Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок

• Название: Джон Кипящий Котелок
• Автор: Макс Брэнд
• Жанр: Вестерн
• Год: 1998
• ISBN: 5-227-00145-6

Пять лет банда Красного Коршуна вела разгульную жизнь в Великой Западной Прерии и орудовала бы в тех краях до скончании века, но покончил с Красным Коршуном отчаянный парень из Техаса — Джон по прозвищу Кипящий Котелок, случайно оказавшийся в тех краях.

---

— Ну что же, — сказал один из них. — Всегда рад познакомиться с твоими друзьями, Пит, и звать их по имени. Держи! — И протянул мне свою ладонь.

— Эх, черт! — улыбнулся другой. — Я не такой уж умник, чтобы мне нечему было у тебя поучиться, Грешам. Пожалуй, тот, с кем ты водишь дружбу, и мне сгодится в друзья!

Я по очереди пожал руки двум моим заклятым врагам, а потом еще услышал, как они обещают Питеру Грешаму попросить своих товарищей, чтобы о происшедшем в салуне было поменьше болтовни. Когда мы расстались с ними, я не выдержал и воскликнул:

— Дружище, если только меня примут, я останусь здесь насовсем!

Грешам повернулся и торжественно пожал мне руку:

— Такие люди, как ты, Шерберн, нужны в Эмити. Тебе тут будут рады.

Наверное, по этой причине он и спешил меня со всеми помирить. Двое уже стали моими друзьями с его легкой руки, а теперь он заявил, что мы немедленно пойдем к Тому Кеньону.

Вот это мне не понравилось! Судите сами: я ударил Кеньона у всех на виду, и ему оставалось только одно — отплатить мне той же монетой. По законам Запада, по крайней мере в те дни, подобные долги следовало возвращать с процентами. Я опасался, что мое появление на пороге дома Кеньона приведет его в бешенство, о чем и не постеснялся тут же сказать Грешаму.

Но тот, представьте, только отмахнулся и заявил:

— Если человек хочет жить в Эмити спокойно, он должен усмирять свой гнев. Например, я, Шерберн, перестал носить с собой огнестрельное оружие. Вот и сейчас у меня нет при себе револьвера. Беру его только в те дни, когда нужно идти по следу этого краснокожего упыря, этого… этого…

Как видно, он и сам не всегда мог совладать со своим гневом. Я не верил моим глазам: хладнокровие, с которым Питер до сих пор держался, даже когда рассказывал про гибель брата, неожиданно его покинуло. Но благодаря именно этому всплеску я проникся к нему еще большей симпатией. До этого он казался мне слишком уж правильным; увидев же, что он, как и я, способен ненавидеть — пускай даже какого-то индейца, — захотел вновь пожать ему руку.

Однако куда сильнее меня поразило то, что он сказал насчет револьвера.

— Постой, Грешам, это правда, что ты ходишь без оружия? — решил я уточнить.

— Ну конечно, Шерберн. Разумеется, правда.

— Хочешь сказать, — не унимался я, — что у тебя и сейчас нет револьвера под мышкой? Что ты выехал из Эмити, рискуя в любой момент встретиться с индейцами, и, если бы это произошло, дрался бы голыми руками?

— На случай особой нужды у меня есть охотничий нож.

— Охотничий нож?! — завопил я истерически. — Скажи-ка, охотничий нож!

— Ну да, — невозмутимо отозвался он и, достав нож, подбросил его на ладони. — Если хочешь знать, в ближнем бою он не такая уж плохая штука. По мне лучше, чтобы противник послал в меня пулю, чем швырнул нож, при условии, конечно, что он умеет обращаться с холодным оружием.

А умел ли это делать сам Грешам, спрашивать не пришлось — об этом свидетельствовала та небрежная манера, с которой он теребил лезвие. Затем не глядя Питер сунул оружие в ножны и спрятал его за пазуху с такой непринужденностью, будто это были часы на цепочке. Мое уважение к нему вышло за все мыслимые границы.

И все же казалось странным, что человек в здравом уме может каждый день выходить безоружным на улицу в таком милом городке, как Эмити. Мое недоумение я выразил так:

— Верю. Но объясни, зачем подвергать себя опасности, расхаживая без револьвера в толпе?

— Опасности? — улыбнулся Грешам. — Впрочем, ты не первый удивляешься, хотя на самом деле никакой опасности нет. Когда у парня оружие, он готов к драке и всем своим видом показывает: меня, дескать, только тронь, я тут же начну стрелять! А теперь представъ, что будет, если на пути окажется другой, такой же. Вот они встретились, стоят лицом к лицу, и ни один из них не желает отойти в сторону. Ба-бах! И как минимум, один труп! Но вот я выхожу, как ты говоришь, в толпу, зная, что у меня оружия нет. Не важно, знают ли это другие, — главное, знаю я! Если на пути возникнет опасность, попросту ее обойду. Я не ищу ссор, держусь на заднем плане и всегда готов выслушать чужое мнение. Мое самолюбие ничуть не страдает, если приходится уходить, почувствовав, что дело запахло жареным. В результате на мне нет ни единого шрама от уличной перестрелки или драки в салуне, а между тем я содержу салун, и отель, и казино! По-моему, это доказывает одну простую истину: человек получает то, что выбирает сам. Даже в таком пчелином улье, как Эмити.

