952 по 1960 работал профессором истории в Совместной школе 2 «В Teiu», которая стала в 1954 году начальной школой №Â 7. Опыт работы с младшими школьниками пригодился в написании первой книги для детей. С 2000 года школа носит имя Мирчи Сынтимбряну.20 мая 1996 года, Мирча Сынтимбряну был объявлен «Почетным гражданином муниципалитета Брэд» за его литературные достижения.

---

— Очень интересно! Лесенка, по которой он прыгает, показывает атмосферное давление, верно?

— М-да!.. Вот так…

— Но в чем дело?

— Не понимаете? Лесенка-то сделана — но это секрет! — в столярном кружке, тоже во Дворце пионеров. Метеорологи здесь не при чем.

Он говорил это с явным удовлетворением, словно бы «секрет», который он мне открывал, освобождал его от тайной тяжести. Потом он остановился перед большим столом и с удовольствием и гордостью рассказал, показывая мне новый экспонат:

— Это макет нашего квартала… Со школой, библиотекой, новым кинотеатром, с новыми парками и магазинами…

— Очень красивый квартал!

— Да. Но я должен открыть вам секрет…

— Еще один?

— Тс-с-с! Тут есть одна идея, с разборными деталями. Смотрите. Например, молодежный Дом культуры. Он поднимается и видно, что было на его месте несколько лет назад… Знаете, что это?

— Пустырь! Очень интересно.

— М-да! Это я и хотел сказать. Это не их идея. Я видел что-то подобное в Байя-Маре, когда был там на экскурсии в прошлом году.

— Но это же превосходно!

— М-да… Вот так!

Это было каплей, переполнившей чашу терпения. Чувствовуя, что закипаю, я спросил его, еще сдерживаясь:

— Послушай, мне кажется, ты не слишком доволен… Ты с чем-то не согласен?

— М-да!

— Но я не понимаю, в чем дело. Это труд твоих друзей, твоего класса. Ты должен был бы гордиться… Ведь выставка замечательная!

— М-да! Вот видите? Поэтому мне и грустно.

Огорчение явно читалось на его лице.

— Ничего не понимаю…

— Я вам расскажу. Дело в том, что я тоже сделал один экспонат, но его отвергли… Вот так!

— Какой?

— Колоссальный! — раскраснелся мальчик. — Светящуюся вывеску. Да, да, со светящимися буквами. Трансформатор я сделал сам! У него была автоматическая система включения и выключения, действующая при приближении каждого посетителя к ручке двери…

— Интересно!

— Правда?

— Но где она? Я ее не вижу.

— Она провисела здесь всего один день. Один-единствен-ный день…

— Но почему же ее сняли?

Мальчик глубоко вздохнул:

— На ней было написано: «Выставка открыта с 8 до 10 часов…»

— Ну и что же?

— А то, что по общему требованию выставка открыта теперь целый день! Вот так…

Мальчик не понял, почему я обнял его и расцеловал. Он смотрел на меня удивленно. Я поднес к губам палец и, уходя, шепнул, подражая ему, таинственно и с чувством:

— Секрет, дорогой! Вот так!

БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

(Из дневника одного звеньевого)

2 июля

ВОТ УЖЕ ДВА ДНЯ, КАК Я СНОВА В ЛАГЕРЕ. И опять в Хомороде. Здесь все по-прежнему. Может быть, только кровати стали поменьше. Кроме меня в комнате еще шестеро ребят. Они никогда еще не были в Хомороде. С первого же дня я сводил их к «римской дороге», к мельничному пруду, к заброшенной шахте, возле Копыльницы, на плато, ведущее в Сату-Лунг, ко всем семи минеральным источникам, которые я знаю — и, представьте себе, совсем рядом с нашей дачей мы обнаружили восьмой… Я показал им, где и как ловятся раки… На другой день я повел их в теплицу, на заброшенную овчарню, где мы написали углем на балках наши имена; а возвращались мы через лес, неся за пазухой лисички и рыжики, круглые и нежные, как апельсины.

Симпатичные ребята!

3 июля

Симпатичные — мало сказать: сегодня они выбрали меня звеньевым. По этому случаю я выучил новое слово: «единогласно». Красивое слово, не правда ли? Е-ди-но-глас-но… Сразу же после выборов мы провели за-се-да-ни-е (настоящее заседание, все сидели на стульях).

— С завтрашнего дня начинаем работать по режиму, — сказал нам начальник лагеря. — А режим нужно соблюдать — каждый пункт и каждую минуту. Это зависит прежде всего от вас, здесь присутствующих, от вашего личного примера.

— Я покажу пример! — хотелось мне крикнуть, и я жадно впитывал каждое слово начальника лагеря, объяснявшего, что это «не легко», что «будет трудно» и что речь идет об «ответственности». Пусть будет как можно труднее! — думал я и с замиранием сердца ждал, когда сообщат режим, словно готовясь к борьбе с врагом, который только что объявил нам войну.

