Александр Фурсенко - Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

• Название: Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964
• Автор: Александр Фурсенко
• Издательство: Гея итэрум
• Жанр: Публицистика
• Год: 2001
• ISBN: 5-85589-046-5

Книга российского и американского историков освещает наиболее драматический период «холодной войны» — Карибский кризис, когда человечество стояло на грани ядерной катастрофы. Основанный на ранее скрытых за семью печатями материалов архивов США и СССР, включая документы Н.С. Хрущева, его ближайшего окружения и КГБ, — это первый полный отчет о самом опасном противостоянии великих держав во второй половине XX века.

Шаг за шагом, день за днем в книге показан путь к роковому дню 22 октября 1962 года, который мог стать последним в истории человечества.

---

Ранее Джон Кеннеди уделял мало внимания космическим проблемам. После 12 апреля его отношение к освоению космоса изменилось. Незадолго до выборов 1960 года Чарльз «Док» Дрейпер из Массачусетского технологического института пригласил братьев Кеннеди на обед. Дрейпер, пионер в разработке инерционных систем наведения ракет, хотел пробудить интерес Кеннеди к космической программе. Позже Дрейпер вспоминал, что братья Кеннеди не были уверены в необходимости Реализации космических проектов{50}. Но успех Кремля в апреле 1961 года вынудил Кеннеди обратить внимание на роль исследования космоса в холодной войне. Месяц спустя после полета Юрия Гагарина Алан Б. Шепард, американец, стал вторым человеком в космосе. Несмотря на попытки США сравняться с Советским Союзом в освоении космоса, отставание на месяц не сокращалось. Гагарин облетел Землю, проведя в космосе два часа, полет же Шепарда длился лишь 17 минут, то есть практически был осуществлен запуск и немедленное возвращение на Землю. Потребовалось еще девять месяцев для того, чтобы еще один американец, Джон Гленн, повторил полет Юрия Гагарина.

В начале мая 1961 года объединенный комитет представителей Министерства обороны и НАСА подготовили доклад с рекомендациями для Кеннеди. Он должен был объявить, что к 1967 году США осуществят пилотируемый полет к Луне. В докладе указывалось, что этот полет можно рассматривать как удачный ход в холодной войне. Это шло вразрез с многочисленными рекомендациями Эйзенхауэру и Кеннеди по поводу важности проекта пилотируемого полета на Луну с точки зрения научных достижений человечества.

На Кеннеди все эти рекомендации не произвели должного впечатления. Он оставил за собой право выбора вариантов, причем в основном его беспокоила стоимость программы, оцениваемой в 8 млрд. долларов. Кроме того, он не знал, какое влияние подобный вызов произведет на советское руководство в преддверии саммита. «Не секрет, что Кеннеди предпочел бы сотрудничать с Москвой в деле исследования космоса», — вспоминает Теодор Соренсен{51}. К 17 мая, дате начала подготовки саммита, Кеннеди не принял решения об экспедиции на Луну. Взамен он предложил Дину Раску и брату обратиться к Хрущеву с предложением осуществить совместный полет. Кеннеди понимал, что главное поле боя холодной войны — психология. Он не решался использовать ядерные испытания в атмосфере для шантажа Советов. Он не хотел упустить хотя бы малую возможность успеха, навязывая практически бесперспективное соревнование в полетах на Луну.

20 мая на встрече с советским министром иностранных дел Раек поднял вопрос о совместной космической программе. Громыко, участвующий в сессии Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорке, не проявил интереса к предложению госсекретаря. В Кремле отрицательно отнеслись к этому предложению, заподозрив США в попытке проникнуть в секреты советской космической программы. Громыко предостерег Раска от навязывания приоритетов США. «Советское правительство не может пойти на шаги, которые были бы направлены явно против его безопасности и нанесли бы ущерб его коренным интересам»{52}.

Вновь инициатива Кеннеди не нашла отклика у Кремля. Москва считала сотрудничество в космосе вредным шагом. Советская позиция, пояснил Громыко, зависит прежде всего от позиции, которую правительство США совместно с правительствами других западных держав занимают в вопросах разоружения. Под разоружением Громыко понимал «уничтожение всей военной машины, включая ядерное и ракетное оружие, а также ликвидацию всех военных баз на чужих территориях». Раек подтвердил, что американцы считают полное и всеобщее разоружение благородной целью, но неосуществимой без улучшения международной обстановки. Инициативы, подобные сотрудничеству в космосе, предложенные президентом, закладывают основы доверия, а это — первый шаг к улучшению отношений. Громыко, которого западные обозреватели называли «господин нет», отказался от уступок. «Без осуществления разоружения не может быть и речи о каких-то совместных мероприятиях в области использования ракет или освоения космического пространства и обмена информацией об успехах, достигнутых каждой из сторон из этих держав в области ракетостроения»{53}.