Слушая его, я уже был готов во все это поверить и все-таки тут же запротестовал:

— Грешам, для тебя это, может, и верно, но уж никак не для других. Потому что такой, как ты, — один на десять тысяч, если не на миллион!

— Чушь! — отрезал Питер. — А вот и дом Кеньона.

Мы постучались, и к нам вышел Том Кеньон собственной персоной. Скользнув взглядом по лицу Грешама, злобно уставился на меня. Угостил я его крепко: правую сторону подбородка украшала синеватая опухоль, вокруг головы был повязан бинт. Вероятно, Кеньон ободрал затылок, проехавшись им по стойке.

Выдержав паузу, он заговорил:

— Хорошо, щенок, что ты нарушил запрет и вернулся к нам в Эмити. Побудь здесь, пока я схожу за револьвером!

— Минуту, Том! — остановил его Грешам. — Сперва выслушай меня. Хочу, чтоб ты знал: мой друг вовсе не собирался…

— Господи, Грешам! — перебил его Кеньон. — Не может быть, чтобы у тебя завелись такие друзья! Это правда?

Он посмотрел на меня с таким омерзением, будто перед ним была гремучая змея. Я уже было двинулся в его сторону, но Питер схватил меня за плечо.

— Да, это правда, — ответил он. — А кроме того, хочу, чтобы он стал и твоим другом.

— Знаю я тебя, Пит, — вздохнул Кеньон, — только на этот раз не выйдет по-твоему. Я ни от кого не потерплю то, что позволил себе этот подонок.

— Он пришел извиниться, — объяснил Грешам.

И хотите — верьте, хотите — нет, но в тот момент я почувствовал, что и в самом деле могу извиниться. Впервые в жизни!

— Нужны мне извинения этого бульдога, — усмехнулся Кеньон. — Нет уж, Пит! Мы с ним поговорим по-мужски, и хочу, чтобы ребята это видели!

— Кеньон, — произнес настойчиво Грешам, — ты поступаешь неправильно.

Вот и все, что он сказал, но только тон его был холоднее декабрьской ночи в горах, а сам Питер застыл при этом наподобие каменной статуи. На Кеньона это подействовало сразу, он нерешительно положил руку на плечо владельца салуна.

— Знаешь, Пит, не всем быть святыми вроде тебя. Этот парень оскорбил меня у всех на глазах. Сейчас в городе только об этом и говорят. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем…

— Это ты брось! — возразил Грешам. — Скорее уж пальцем будут показывать на моего приятеля, когда узнают, что он перед тобой извинился.

— Думаешь, он в самом деле готов извиниться? — поинтересовался Кеньон.

— Думаю, да!

А я почувствовал, что у меня кровь стынет в жилах.

— Я имею в виду, не здесь, а при всех — в салуне, где он меня это… ударил, а?

— Ты многого хочешь! — заметил Грешам. — Но он сделает и это.

Кеньон смотрел на меня разинув рот. У меня же в голове вихрем закружились мысли — и все о той незавидной роли, которую уготовил мне мой новый друг.

— Ну, если так, — согласился Кеньон, — оно, пожалуй, стоит того. Сегодня в восемь я буду в салуне, там и увидимся. А здесь я тебя, щенок, больше видеть не хочу!

Том развернулся на каблуках и ушел в дом.

По совести сказать, еще неизвестно, кто из нас вел себя более оскорбительно — я в салуне или Кеньон на пороге своего дома.

Но не от этого мне было так тошно, когда мы шли по улице. Меня бил озноб при мысли о том унижении, через которое еще предстояло пройти. Видно было, что и Грешаму от этого не по себе, — он выглядел мрачнее тучи.

Глава 7 СМИРЕНИЕ РОЖДАЕТ НЕНАВИСТЬ

Некоторое время мы брели молча, но потом Питер тихонько проговорил:

— Не прав Кеньон. Ох, не прав! — Эта рассудительная фраза прозвучала сильнее любого проклятия, словно приговор, вынесенный Тому Кеньону двенадцатью присяжными. Затем Грешам обратился ко мне: — Ну что, Шерберн? Сделаешь, как он хочет?

Я посмотрел на него с кислой миной. Однако предстоящее испытание каким-то непостижимым образом меня прельщало. Ведь раньше я ни перед кем бы так не унизился — тем более на глазах у целой толпы. Но на всякий случай посетовал:

— Это не так-то просто.

— Конечно, — согласился Грешам. — На такое у нас еще никто не отваживался.

— Ведь все подумают, что я наложил в штаны!

— Да, — признал он, — не исключено.

Его прямота задела меня. Я надеялся, что он хотя бы попробует меня разубедить.

— Тогда на кой черт мне это делать! Что я с этого буду иметь?

— Ничего, — пояснил Грешам. — В глазах посторонних ты этим мало что приобретаешь, а Кеньону, наверное, хватит глупости еще и презирать тебя за это. Но вот наедине с самим собой ты, может быть, останешься в выигрыше.