Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.

• Название: Сталин и заговор военных 1941 г.
• Автор: Владимир Мещеряков
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-699-44952-1

О заговоре военных 1937 года написано уже немало книг, и теперь нет сомнений, что он был в действительности.

Впрочем, удалось ли Сталину очистить армию от всех предателей и заговорщиков в 1937–1938 гг.?

Автор данного исследования уверен, что нет. Почему, спрашивает он, в начальный период войны нам пришлось так тяжело?

Что за странные перестановки кадрового состава происходили в Московском военном округе в день нападения Германии на нашу страну?

На эти и многие другие вопросы читатель найдет ответы в книге, представленной его вниманию.

Позиция автора подтверждена документальными материалами.

---

— Да, — отозвался он, — это, конечно, война. На учения не похоже… В городе упали бомбы, и … говорят, есть жертвы.

— Но с кем же? А может, все-таки это какое-нибудь особое учение, когда нужно создать условия, приближенные к боевым?

— Нет, это война! И, кроме фашистов, так подло, вероломно напасть на нас больше некому. Вероятно, скоро узнаем подробности.

Когда экипажи подводных лодок построились, Бурмистров (Командир дивизиона. — В.М.) отдал распоряжение срочно выдать всему личному составу боевые противогазы и находиться на кораблях в повышенной боевой готовности. Сходить на берег без специального на то разрешения запрещалось».

Как видите, о повышенной боевой готовности завели речь лишь после того, как по Севастопольской базе отбомбилась немецкая авиация. А о полной, в данный момент, даже и не заикались. Ну, с этим явлением мы столкнулись и на Балтике.

Опять немцев, величают фашистами. Но, в данном случае, можно согласиться с редактором. В то время, в 50-тые годы были сложные отношения с ГДР. Не хотелось проводить параллели с Гитлером. Посчитали, что те немцы, в сорок первом, не немцы, а фашисты. Это, чтоб нынешние немцы, в ГДР, не обиделись. Политика, однако.

Но по теме бомбежки следует сказать еще несколько слов. И Басистый, и Кулаков сообщают читателю, что на город-то упало, всего пара бомб, не более. Иосселиани же говорит, что — бомбы. Действительно, сколько же бомб немцы сыпанули на Севастополь, если, как утверждал Ярослав Константинович, самолетов было много? Уверенно сказать можно только одно: двумя взрывами, конечно же, данная бомбежка не обошлась. А сколько было на самом деле очагов поражения при налете на город и базу, безусловно, знал Кулаков, как член Военного совета флота. Но привести их в своих мемуарах не смог бы, ни при каких обстоятельствах. И самому ни с руки, да и цензура не пропустила бы. Одно ясно, что если «команды МПВО и моряки разбирали завалы», то жертвы мирных жителей и моряков исчислялись не единицами.

Вот такая у нас была ситуация 22 июня 1941 года на Севастопольской военно-морской базе.

Конечно, не стоит приведенными мемуарами командиров-подводников Иосселиани и Грищенко, размахивать как флагом, утверждая, что это и есть самая сермяжная правда, но в целом, общая направленность к тому, что на флотах никакой боевой готовности — повышенной, а уж, тем более полной, перед началом войны не было, подтверждается. Было бы удивительным, если она была бы проведена. Флоты находились в оперативном подчинении у военных округов. Там, перед началом войны был запланированный бардак, не хуже флотского, который тоже зафиксирован во множестве мемуарной литературы. С чего бы это, на флоте должно было быть по-другому? Указания выходили из одного центра, которым руководил дуэт: Тимошенко — Жуков. В связи с этим, крошечный отрывок из дальнейшего воспоминания Иоселиани. Конец воскресного дня. Уже прослушано дневное выступление Молотова. Читаем:

«Вечером по радио передали сводку Верховного Главнокомандования».

Восстановим правильное написание руководящего военного органа страны на тот момент, начало войны — 22 июня, и прочитаем вновь: «Вечером по радио передали сводку из Ставки Главного командования». А что? Неплохо смотрится данное предложение. Жаль, нельзя показать Георгию Константинову, как впрочем, и Николаю Герасимовичу, для освежения памяти.

Но как помним из более ранней главы о направлениях, в первые дни войны руководство Ставки боялось, даже, упоминать ее название в сводке новостей. Указали, просто, «Главное Командование». Это все по адресу товарища Жукова, непревзойденного вруна о событиях войны.

Кстати, мы, совсем, забыли про адмирала Кузнецова. Не заснул ли он в Москве с телефонной трубкой в руках, обзванивая командующих флотов? Время-то было позднее, глубокая ночь. Да и мы задержались, с приведенными мемуарами моряков.

