Ник Хоакин - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Ник Хоакин
• Издательство: Радуга
• Жанр: Драматургия
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002246-0

Том избранных произведений филиппинского англоязычного прозаика, драматурга, поэта и эссеиста Ника (Никомедеса) Хоакина дает читателю достаточно полное представление о творчестве этого выдающегося литератора. В многоплановом, отмеченном глубоким психологизмом романе «Женщина, потерявшая себя» автор пишет о коренных проблемах бытия, о борьбе добра и зла. Действие романа «Пещера и тени» развертывается на фоне политического кризиса в стране, приведшего в начале 70-х гг. к введению на Филиппинах чрезвычайного положения. Сборник включает социально-психологическую пьесу «Портрет художника-филиппинца», а также небольшую подборку рассказов.

---

— Иветта. В вашем вкусе, приятель?

— Может быть. Где я могу встретиться с ней? — спросил Джек, бросая несколько монет.

— Ее можно угостить внизу, в ночном клубе. Как вас зовут?

— Джо.

— О’кей, Джо, — улыбнулся мужчина. — Я скажу ей, она вас найдет внизу.

Джек задержался в дверях другой комнаты. Там уже начались съемки. «Быком» теперь был не кто иной, как юный пижон в «клешах», он же Томми Тонтинг.

В клубе внизу как раз был «счастливый час» — напитки в полцены, дискотека, где, впрочем, никто пока не трясся под «консервированную» музыку, кроме двух довольно вялых девиц в сапогах, с лоснящимися, как у боксеров, телами, зачем-то посаженных в клетки. Клетки помещались по бокам от танцевального круга, очерченного лившимся с зеркального потолка светом. Столики перед эстрадой были пусты. Некоторое оживление наблюдалось только у стен, в потемках, где парочки, устроившись в сдвоенных креслах, использовали столы как прикрытия.

Официант с фонариком проводил его к свободному месту в полумраке, и Джек велел доставить пиво и Иветту.

— Скажите ей, что я Джо.

Она появилась в мини-юбке цвета незрелых яблок и в домашних туфлях-шлепанцах.

— Это не положено, но у меня ужасно болят ноги. Ты уж не вздумай жаловаться, Джо, а то мне попадет.

— Я не Джо, — сказал он, внимательно присматриваясь к ней. — Я Джек Энсон.

На нее, похоже, это не произвело никакого впечатления.

— Хелло, Джек. Первый раз здесь?

Он сообщил, что приехал из Давао, и назвал свой отель, однако и на это она никак не отреагировала.

— Я слышал, ты часто бываешь в моем отеле, — добавил он.

— Не особенно, но я обслуживаю почти все отели вокруг, особенно в китайском квартале. Так что, навестить тебя в номере?

— Мне кажется, вчера утром возле моего номера я тебя видел.

— Вчера утром я была далеко, в Тарлаке[77]. Съемки всю ночь. Нет, не эта порнуха. Все вполне прилично. У меня там маленькая роль — воспитанница монастырской школы. Думаешь, я заливаю, Джек? Но я в самом деле училась в монастырской школе.

— И я бы сказал, не так давно.

— Мне восемнадцать лет.

— Ты быстро прожигаешь жизнь, Иветта.

— Да, не говори! Сначала, очень рано, секс, потом наркотики, потом вот это. Но если закреплюсь в кино, все будет иначе. Только они боятся на меня ставить, потому что у меня уже привычка.

Принесли ему пиво, ей — «дамский напиток». Она зевнула в свой бокал.

— Джек, это я сама заказала, но знаешь, чего мне хочется? Поесть. Я не обедала и просто умираю с голоду.

Он разрешил ей заказывать, что она хочет. Иветта, подозвав-официанта, попросила принести суп, жареный рис и половину жареного цыпленка.

— Ты славный парень, Джек, — сказала она, придвинувшись к нему со стулом и положив голову ему на плечо. — И ты не пожалеешь. Тебе со мной понравится. Давай, делай что хочешь.

Не зная, что делать, он начал поглаживать ее. Она теснее прижалась к нему и тут же заснула. Джек сидел не шевелясь, одной рукой обнимая спавшую на его груди девушку, пока не принесли заказ.

— Я уснула? О Джек, мне так стыдно! Но я действительно устала. Сегодня ночью тоже не спала, а днем была на а-го-го во время встречи каких-то очень важных бизнесменов. Но оставаться там и пообедать не могла, потому что мне надо было успеть сюда на представление. Ух ты, суп такой вкусный — и горячий! Джек, бери пока цыпленка.

— Не могу. Только что с мериенды. Объелся у Мансано. Ты знаешь эту семью?

— Если ты имеешь в виду сенатора Алекса Мансано, — небрежно сказала она, — то я спала с ним.

Он смотрел, как жадно она ела. Она действительно была похожа на фотографии Нениты Куген, которые он видел.

— У тебя всегда черные волосы?

— Да нет. В кино меня иногда просят обесцветить их, чтобы стать блондинкой, особенно в шпионских фильмах — я играю шпионок. Но мама говорит, когда я была ребенком, у меня волосы были светло-каштановыми.

— Твой отец американец?

