Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ

• Название: ОЗЕРО ТУМАНОВ
• Автор: Елена Хаецкая
• Жанр: Фэнтези

Елена Хаецкая разместила в сети текст новой книги, которая не будет предлагаться издательствам. Книга называется "Озеро туманов", объём около 30 а.л… Написана в жанре фэнтези.

Далее перепечатка из ЖЖ поста:

По этой ссылке: http://yadi.sk/d/dOO-AZOZ69jp6

Можно скачать мой новый роман "Озеро Туманов".

По жанру это фэнтези.

Роман большой, 30 авторских листов. Он в трех частях.

Файл — архив, тексты в. doc.

Это роман в жанре фэнтези. Пожалуйста, помните об этом, если вам покажется, что я как-то не так описала битву при Креси, хотя я старалась не отклоняться от того, что в книжках (про Креси и еще про Иоанна Слепого).

Заплатить за роман можно на яндекс-деньги

41001432598842

Или, если хотите, могу прислать данные, как заплатить на карточку. Если кто уже платил мне на карточку, данные устарели, карту меняли.

Сумму я предполагаю рублей от ста до двухсот.

Если вы живете за границей, если вы не умеете пользоваться яндекс-деньгами или переводить на карту, если у вас нет ста рублей, если вы считаете, что сначала нужно почитать, а потом уж платить, — не стесняйтесь, без сомнений скачивайте и читайте, заплатите потом или еще как-нибудь.

Единственное, о чем я прошу, — не выкладывайте в сеть, потому что я категорически против того, чтобы за мои тексты получали деньги какие-то левые дяденьки, которые никакого отношения к работе над этими текстами не имели.

Этот роман не будет предлагаться издательствам.

---

Она пошевелилась, ее колени задвигались под платьем.

— Гвенн, — окликнул ее Ив, как бы пробуя ее имя на вкус.

Она с готовностью положила голову ему на плечо.

— Нет, — он испугался, — не нужно.

— Почему? — Лукавый зеленый глаз был совсем близко, он глядел насмешливо и не моргал.

— Мы в часовне, в священном месте, — попытался объяснить Ив.

— То, что я делаю, тоже священно, — прошептала корриган.

— В твоем действии содержится некий серьезный смысл, но все же оно не настолько священно… Я должен размышлять о своем будущем, о значении символов моего оружия, — сказал Ив, осторожно взяв корриган за плечо и отодвигая ее от себя.

— Будем размышлять вместе! — предложила она. — Растолкуй-ка мне, сир Ив, почему когда вы, люди, нападаете друг на друга с оружием, и рубите, и колите, и тычете стрелами, и пронзаете насквозь, и отсекаете конечности, — почему при этом вы считаете себя духовными существами?

— Потому что у нас есть душа, — сказал сир Ив. — Потому что рыцарь никогда не должен существовать лишь в одном материальном мире, среди вещей и предметов. Потому что любое деяние истинного рыцаря вносит некое возмущение в духовную сферу. Убив врага, рыцарь не просто уничтожает другого человека, разрушает его тело, — нет, он сокрушает зло, и в вышних сферах происходит хоть малое, но все же изменение…

— Это слишком сложно для меня, — сказала Гвенн. — А мы с тобой не могли бы просто обниматься и целоваться?

— Нет, — ответил сир Ив.

— Мы потихоньку, — обещала Гвенн.

— Нет, — повторил сир Ив.

— Хочешь, выберемся отсюда? Если тебе не нравится, что это священное место, мы можем пойти в любое другое.

— Дверь заперта, — сказал сир Ив. — Даже если бы я и согласился потратить эту ночь великого бдения на ласки корриган, мне не удалось бы вывести тебя отсюда.

Она надулась.

— Вот скажи мне, сир Ив, — заговорила Гвенн наконец, когда молчание стало тяготить ее, — отчего так устроены люди? Немногие из вас соглашаются уделить мне любовь, а ведь я искусна на ложе и очень хороша… Я умею любить, сир Ив! Я дарю блаженство мужчинам, а они предпочитают мне земных женщин, таких хрупких, таких недолговечных…

И неожиданно она разрыдалась.

Ив поднялся на ноги, глядя на нее сверху вниз.

На корриган было шелковое зеленое платье, очень простого покроя, с низким круглым вырезом и широкими рукавами. Ни шнурованного лифа, ни даже пояса. Эта одежда выглядела на Гвенн нелепо, неожиданно понял Ив, хотя обычно он считал, что всех следует воспринимать такими, каковы они есть: он редко замечал, во что одеты люди, и уж тем более почти никогда не судил о том, идет ли человеку то или иное платье.

Корриган была худенькой, с острыми плечами и выступающими ключицами; ее шея выглядела неестественно тонкой — казалось удивительным, что голова каким-то образом удерживается на ней и даже не слишком клонится книзу.

По-настоящему хороши были лишь ее рыжие волосы, очень густые и длинные, кое-как убранные в косу, перетянутую простым шнуром; такую прическу носили незамужние девушки в давние времена, а сейчас подобного убора не встретишь даже среди самых бедных простолюдинок.

Ив не любил красного цвета, ни в одежде, ни в волосах, ни на небе: Эсперанс учил его, что красный — цвет врага рода человеческого и цвет смерти.

— Разве кровь не содержит в себе жизнь? — спросил его Ив однажды, на что Эсперанс, по своему обыкновению, сморщился:

— Когда кровь содержит в себе жизнь, она спрятана под кожей; но стоит ей вытечь на землю и явить свой красный цвет миру, как вместе с нею уходит и жизнь…

Возразить на это было нечего.

