Фридрих Ницше - Сумерки идолов. Ecce Homo (сборник)

• Название: Сумерки идолов. Ecce Homo (сборник)
• Автор: Фридрих Ницше
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-04365

Фридрих Ницше — имя, в литературе и философии безусловно яркое и — столь же безусловно — спорное. Потому ли, что прежде всего неясно, к чему — к литературе или философии вообще — относится творческое наследие этого человека? Потому ли, что в общем-то до сих пор не вполне ясно, принадлежат ли работы Ницше перу гения, безумца — или ГЕНИАЛЬНОГО БЕЗУМЦА? Ясно одно — мысль Ницше, парадоксальная, резкая, своенравная, по-прежнему способна вызывать восторг — или острое раздражение. А это значит, что СТАРЕНИЮ ОНА НЕПОДВЛАСТНА…

---

Антивагнеровский рикошет нового заглавия — «Götzеndämmerung» как редакторская правка к «Göttеrdammerung» («Сумерки богов» — 4-я часть «Кольца Нибелунгов») — очевиден; уже сама техника исполнения книги вызывающе контрастирует с ее музыкальным двойником: тяжелые и измеряющие слух убранства вагнеровской оркестровки молниеносно атакуются здесь легкой кавалерией интерлюдий и афоризмов. Очевиден и общий антинемецкий пафос книги, образцом которого — на манер Бизе, противопоставленного Вагнеру, — служит на этот раз французское, вплоть до сверхмастерских фокусов стилистики: работать в немецком языке средствами языка французского. Иллюзион засвидетельствован авторской аннотацией еще «Казуса Вагнер»: «В сущности, это сочинение написано почти по-французски — было бы легче перевести его на французский, чем на немецкий…» (Письмо к Г. Брандесу от 13 сентября 1888 г. // Вr. 8, 419–420), — о том же днем раньше в письме к П. Гасту: «Только в этом году я научился писать по-немецки — хочу сказать, по-французски» (Вr. 8, 417), — точнее было бы сказать, по-европейски; во всяком случае именно с «Сумерек идолов» и начинается европейский резонанс философии Ницше, лучше всего запечатленный в первом письме к Ницше Августа Стриндберга: «Без всякого сомнения, Вы дали человечеству самую глубокую книгу, которой оно обладает, и, что не менее важно, Вы имели мужество и, пожалуй, выгоды, чтобы выплюнуть эти великолепные слова в лицо швали (а la figure de la racaille), благодарю Вас!.. И Вы хотите быть переведенным на наш гренландский язык? Отчего не на французский, на английский? Посудите о нашей интеллигенции, когда меня хотели упрятать в больницу из-за моей трагедии, а столь сговорчивому, столь богатому уму, как г-н Брандес, эта выпь большинства заткнула рот! Я заканчиваю все письма к друзьям словами: читайте Ницше! Это мое «Carthago est delenda»! И однако, в момент, когда Вы будете узнаны и поняты, величие Ваше пойдет на убыль и святая отпетая сволочь будет тыкать Вас, как одного из себе подобных. Лучше уж сохранить благородное одиночество и позволить нам, десяти тысячам избранных, пуститься в тайное паломничество к Вашей святыне, дабы черпать из нее на собственный вкус. Сохраним эзотерическое учение, чтобы уберечь его чистым и невредимым, и не станем оглашать его без посредничества преданных конфирмантов, к числу которых я присоединяюсь крестным знамением» (см. переписку Ницше и Стриндберга в кн.: Strecker К. Nietzsche und Strindberg. Mit ihrem Briefwechsel. Münchеn, 1921).

В целом «Сумерки идолов» действительно предстают неким проспектом или конспектом философии Ницше («Это сочинение — моя философия in nucе: радикальное до преступления». Письмо к Г. Брандесу от 20 октября 1888 г. // Вr. 8, 457), философии, in pleno так и не написанной, да и едва ли уже смогшей бы быть написанной при тех трансцендентных темпах, которых только и хватило на «интродукцию». Впрочем, своя логика есть и здесь; если честолюбие автора, сформулированное в этой же книге, заключалось в том, «чтобы сказать в десяти предложениях то, что всякий другой говорит в целой книге, — чего всякий другой не скажет в целой книге», будем считать, что «всяким другим» (во втором, разумеется, смысле) довелось на сей раз стать ему самому и действительно сжать как бы в единый афоризм (а таковым и воспринимаются «Сумерки идолов») содержание целой книги.

Настоящее издание воспроизводит прекрасный и лишь слегка отредактированный перевод Н. Полилова (Ницше Ф. Сумерки идолов, или Как философствуют молотом. СПб., 1907).

Ессе homo

История возникновения этой последней книги Ницше и ее подготовки к изданию уже без участия самого автора представляет собою настоящий филологический роман. Хотя сам Ницше и датировал появление книги промежутком от 15 октября (днем своего рождения) до 4 ноября 1888 г., все же работа над текстом продолжалась в течение всего уже столь короткого срока отведенной ему сознательной жизни — последний отрывок, принадлежащий к «Ессe Homo», датирован 2 января, т. е. днем, предшествующим катастрофе. О приведении в порядок всего материала, разумеется, не могло быть уже и речи; этим занялся Архив в лице Э. Фёрстер-Ницше и П. Гаста. В 14-м томе комментариев Kritische Studienausgabe комментарий к «Ессе Homo» занимает без малого 60 страниц убористого петита; воспроизводить этот роман не представляется здесь возможным — достаточно сказать лишь, что по части интриг, скандалов и махинаций он мог бы вполне посоперничать с детективным жанром; читатель найдет здесь и уничтожение неугодных отрывков под предлогом-де их невменяемости, а на деле разоблачительности (философ как бы в предчувствии скорой развязки самым резким образом расквитывался с преследующими его всю жизнь матерью и сестрой), и позорную кампанию, развязанную Э. Фёрстер-Ницше против Ф. Овербека, единственного из друзей Ницше, который противился всяким подлогам (он-де, вывозя из Турина в Базель заболевшего философа, забыл в спешке прихватить с собою рукопись трех следующих за «Антихристом» книг «Переоценки всех ценностей» — книг, заметим это, несуществующих). Как бы ни было, наличие более или менее определенного текста, датированного трехнедельным сроком от 15 октября до 4 ноября, лишало издателей возможности новой фальшивки на манер «Воли к власти». Именно в этом виде рукопись и увидела свет в 1908 г.