Пришлось, как читатель помнит, прервать воспоминания Николая Герасимовича на том, где он рассказывал, как мудро поступил, обогнав своим сообщением по телефонным проводам официальную телеграмму. Речь уже шла о Черноморском флоте, где мы с вами уже побывали. Ведь, в Севастополе, тоже, шла борьба за «право первой ночи» быть на командном пункте морской базы. Как, помните, «тяжкий жребий» пал на начальника штаба контр-адмирала Елисеева.

Его воспоминания красочно пересказывает сам адмирал Кузнецов.

«Постепенно начали гаснуть огни на бульварах и в окнах домов. Городские власти и некоторые командиры звонили в штаб, с недоумением спрашивали:

— Зачем потребовалось так спешно затемнять город? Ведь флот только что вернулся с учения. Дали бы людям немного отдохнуть.

(Как, только что вернулся? Адмиралы же уверяли, что 19 июня? А они всегда, вроде бы, правду говорят? — В.М.)

— Надо затемниться немедленно, — отвечали из штаба. Последовало распоряжение выключить рубильники электростанции. Город мгновенно погрузился в такую густую тьму, какая бывает только на юге. Лишь один маяк продолжал бросать на море снопы света, в наступившей мгле особенно яркие».

Правда, еще поблескивал огнями Приморский бульвар, с Офицерским и Матросскими клубами и прочее, и прочее, что должно было светить ночью в Севастополе. Но это так, мелочь. В остальном, действительно, всё было «погружено во тьму».

Закончим с данной лирикой. Теперь настало время вернуться к упомянутому ранее сообщению адмирала Кузнецова, где он приводил дату возвращения эскадры в Севастополь. Как помните, бывшего наркома ВМФ тоже подправляли в воспоминаниях, но ему, как подводной лодке, ловко удалось ускользнуть от атаки надводных кораблей-фальсификаторов. Он и здесь фразой «флот только что вернулся с учения» дает понять, что флот прибыл в Севастополь накануне войны. Но более раннее упоминание о возвращении Черноморской эскадры еще точнее.

Вот что сам Николай Герасимович написал еще в книге «На флотах боевая тревога»:

«Наш Черноморский флот развивался быстро и к началу Великой Отечественной войны состоял из линкора, 6 крейсеров (и т. д.)…

Как и на других морях, одной из важнейших задач флота считали обеспечение флангов армии. Чем ближе шло дело к войне, тем больше внимания уделялось взаимодействию флота с войсками приграничного Одесского военного округа. Именно отработке такого взаимодействия было посвящено и последнее, закончившееся в канун войны учение…

Как и на Балтике, где мысль о потере Либавы, а тем более Риги казалась совершенно недопустимой, на Черном море не предполагали, что Одессу придется защищать от сухопутного противника.

Хотя флот вернулся с учений за сутки до войны, и в море оружие на кораблях находилось в полной боевой готовности, тема учений не соответствовала обстановке, которая могла возникнуть с началом военных действий».

Яснее ясного написано. За сутки, значит, точно 21-го июня. Хвала советским цензорам, допустившим такую промашку.

Николай Герасимович еще и сами предвоенные учения подцепил, с целью критики, но о них мы уже вели речь, когда рассматривали события на Северном флоте, да к тому же, водить пером после войны, значительно легче, чем отстаивать интересы флота с глазу на глаз с наркомом обороны.

Кузнецов продолжает свой рассказ о последней предвоенной Севастопольской ночи. Желания автора перехлестывают через край реальных событий на флоте.

«Связь с маяком оказалась нарушенной, может быть, это сделал диверсант. Посыльный на мотоцикле помчался к маяку через темный город.

В штабе флота вскрывали пакеты, лежавшие неприкосновенными до этого рокового часа. На аэродромах раздавались пулеметные очереди — истребители опробовали боевые патроны. Зенитчики снимали предохранительные чеки со своих пушек. В темноте двигались по бухте катера и баржи. Корабли принимали снаряды, торпеды и все необходимое для боя. На береговых батареях поднимали свои тяжелые тела огромные орудия, готовясь прикрыть огнем развертывание флота».

Воспоминания Николая Герасимовича по литературной яркости, ничуть не уступают лучшим произведениям о моряках Валентина Пикуля. Может известный писатель-маринист редактировал мемуары адмирала? Что сказать по поводу прочитанного: красиво врать — не запретишь!

«В штабе торопливо записывали донесения о переходе на боевую готовность с Дунайской военной флотилии, с военно-морских баз и соединений кораблей.

«Примерно к 02 часам 00 минутам 22 июня весь флот находился в готовности», — записано у Н.Т.Рыбалко».