Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»

• Название: Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»
• Автор: Эмиль Золя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

В данном 25-м томе Собрания сочинений представлены наиболее значительные из работ Золя, входящих в его сборники «Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты» и «Литературные документы». Почти все статьи, из которых были составлены сборники, публиковались в периодической печати в промежутке с 1875 по 1880 год. При составлении сборников Золя игнорировал хронологию написания своих статей и группировал их по тематическому признаку.

Каждое выступление Золя в периодической печати по вопросам литературы и театра носило боевой характер, было актом борьбы за утверждение тех принципов, которым он был предан, ниспровергало враждебные ему традиционные эстетические нормы.

Одной из важнейших целей Золя было доказать, что провозглашенный им художественный метод натурализма отнюдь не нов, что он также опирается на значительную национальную традицию французской литературы и французского театра. Отсюда — экскурсы Золя в прошлое, его настойчивые поиски родословной натурализма в минувших веках.

---

Истинный талант всегда прост — это аксиома. Все мы, жаждущие бессмертия, изо всех сил ищем новых форм, стараемся найти еще не исследованные уголки жизни. А в итоге, когда мы все обшарим и перетряхнем, из кучи собранных нами человеческих документов иной раз остается лишь одна-единственная страница, простая и правдивая, написанная бегло, без всяких претензий. Пример «Манон Леско» должен бы заставить нас призадуматься, особенно тех, кто с болезненной нервозностью изощряет свою наблюдательность и стиль.

Господин Дюма-сын, как, впрочем, и все писатели, с годами стал придавать своим произведениям все более личную окраску. В «Даме с камелиями» уже можно усмотреть зачатки идей, которые впоследствии им овладели. Но в ту пору он был еще молод и писал искренне, с увлечением. Отсюда и глубокая жизненность ряда сцен, на которых до сих пор держится пьеса. Впрочем, не знаю, обеспечат ли эти сцены пьесе длительное существование. Они весьма эффектны, но мне кажется, недостаточно хороши в литературном отношении, написаны неряшливым языком и едва ли выдержат испытание временем. Но я впадаю в свой обычный грех.

Вот любопытный факт, заставивший меня призадуматься. Часто, когда писатель создает пьесу на основе романа, то пьеса менее значительна, чем роман. Современная критика, как правило, отрицательно относится к пьесам, представляющим собой инсценировки романов. Не без основания утверждают, что у каждого жанра и особые законы и опасно приспособлять для сцены произведение, написанное в форме романа. Ко пьеса «Дама с камелиями» совершенно затмила роман. То же произошло и с «Романом бедного молодого человека» г-на Октава Фейе. Это лишний раз доказывает, что роман был не на высоте.

Несколько месяцев назад я прочитал роман, положенный в основу «Дамы с камелиями». Он не выдерживает сравнения с выдающимися произведениями Бальзака, Стендаля, Гюго, Жорж Санд, Флобера, Гонкуров. В литературном отношении он довольно слаб и далеко не столь увлекателен, как крупные романы Дюма-отца; здесь меньше выдумки и больше отголосков современной жизни. Дюма-сын одним из первых изобразил темный мирок женщин легкого поведения и молодых людей, неразборчивых в своих увлечениях. Но сегодня роман кажется бледным по сравнению с произведениями других авторов, писавших на ту же тему. Он поэтичен — это несомненно. Но у нас имеются реалистические полотна, куда более выразительные и захватывающие.

А в общем пьеса убила роман потому, что г-н Дюма более крупный драматург, чем романист. Но можно сделать интересное сопоставление: известно, что г-н Дюма потерпел полную неудачу, когда написал «Жену Клода» на основе «Дела Клемансо», лишь незначительно изменив сюжет. На этот раз роман был гораздо значительнее пьесы. Я полагаю, случилось это потому, что «Даму с камелиями» легко было приспособить к требованиям сцены, а роман «Дело Клемансо» проникнут чрезмерной страстностью и нетерпимостью и его сюжет с трудом вмещается в рамки драматического произведения. Вдобавок автор забрел в дебри самой мрачной метафизики. Я не собираюсь выводить какой-то общий закон; скажу только, что почти всегда инсценировка выдающегося романа проваливается, между тем как инсценировка романа посредственного имеет шансы на успех.

VII

Я уже не раз объяснял, почему талант г-на Дюма мне не слишком по вкусу. В наши дни он один из самых популярных драматургов и оказывает сильное воздействие на толпу. У него особая манера, и он так хорошо знает свое ремесло, что может дерзать на все, даже преподносить нам скучные и нелепые пьесы. Наконец, я особенно ценю его за то, что он вполне современный автор, то есть изучает жизнь опытным путем.

Но беда в том, что это изучение он не ведет как беспристрастный наблюдатель. Все его наблюдения искажены и извращены парадоксальными взглядами и предвзятыми теориями. Он почти никогда не поднимается до общечеловеческих тем, что чрезвычайно суживает диапазон его произведений; он ограничивается социальными темами, о чем свидетельствует его «Полусвет», который уже теперь малопонятен, а для наших внуков будет совершенной загадкой. Мольер жив, потому что он изображал то вечное, что есть в человеке. Г-н Дюма не будет жить в веках, потому что он ограничивается частными случаями, изображая мужчин и женщин известного класса, быт и нравы которых постепенно изменяются.