4 июля

Первый день по настоящему режиму. Утром мы совершили экскурсию по течению Хоморода, очень далеко, до Влэхицы. После обеда — обязательный отдых. Известно, что это значит: хочется тебе или не хочется, устал ты или нет, а должен лежать в постели. Режим есть режим.

Вдруг один из мальчиков, не помню кто, говорит:

— Ребята, а что если нам пойти на речку?

Я вскакиваю, словно ошпаренный:

— Кто произнес слово «речка»? разве вы — сами по себе? Сейчас — отдых. Коротко и ясно. Приятного сна!

Мальчики тихо улеглись. Но сна у них ни в одном глазу. Слишком жарко. Слышу, опять кто-то ноет:

— Хоть на пять минут… это ведь рукой подать…

Я вскакиваю на колени:

— Я задам вам вопрос. Ответьте мне коротко и ясно: я ваш звеньевой или нет? Если да — пусть это будет хоть пальцем подать. Час отдыха — и точка!

5 июля

Та же история. Вы знаете, этот час отдыха, он не только обязательный, но еще и ежедневный. Вот опять кто-то начинает про жару, про два шага… А в комнате жарко, душно… И я замечаю: чем жарче, тем ближе кажется речка. И чем ближе кажется речка, тем горячее становятся простыни и жестче постели.

В десятке шагов от нас журчит вода. Тенистые заросли ольхи, листья лопухов — как зонтики…

— Пошли на речку… на речку!.. — просят они меня.

— В самом деле, — думаю я, — а что, если мы будем отдыхать на берегу реки? Ведь это же все равно отдых…

Наверное, я подумал вслух. Через тридцать секунд мы были в лопухах, а там — ив воде.

— А если узнают? — спрашивает меня один маленький невзрачный мальчуган.

Верно. Невзрачный прав. Сознательный парень… А вдруг узнают?

Я начинаю кричать:

— Все на берег! Быстро! — И, когда все собираются, прижимаю руку к сердцу: — Послушайте, ребята, речь идет о дисциплине и о чести звена. Смотрите, чтоб никто не узнал. Слышите? Чтоб никто и словечка не проронил! Могила!

И мы снова ныряем в воду.

6 июля

Никто не узнал. Сегодня мы дежурим на кухне, чистим картошку. Ну и много же ее! Чистишь, чистишь, а она не убывает. Вдруг один, не помню кто, говорит:

— Ох, ребята, я знаю, где растет такая земляника!.. — и облизывает губы.

— Где? Далеко?

Он показывает ножом на безлесый пригорок:

— Прямо ковер! Ступаешь по землянике!

Мальчишки вскакивают. Я тоже. В конце концов, разве я не звеньевой?

— Нельзя, братцы, режим есть режим. Вы думаете, мне не хочется?

И в самом деле: я чищу картошку, а перед глазами — земляника, красная и ароматная…

— Всего на пять минут! Ведь рукой подать…

Что делать? Разве я могу забыть, что я — звеньевой? Поэтому я говорю:

— Ладно… Только помните: чтоб никто не узнал. Могила!

— А картошка? — спрашивает невзрачный.

В самом деле. Сознательный парень! Картошка есть картошка.

Я говорю:

— Ты прав. Ты остаешься здесь. Но помни: никому ни слова! Могила! Речь идет о дисциплине и о чести всего звена.

8 июля

Никто не узнал. Ребята берегут честь звена.

Даже невзрачный вошел в колею. Симпатичный малый. Вчера, когда мы поливали линейку, подходит ко мне:

— Я нашел пасеку. Здесь, поблизости… Рукой подать… Ребята уже бросили лейки и готовы смыться. Я выхожу из себя:

— Что это за беспорядок? Я — звеньевой или нет? Тогда — точка! Я тоже иду!

— А если узнают? — спрашивают они меня.

— Не узнают, — отвечаю я, готовый хранить тайну до самой смерти.

— Ладно-о-о… — Ребята подносят к губам палец… — Но помни: могила!

10 июля

Вчера нас назначили подметать аллеи перед клубом. Каждый вышел с большой метлой. Через две-три минуты вижу: все начинают совать их мне в руки — так, без единого словечка, как что-то само собой разумеющееся. Потом один, не знаю кто, бросает через плечо:

— Мы — на рыбалку.

Я взрываюсь:

— Послушайте… братцы! Я тоже хочу! Возьмите меня с собой!

Кто-то хмурится и щелкает языком:

— Невозможно. Ты должен подметать. Ты — звеньевой или не звеньевой? И помни: могила!

20 июля

С тех пор прошло еще дней десять. Хворост для лагерного костра я собирал один… Ромашку — тоже. Я один выбил все постели. Ребята меня уже и не стеснялись… меня, своего звеньевого. Е-ди-но-глас-но они решали пойти за земляникой (неужели она все еще не кончилась?), за малиной, за белками, на купалку, а я оставался один и молчал — как могила!