Спустя 53 года, в 1961 г., Э. Ф. Подаху путем тщательной работы в Архиве Ницше (помещенном в веймарском архиве Гёте и Шиллера) удалось восстановить полный текст в хронологической последовательности отрывков. Результаты оказались самыми неожиданными: выяснилось, что самой книги просто не существует и что речь идет о серии многочисленных вариантов и параллелей, так и не дождавшихся последней авторской правки и композиции. Тем не менее значимость этой публикации (в цитировавшейся уже книге Подаха «F. Niеtzsches Wеrkе dеs Zusammenbruchs») остается историко-филологической; относительная цельность традиционного издания позволяет все-таки включить это сочинение в раздел книг Ницше, хотя и на самой грани, за которой начинается раздел чернового наследия. Таковым (впрочем, в несколько отличающихся друг от друга списках) оно предстает как в доподаховском издании Шлехты, так и в послеподаховском издании Колли и Монтинари. Таковым публикуется оно и в настоящем издании, воспроизводящем более традиционный список Шлехты.

«Ессе Homo», задуманное как прелюдия к «Антихристу», своего рода паспорт («Выслушайте меня! ибо я такой-то и такой-то») к книге, после которой земля должна была содрогнуться в конвульсиях, уже самим своим заглавием предвещает последний сюрприз снятия маски. Евангельское восклицание Пилата о Христе, не без гримасы выпада приправленное пиндаровским «γένοί οιοζ έσσι μαυών (стань тем, что ты есть), переадресовано здесь самому себе по всем правилам драмы сатиров; если взять за исходную аксиому старое высказывание Иринея о «дьяволе как обезьяне Бога», то поэтика этой книги окажется вся построенной на технике обезьянничанья, т. е. в конце концов столь же невменяемой, как и техника предыдущей книги. Метафора «рупора» (Mundstück), довольно частая в поздних сочинениях Ницше и модернизированная (в «Генеалогии морали») в безвкусный образ «телефона потустороннего», обернулась здесь бумерангом и едва ли не синонимом самого авторства Ницше; каркающее эхо из «Дионисовых дифирамбов»: «Nur Narr! Nur Dichter!» (только глупец! только поэт!), вполне отвечающее еще притязаниям периода «Заратустры», выросло в «Антихристе» и «Ессе Homo» до зловещего и уже опереточного: «Nur Telephon!»…

Отсюда вырастает нелегкая и в своем роде уникальная проблема исполнения книги. «Ессе Homo» — настоящая амальгама жанров, где, словно в некоем котле, смешаны и перекипячены жанры биографии, жития, исповеди, мифа, трагедии, сатиры, дифирамба, пророчества, интимного дневника, философии и… психоаналитического протокола. По существу, это некий род исповедальной психографии, использующей обнаженность исповеди как приманку для более контрастного и фотогеничного самопредставления, головокружительно-утонченная виньетка, обрамляющая визитную карточку… Рока. С другой стороны — и уже в духе милитаристических сравнений самого Ницше — некая тотальная мобилизация и стратегическая дислокация всех военных сил перед последним боем; калейдоскопический прогон и смотр прежних сочинений оборачивается в этом смысле как бы сжатием кулака для нанесения главного удара, а шокирующая мегаломания названий глав («Почему я так мудр», «Почему я пишу такие хорошие книги») — всего лишь громкой военной пропагандой, рассчитанной на гипноз и оглу-шение. Если перечитать письма Ницше, относящиеся к этому периоду, то приведенная характеристика будет выглядеть более чем вероятной: он и в самом деле готовился к войне, по всем правилам проваливающегося в бред сознания («В курсе ли Вы уже, что для моего интернационального движения я нуждаюсь во всем еврейском крупном капитале?» — Письмо к П. Гасту от 9 декабря 1888 г. // Вr. 8, 515). Психогенная формула «Ессе Homo» (как и «Антихриста») предстает в свете сказанного уже диагнозом: минимум сознательности при максимуме стиля, и, стало быть, стиля, предоставленного уже самоуправлению, как бы автопилоту с курсом на — окончательную катастрофу (вспомним: такова именно, по Ницше, формула «совершенной книги»!). Оттого стилистические роскошества книги («Она до такой степени выходит за рамки понятия «литература», что по сути даже в самой природе отсутствует сравнение» — Письмо к П. Гасту от 9 декабря 1888 г. // Вr. 8, 513) не поддаются иному определению, как соблазн и искушение, в сущности самособлазн и самоискушение: все тот же сад Клингзора с Кундри и волшебными профессионалками («Они все любят меня — это старая история» — W. 2, 1105), все тот же оговоривший себя до неузнаваемости Парсифаль в роли сюрреалистически балагурящего Арлекина («A parté, вокальный отрывок, но только для светлейших ушей князя Бисмарка: Еще Польска не сгинела, — / Ибо Ницки жив еще…» — Из черновых материалов к «Ессе Homo»), все тот же «праздник осла», где мистериальное «Jasagen» Диониса звучит уже и вовсе как «J-A-sagen»…