— Если ты будешь ходить с распущенными волосами под ярким солнцем, то волосы твои выгорят и перестанут быть красными, и тогда ты будешь больше походить на женщину, — сказал сир Ив, сам не понимая, почему произносит это вслух.

Гвенн провела рукой по своим волосам.

— Тебе не нравится моя коса?

— Да, — сказал сир Ив.

Она вынула гребень.

— Расчеши мои волосы. Уж такую-то малость ты можешь ради меня сделать?

Сир Ив сказал:

— Я буду рыцарем, а разве рыцарь станет причесывать волосы незнакомой даме, да еще и корриган? Нет, дорогая Гвенн, ты должна найти себе служанку, либо любовника, который будет от тебя без ума.

Она заплакала еще пуще.

— У меня уже был такой любовник! Ах, что я наделала, что натворила!

Ив опять сел рядом с нею, вытер ей лицо своим рукавом.

— Не плачь, Гвенн. Успокойся. Расскажи мне о нем. Покажи мне его, чтобы я лучше понимал твою потерю.

Она потянула носом, как это делают обиженные дети, и несколько секунд молча сопела, видимо, собираясь с духом. Затем провела по воздуху пальцем, очерчивая некую кривую линию.

Края этой линии вспыхнули бледным пламенем, а в неровном овале, ею ограниченном, показалась картинка, очень далекая, смутная, так что Иву пришлось изрядно напрягать зрение, чтобы рассмотреть ее. В первые мгновения он не понял, что именно видит, а затем перевел глаза на корриган:

— Это поле боя!

— Да, — подтвердила она сквозь слезы. — Именно там я впервые встретила его.

Ив пронесся над смятыми, забрызганными кровью колосьями, и понял, что вошел в тело ворона. Минуя волю и разум, карканье вылетало из распахнутого клюва: он просто не мог не каркать при виде этого изобилия пищи; в этом крике звучало рвущееся из вечно голодной утробы ликование. Ив орал: «Еда! Еда! Еда!»

Затем он спустился ниже.

Зерно высыпалось из спелого колоса, оно было втоптано в грязь, раздавлено. Стебли перетерлись, пропитались кровью. Нехорошо для человека, но безразлично для птицы.

Люди лежали повсюду, безопасные, неподвижные. Их руки сжимали оружие или в бессилии хватались за землю. Ни один из этих жестов не имел смысла.

Затем ворон приметил одного воина, который шевелился, и настороженно уселся поодаль, наблюдая за живым блестящими черными глазками.

Это был молодой человек, одетый плохо и дурно вооруженный; из доспехов на нем имелся только мятый нагрудник. Шлем он потерял. Светлые его волосы слиплись, глаза потускнели, и ворон понял, что скоро и этот человек умрет.

Раненый, по-видимому, знал это и уже дал свое согласие на смерть. Теперь он просто лежал и смотрел на небо, очищенное от облаков.

На краю поля показался еще один человек, усталый бродяга, похожий на мародера, которому не повезло: он пришел слишком поздно, более удачливые грабители успели обобрать трупы. Должно быть, и шлем раненого забрали они, а жизнь ему оставили, не взяв ее за ненадобностью.

И теперь тот бродяга явился подобрать оставленное — в том числе и угасающую жизнь.

Оборванец шел медленно, с трудом волоча ноги, как человек, который проделал долгий путь. Несколько раз он останавливался, но затем, через силу, двигался дальше. Наконец он остановился над раненым и принялся рассматривать его своими сонными глазами.

И тут прямо перед бродягой выскочила корриган.

На ней было все то же зеленое платье, рыжие волосы ее были растрепаны и разметались по плечам; она держала в руке гребень так, словно тот являлся оружием и мог кого-нибудь исцарапать до смерти.

— Когда ты угомонишься, Анку? — крикнула корриган, обращаясь к бродяге.

Он посмотрел на нее устало.

— Никогда, покуда не закончится время.

— Ты всех отсюда забрал — уходи теперь.

— Не всех, — сказал Анку. И наклонился над раненым.

Корриган оттолкнула его.

— Уйди, — возмущенно крикнула она. — Оставь мне хотя бы этого.

— Его время вышло — я должен его забрать.

— А если я попрошу? — спросила корриган вкрадчивым тоном.

— Что это изменит? Мне грустно, корриган. Думаешь, я люблю делать то, что делаю? Я был первым сыном у отца и матери, они родили меня еще до Каина.

— Рассказывай, рассказывай. — Корриган взяла прядку рыжих волос и сунула ее себе в рот. И, пока она жевала свои волосы, Анку говорил монотонно:

— Считается, что первым родился Каин, но ведь это не так! Когда мой отец и моя мать согрешили, они впустили в мир смерть… Так написано в Великой Книге для людей, и это — чистая правда.

— Неинтересно, — сказала корриган, по-прежнему жуя.

Но Анку не обращал внимания на ее очевидное безразличие.

— Что же означают эти слова — «впустили в мир смерть»? Разве не так говорят о рождении ребенка? Сказали бы лучше — «впустили в мир любовь!» Amor, которая звучит одинаково на всех языках… Они родили меня, вот что они сделали! И из-за них я вечно скитаюсь по земле и забираю у людей жизнь, когда приходит надлежащее время…

Выплюнув изжеванную прядь, корриган вдруг обеими руками оттолкнула Анку:

— Убирайся туда, откуда пришел! Ступай хоть во чрево своей согрешившей матери, Анку, но я хочу забрать этого человека себе.