А в общем у меня вызывает досаду, что славу г-на Дюма непомерно раздули, поэтому я бываю к нему слишком строг. Повторяю, наши дети вынесут ему суровый приговор. Его так высоко вознесли, что падение его неизбежно. Как мыслитель он ничего собой не представляет, он заражен всякими несуразными идеями и ничего не дал, кроме бьющих на эффект аксиом, гулких, как барабан. А писатель он второсортный, хотя бульварная толпа и Биржа млеют от его прозы. Но если уж на то пошло, сошлюсь на его последнюю речь в Академии, посвященную премиям за добродетель, — как на образец пошлости и духовной грубости. Наконец, его пресловутое остроумие носит нестерпимо навязчивый характер, оно окрашивает собой всю пьесу, он навязывает его всем персонажам и прямо-таки донимает читателя и зрителя.

Но, вижу, я снова поддался своей давнишней антипатии, поэтому сегодня я буду говорить только о «Свадебном визите». Эту одноактную пьесу я предпочитаю всему громоздкому багажу г-на Дюма. Здесь он взял и тщательно рассмотрел лишь один факт человеческой жизни, и сделал это смело, а тесные рамки произведения не позволили ему пуститься в скучные рассуждения. И в пьесе местами сверкают отблески вечной правды.

Содержание пьесы известно. Г-н де Синьруа, по случаю своей женитьбы порвавший связь с г-жой де Морансе, спустя год является с визитом к этой даме вместе с женой и младенцем. А г-жа де Морансе, по совету своего друга г-на Лебоннара, разыгрывает жестокую комедию, изображая из себя погибшую женщину, которая пошла по рукам. Г-н де Синьруа, поддавшись безумному порыву страсти, хочет бежать с нею. Но, узнав, что эта грязная история — сплошная выдумка, как порядочный человек возвращается к семье. Вот и все.

В своем предисловии г-н Дюма отвечает г-ну Франсиску Сарсе на статью, которую тот раньше написал о его пьесе; это очень хорошая, вдумчивая статья. Спор между автором и критиком сводится к следующему: г-н Сарсе в восторге от пьесы, но находит, что она производит тягостное впечатление, по его мнению, автору следовало бы «пролить слезу». А г-н Дюма упрямо возражает на это, что он-де вправе сохранять хладнокровие, подобно анатому, оперирующему скальпелем.

Разумеется, я не могу не одобрить такой позиции. Но в действительности г-н Дюма ее никогда не занимал и не будет занимать Он слишком высокого мнении о своем уме, чтобы проявить бесстрастие. Он ничуть не похож на ученого, пристально изучающего жизненные процессы, не выходящего за пределы своей темы, осторожного в выводах. Он резок, порывист, всегда верен себе и не считается с фактами; он увлекается парадоксами и, исходя из верного положения, нагромождает горы ошибок. Так неужели человек с подобным темпераментом может ограничиться терпеливым наблюдением?

Я на стороне г-на Сарсе, хотя и не разделяю его взглядов. Я требую отнюдь не «слезы», но большего уважения к фактам. И заметьте, если бы г-н Дюма с ними считался, то фабула развивалась бы более естественно; уж слишком выпирают намерения автора, и механизм пьесы скрипит, как плохо смазанная машина. Чувствуешь, что эта машина готова тебя размолоть. Машина довольно хитро построена, сперва она отхватывает у тебя кисть руки, потом всю руку, наконец, втягивает и туловище. Но машина остается машиной. Несмотря на все старания автора, мы не видим здесь живых людей, — только медь и железо.

Ах, если бы знал г-н Дюма, какая великая сила добродушие! На беду, он не умеет быть добрым малым. Нет у него ни веселости, ни гибкости, ни снисходительности. Кажется, он думает, что жизнь — это некая формула, что-то вроде А + Б. Он лезет из кожи, выдумывает новые слова, хочет изобразить мужчину и женщину как членов какого-то уравнения. Поэтому мужчина и женщина постоянно ускользают от него, ведь жизнь одновременно и бесконечно пластична и проста.

Возьмем, например, тот же «Свадебный визит». Талантливый драматург ухитрился до того исказить жизненный факт, что он представляется нам совершенно невероятным.

Что мы наблюдаем в обыденной жизни? Мужчина женится, у него прелестная жена, ребенок, все радости семейной жизни. Но вот в одно прекрасное утро он встречается со своей бывшей любовницей. Он презирает ее, так как слышал, что она ударилась в грязный разврат. Но она действует на его чувственность, вспыхивают воспоминания о пережитых с ней наслаждениях, вдобавок в близости с падшей женщиной есть какая-то особенная пикантность. В душе мужчины таится зверь, который не прочь поваляться в грязи. Это наблюдение не лишено жестокости, но оно правдиво.