— Дед, отец мамы. По-настоящему меня зовут Эва, я и снимаюсь под этим именем. А имя Иветта ненавижу. Но мама говорит, что оно классное, и раз мне суждено быть тем, что я есть, то уж лучше с шиком. Другие танцовщицы а-го-го — они всегда меня шпыняют — говорят, что я сига[78], много воображаю о себе. Они просто мне завидуют. Видят, что я действительно класс, не замарашка вроде них, не выскочка. А ты как думаешь?

— Я думаю, Иветта — это всегда высокий класс.

— Ты смеешься надо мной. Но ты парень в порядке. Что делаешь в Маниле?

— Главным образом укорачиваю себе жизнь.

— О-о, так ты тоже употребляешь? Тогда мы составим хорошую пару. А как я плакала в прошлом месяце, когда этот продюсер, важный такой, пришел ко мне домой, потому что я понравилась ему — у меня в последнем фильме маленькая роль, — а я в это время как раз была под парами, дурог на дурог[79], и он даже перепугался, хотя мама вовсю пыталась убедить его, что у меня просто месячные. Это был мой великий шанс, и я его упустила. Но я еще не безнадежна, о нет, сэр. Я могу обойтись, если захочу. И без особого труда. Другие, я знаю, покрываются потом, вопят, если не примут, а со мной не так. Со мной по-другому. Но когда я хочу, меня не остановишь.

Она неожиданно умолкла.

— Что-нибудь не так, Иветта? — спросил он, чтобы прервать молчание.

— Джек, ты не рассердишься, если я сейчас отвалю?

— Но ты ведь еще не доела.

— Странно, я иногда чувствую себя страшно голодной, а когда приносят еду, не могу съесть много.

Она выцедила из тарелки половину супа, погрызла ножку цыпленка и проглотила несколько ложек риса. И кажется, уже «отвалила» — ее неподвижный взгляд был устремлен мимо него.

— Но когда я хочу, меня не остановишь, — как бы небрежно процитировал он.

— Зато не потею и не ору, — сказала она, уже поднимаясь со стула. Протянутая им купюра в двадцать песо остановила ее. — Ух, Джек, да ты богач! Ручка есть? Я вот что сделаю: запишу твое имя — Джек Энсон, да? — и твой отель. А номер какой?

Он сказал.

— Я непременно буду у тебя сегодня, Джек, дорогуша. Я кончаю после полуночи.

— Нет, не сегодня, Иветта. Сегодня я скорее всего буду искать иные ходы.

— Ну тогда в другой раз, но скоро. Я найду чем удивить тебя в постели, ты не пожалеешь. О’кей?

— О’кей, Иветта.

6

Она засунула исписанную салфетку в лифчик, встала и осторожно обошла стол. Но прежде чем уйти, она наклонилась через стол и поцеловала его в губы.

Когда Джек и Почоло прибыли за Алексом к зданию конгресса, там царило смятение. Солдаты сбились в вестибюле у входа в нижнюю палату, оттесняя мечущуюся толпу. Двери зала то и дело с грохотом открывались, чтобы впустить или выпустить людей в форме. Оттуда доносился дьявольский рев.

Толпа расступилась перед Почоло, и он в сопровождении Джека направился к жандармскому офицеру.

— Мэр Гатмэйтан! Добрый вечер, сэр!

— Капитан, что здесь происходит?

— Нашествие! Конгресс захвачен!

— Боже милостивый!

— И на этот раз обе палаты, господин мэр.

— Кто захватил?

— Экстремисты. Они сорвали заседания.

— Мы можем войти?

— Лучше не надо, господин мэр. Их еще ловят. Действительно, всякий раз, когда распахивалась дверь, видно было, что там жуткий бедлам. Какие-то юнцы с воплями носились по величественному залу, преследуемые солдатами с карабинами и дубинками. Падали стулья, переворачивались столы, а законодатели в парадных костюмах одни стояли точно оглушенные, другие рвали на себе волосы.

Почоло провел Джека в комнату отдыха, где тоже дым стоял столбом. Для успокоения нервов сенаторов, потрясенных вторжением в верхнюю палату во время специальной сессии, рекой лились виски и бренди. «Беспрецедентно» — этим словом характеризовали здесь светопреставление в зале.

— Я сначала подумал: неужели опять сумасшедший гранатометатель?

— Да-да, и я был уверен — снова площадь Миранда[80].

— Им бы только всех нас взорвать! Бабах — и готово!

— Гатмэйтан, ты здесь!

— Привет, дружище. Где найти Алекса Мансано?

— Сукин сын твой сенатор Мансано! Я не знаю, где он, и знать не хочу!

— Мансано надо сжечь за это! Сжечь! — восклицали почтенные мужи, по очереди отходя от Почоло и Джека, который, оставшись в одиночестве — с бокалом виски в руках, полученным от сенаторов в знак гостеприимства, — почувствовал себя неловко.

Они прошли в кабинет Алекса.

— Сенатор еще в зале, — сказала секретарша.

Часы уже пробили девять, когда вошел наконец сенатор Мансано, на ходу стаскивая с себя белый пиджак а-ля Неру.

— Чоло! Извини, извини. Ты слышал? Ужасно! И все валят вину на меня. Но тем, кто меня обвиняет, я… Э! Джек?! Ну да, Джек! Ах ты, старый жулик!