Несмотря на первоначальную неудачу, братья Кеннеди решили направить Хрущеву еще одно послание с предложениями по космосу и некоторыми соображениями по запрещению испытаний. Времени до саммита оставалось мало. Было воскресенье, и президент Кеннеди планировал покинуть Вашингтон в конце недели. Поэтому новая встреча Роберта Кеннеди с Большаковым была Намечена на 21 мая.

«США считает проблему улучшения советско-американских отношений проблемой № 1», — начал Роберт Кеннеди. Президент хотел довести до сознания советского представителя, насколько упорно он стремится создать основу для договоренностей в Вене. Роберт должен был высказать соображения президента по договору о запрещении ядерных испытаний и по соглашению о сотрудничестве в космосе{54}. «Президент выразил готовность принять советское предложение по „тройке“, — заявил Роберт Кеннеди, — но был против права вето». Понимая, что «тройка» — это чисто символическая уступка, Джон Кеннеди не особенно беспокоился по поводу состава административного совета по контролю над договором, поскольку Запад и советский блок имели в нем равное число голосов и Запад гарантирует определенное число инспекций в год для проверки сейсмической информации. «Тройка» возможна, но для решения вопроса об инспекции нельзя требовать консенсуса. Возможно, Кеннеди считал, что Хрущев, приняв формулу «тройки», не будет настаивать на ее составе, ради достижения соглашения.

Выразив намерение президента заключить в Вене соглашение по космосу, Роберт Кеннеди подчеркнул, что брат «разделяет» и понимает опасения СССР за Германию. Он знал, почему Хрущев обеспокоен «германским реваншизмом». Однако политика Кеннеди по Берлину остается неизменной. Роберт Кеннеди заверил Большакова, что Джон постоянно занимается подготовкой саммита. Ему известно все, что советское руководство передает через представителя ГРУ. Кеннеди одобрительно отнесся к намерению Хрущева продолжать действовать в направлении создания нейтрального Лаоса. Президент просит не поднимать в Вене проблему Кубы. Он «не намерен обсуждать кубинскую проблему».

К 23 мая президент Кеннеди начал проявлять беспокойство по поводу судьбы саммита. Его соображения, похоже, не возымели никакого действия на советское руководство. Его волновало не только то, что до саммита оставалось менее двух недель, но также и то, что через неделю он должен выступить на объединенной сессии конгресса, а он не знал, какой взять тон. Следует ли ему выступить в примирительной манере по отнощению к Москве в преддверии саммита? В первоначальном варианте речи упор был сделан на усилия администрации Кеннеди по укреплению НАТО. К середине мая речь была дополнена темами самопожертвования, вызова и национального выживания. Кеннеди намеревался провозгласить внутренний и внешний крестовый поход в защиту сил свободы и демократии. Но до выступления в конгрессе не дать ли еще один шанс Кремлю?

Собственные идеи Хрущева

20 мая по возвращении в Москву Хрущев решил направить американскому президенту личное послание. Он не хотел искать новый канал связи: достаточно было использовать Томми Томпсона, которого он знал уже пять лет. 23 мая из аппарата Хрущева чета Томпсонов получила приглашение в персональную ложу Хрущева на американский балет на льду. Хрущев не любил ледяное шоу, но он хотел поговорить с Томпсоном.

Они обсудили ряд вопросов, но, главным образом, Хрущев хотел дать знать американскому президенту, что ему не нравится повестка дня саммита, предложенная Кеннеди. Берлинский вопрос намного больше занимает его, чем запрещение ядерных испытаний. Разоружение невозможно, сказал он, пока не решен берлинский вопрос. Хрущева раздражало, что Запад не реагирует на его предложение, не понимая, что его, Хрущева, терпение на исходе. Противоестественно, доказывал он, что в Центре Восточной Германии существует оккупационная зона союзников. Западный Берлин — ненужное напоминание о войне, закончившейся 16 лет назад. Более того, в обстановке холодной войны это подрывной центр и военный оплот союзников. Вновь, как он делал периодически с ноября 1958 года, Хрущев предупредил, что если Запад откажется решать эту проблему дипломатическим путем, Советской Союз подпишет сепаратный договор с Восточной Германией и поддержит ее действия по запрету доступа союзников в Западный Берлин. Когда Томпсон дал понять, что Запад может ответить силой, Хрущев загадочно произнес, что американцам придется «потуже затянуть пояса».

Тон заявления Хрущева удивил Кеннеди. Затянуть пояса? Что бы это значило? Он позвонил брату в Министерство юстиции и попросил вновь встретиться с Большаковым. «Президент прочел лишь первую часть послания и считает ее тон слишком резким, — сказал Роберт Кеннеди Большакову. — Он особенно обеспокоен заявлением по Западному Берлину, где Хрущев посоветовал американцам потуже затянуть пояса»{55}.