Станислав Куняев - Шляхта и мы

• Название: Шляхта и мы
• Автор: Станислав Куняев
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4438-0195-7

Впервые журнальный вариант книги «Шляхта и мы» был опубликован в майском номере журнала «Наш современник» за 2002 год и эта публикация настолько всколыхнула польское общественное мнение, что «Московские новости» в июне того же года писали: «Польша бурлит от статьи главного редактора «Нашего современника». Польские газеты и журналы начали дискуссию о самом, наверное, антипольском памфлете со времён Достоевского <…> Куняева ругают на страницах всех крупных газет, но при этом признают – это самая основательная попытка освещения польско-русской темы».

В России книга стала историческим бестселлером, издавалась и переиздавалась в 2002-ом, в 2003-ем и в 2005 годах, а в 2006-ом вышла в издательстве «Алгоритм» под названием «Русский полонез». Нынешнее издание по сравнению с предыдущими дополнено стихами русских и польских поэтов, начиная с Пушкина и Мицкевича о «споре славян между собою», свежими главами, написанными по следам драматических российско-польских событий, произошедших в последние годы, а так же новыми открытиями историков, касающихся пакта Молотова-Риббентропа, Катыни, варшавского восстания, гибели польского самолета под Смоленском и т. д.

Автор по всем вопросам дает жесткий, но убедительный отпор профессиональным фальсификаторам истории как польским, так и отечественным.

---

И никакого такого девиза «за вашу и нашу свободу» шляхта, участвуя в расчленении Чехословакии, не вспомнила, за что ровно через год на очередном витке истории была раздавлена своей недавней подельницей по «мюнхенской сделке».

Во многих романах, стихах и кинофильмах польская шляхта изображена как сословие мужества, долга и доблести. Как бы бессмертный миф! Но вспомним, что в конце октября 1941 года, когда немцы уже в бинокль рассматривали Москву – до Красной площади им оставалось 20 километров, – ни один нарком, ни один военачальник, ни один член Политбюро ЦК ВКП(б), ни тем более первое лицо партии и государства Иосиф Сталин – словом, все, кому было поручено оборонять столицу, – не покинули Москвы. Более того, 7 ноября 1941 года Сталин и его соратники показали своему народу и всему миру, что они – принимают парад на Красной площади и, значит, готовы сражаться до конца.

Алексей Сурков в эти дни сочинял гимн защитников Москвы:

Мы не дрогнем в бою за столицу свою,
Нам родная Москва дорога,
Нерушимой стеной обороны стальной
Разгромим, уничтожим врага.

Зоя Космодемьянская поднималась на эшафот со словами «Сталин придет!»; Александр Кривицкий печатал на машинке репортаж о 28 героях-панфиловцах… И если будущие продажные историки «докажут», что это – мифы, то, в отличие от польских, они совпали с нашей историей и с нашей победой.

Как вела себя в похожей ситуации польская властная элита, когда немецкие войска 1 сентября 1939 года перешли польскую границу во время «польского блицкрига»? До Варшавы им еще было далеко – «непокорнейшую из столиц» немцы взяли лишь 28 сентября. Немецкий генерал и историк Типпельскирх пишет об этом так: «Когда польское правительство поняло, что приближается конец, оно 6 сентября бежало из Варшавы в Люблин. Оттуда оно выехало 9 сентября в Кременец, а 13 сентября польское правительство перешло границу. Народ и армия, которая в это время еще вела ожесточенные бои, были брошены на произвол судьбы».

Типпельскирх только забыл сказать, что президент Польши И. Мостицкий в первый же день войны покинул Варшаву, а 4 сентября началась эвакуация правительственных учреждений.

7 сентября рванул из столицы в Брест главнокомандующий Э. Рыдз-Смиглы, на фотографиях он весь в аксельбантах, в наградах, с лентой через плечо, голова гордо повернута вполоборота. Умели польские генералы позировать! И маршал Пилсудский, и генерал Андерс тоже на фотографиях выглядят воинственными и мужественными шляхтичами.

Недавно в России вышла книга «Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях», в которой трое авторов (И. Яжборовская, А. Яблоков, В. Парсаданова) пытаются доказать, что Польша во время этого блицкрига была вполне способна успешно сопротивляться немцам, что правительство руководило страной, что ситуация, как любят говорить сегодня, была под контролем. Авторы приводят ноту польского посла советскому руководству: «По моей информации, глава государства и правительство существуют» и сами опираются на этот аргумент: «правительство страны находилось на своей территории». И потому лишь удар с Востока 17 сентября, по убеждению авторов книги, оказался для поляков роковым: на два фронта Польша воевать не могла. Пытаться убедить читателей, что президент, правительство и маршалы, находившиеся с первого дня вторжения немцев в состоянии бегства, могли руководить страной, армией, организовывать оборону – такую глупость можно было написать и напечатать лишь за большие польские гонорары".

Даже непримиримейший враг Советского Союза генерал Андерс в книге воспоминаний приводит свой разговор со Сталиным о главнокомандующем Э. Рыдз-Смиглы:

«Сталин: «В 1920-м он неплохо бился на Украине».

Андерс: «Да, но в этой войне, как главнокомандующий, он уже через несколько дней выпустил поводья из рук»«.

Блистательные польские кинофильмы («Канал», «Потом наступит тишина», «Пепел и алмаз») создали иллюзию того, что в Польше было мощное партизанское сопротивление фашизму. Но и это – тоже не выдержавший испытания временем миф, о котором В. В. Кожинов пишет так: «По сведениям, собранным Б. Урланисом, в ходе югославского сопротивления погибли около 300 тысяч человек (из примерно 16 миллионов населения страны), албанского – почти 29 тысяч (из всего лишь 1 миллиона населения), а польского – 33 тысячи (из 35 миллионов). Таким образом, доля населения, погибшего в реальной борьбе с германской властью в Польше, в 20 раз меньше, чем в Югославии, и почти в 30 раз меньше, в Албании!»

Кожинов в сноске замечает, что «Речь идет именно о борьбе; другое дело – уничтожение поляков нацистами как «расово неполноценных». Однако и здесь картина представляется более сложной, нежели ее рисует нынешняя польская пропаганда. Считается, что во время 1939–1945 годов Польша потеряла более 6 миллионов населения, но вот что пишет сионистский историк М. Даймонт о польских потерях: «Иначе обстояло дело в Восточной Европе. Самым постыдным было поведение поляков. Они безропотно выдали немцам 2 млн. 800 тыс. евреев из 3 миллионов 300 тысяч, проживавших в стране. Польше предстояло узнать, что немцы презирали ее не меньше, евреев, они вырезали как баранов около полутора миллионов поляков…»

Позарились на чешские земли, выдали евреев, а история – справедливая сила… Она любит историческое равновесие.

Но ведь все же воевали поляки – ив Европе в английских частях – армия Андерса, и в составе наших войск, и в 1939 году – во время немецкого блицкрига, длившегося 28 дней? Да, воевали. Но общая цифра погибших за родину польских военнослужащих – 123 тысячи человек, 0,3 % всего населения – от 35 миллионов. Наши прямые военные потери – около 9 миллионов человек. Это 5 % населения страны. Немцы потеряли (чисто германские потери) 5 миллионов солдат и офицеров – около 7 % населения…

В таких страстных войнах, какой была Вторая мировая, тремя десятыми процента – такой малой кровью – Родину не спасешь и независимость не отстоишь, никакие гениальные фильмы не помогут. В жестоких и судьбоносных войнах XX века сложилась одна арифметическая закономерность. В настоящих опытных, боевых, хорошо организованных армиях, воодушевленных либо высокими идеями патриотизма, либо агрессивной, тоталитарной пропагандой, соотношение павших на поле брани солдат и офицеров приблизительно таково: на десять солдат погибал один офицер. Эта цифра – свидетельство мужества офицеров, разделявших в роковые минуты свою судьбу с подчиненными. Это – норма хорошей армии. Она приблизительно одинакова и для армии советской, и для немецкой. Если офицеров гибнет гораздо больше (1:3, как во французской), значит, армия, несмотря на мужество офицеров, плохо подготовлена. А если наоборот? В борьбе за независимость Польши на одного офицера погибало 32 солдата. Может быть, польские офицеры – а среди них ведь было немало и младших – умели успешно прятаться за солдатские спины?..

Но, скорее всего, дело в другом. Не отказывая шляхетскому сословию в личной храбрости, надо сказать, что при всем при этом у Польши за последние 3–4 века не было сильной армии. Русский историк Сергей Михайлович Соловьев в чтениях об эпохе Петра I воздал должное власти и народу за готовность во имя будущего к аскетической жизни, к небывалым трудам, к жертвам и подвигам, к долгим изнурительным войнам на пространстве от Черного моря до Балтийского. Соловьев считает, что именно во время этих войн окрепли нравственные силы русского народа, затянувшего пояс, чтобы создать и содержать настоящую армию. Государства, не решившиеся в то время на подобные жертвы, по мнению историка, не имели достойного будущего. «У нас перед глазами, – пишет он о Польше, пригласившей на свой трон саксонского курфюрста вместе с его армией-нахлебницей, – страшный пример, к чему ведет отвращение от подвига, от жертвы, к чему ведет войнобоязнъ. Польша была одержима в высшей степени этой опасной болезнью… Тщетно люди предусмотрительные, патриоты, указывали на гибельные следствия отсутствия сильного войска в государстве континентальном, указывали, как Польша теряет от этого всякое значение; тщетно на сеймах ставился вопрос о необходимости усиления войска: эта необходимость признавалась всеми; но когда речь заходила о средствах для войска, о пожертвованиях, то не доходили ни до какого решения, и страна оставалась беззащитной, в унизительном положении. Когда всякий сосед под видом друга, союзника, мог для своих целей вводить в нее войско и кормить его на ее счет., От нежелания содержать свое войско, от нежелания жертвовать… принуждены были содержать чужое, враждебное войско, смотреть, как оно пустошило страну».

А русский посланник в Польше князь Григорий Долгорукий писал о том, сколько польское высшее сословие тратит на придворные балы, на оперу, на польских дам, и философски резюмировал: «Хотят они на коней сесть, только еще у них стремян нет, не по чему взлезть»…