Юрий Сотник - Рассказ о говорящей собаке

• Название: Рассказ о говорящей собаке
• Автор: Юрий Сотник
• Издательство: Детская литература, Васильевский остров
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1973

Юмористические рассказы советских писателей.

---

Спустя два года нас познакомил Булочная. Он привел меня к ним домой, показал на большой письменный стол и с гордостью сказал:

— Вот тут мы делаем с Белоножкой наши уроки.

Потом в моей жизни появились Суббота и Январь. Я увидел, что она совершенно не отличает меня от Января, а нас с Январем от Субботы.

Но судьбе было угодно, чтобы именно Булочная, а не я, разделил с Белоножкой скарлатину.

«Что ж, — думал я в припадке великодушия, — если она его любит, пусть болеют вместе».

Ни один из взрослых, по-моему, не обратил внимания на географическое положение детской больницы. С возрастом и мне стало безразлично, на какой широте валяться в гриппе. Бывают дни, когда собственное сердце — с кулак — заслоняет всю физическую географию.

А тогда, в те солнечные дни, мы жили на свете, словно внутри нас ничего нет. Так оно, вероятно, и было, ибо мы не слышали свои печенки и селезенки.

Мы, конечно, сразу смекнули, где находится детская больница. Булочную потом спрашивали, где он лечился от скарлатины.

«На Пулковском меридиане», — отвечал он с достоинством человека, вокруг которого Земля делает полный оборот.

Приятно было ходить на Пулковский меридиан, сидеть на нем, развалясь и вытянув ноги, вытаптывать снег на меридиане. И это не очень-то далеко от нашего дома.

В букете больничных запахов, где валерьянка со спиртом особенно пахнут днем, а камфара — ночью, я раньше других отличаю камфару. Камфара напоминает мне растерянный взгляд Белоножки, остриженной «под нулек» и стоящей в окне больничной палаты за двумя стеклами.

На Булочной не осталось живого места. Его первый этаж при помощи шприца превратили в мелкое сито, сквозь которое то уходило, то снова возвращалось мужество. Массивный подбородок Булочной, изредка заменявший нам грушу для отработки точности удара, осунулся, похудел. Из-под завернувшейся штанины выглядывала тощая, какая-то серая нога. Суетливые руки показывали нам крестики и нолики, пальцы Булочникова крутились у виска, рот открывался и закрывался, а мы пожимали плечами: двойное стекло мешало нам.

Зайдя в «Справочную» погреться, мы тихонько вскрывали чужие письма, сложенные треугольниками, и читали их из чистого любопытства.

«Папа, принеси мне конфеты пососать. Писать больше нечего…»

«Мама, мне очень хочется домой. Мама, мне тут скучно».

«Бабушка, когда меня будут резать, постойте под окном операционной комнаты».

Переписка с «Первой инфекцией» не разрешалась. Болели без права переписки.

Письма принимали только туда, а оттуда — листок, прижатый лбом к стеклу.

Без Булочной было тоскливо, недоставало нам и осуждающих взглядов высокомерной Белоножки.

А время шло, на больничном дворе появлялись родители с узлами одежды, увозили домой своих детей.

На исходе месяца Белоножка написала нам, что ее не отпускают, может быть, пройдет еще долгая неделя в больнице.

«А Булочная выписывается», — с грустью добавляла она.

«Ребята, меня хотят выбросить отсюда через два дня, — читали мы в записке, которую Булочная приклеил слюнями к стеклу. — Мне здесь здорово понравилось, и я хочу здесь полежать еще недельку. Сходите ко мне домой, скажите бате, что ищете в моих тетрадках контрольные задачки, а сами найдите в батиных книгах в шкафу симптомы какой-нибудь новой болезни и срочно принесите мне в больницу. Век вам этого не забуду».

— Вот еще дело, — буркнул Суббота. (Мы шли к выходу из больницы.) — Понравилось! Знаем!

— Ты тоже вообще… — сказал я Субботе.

— И вообще тоже, — ответил он.

Январь хранил молчание, обдумывая наши дальнейшие действия. Не так-то это просто — проникнуть в чужой дом под лживым предлогом и копаться в чужом шкафу. Ясно, что причина, предложенная Булочной, никуда не годилась.

— Андраша, ты мог бы сделать в классе доклад про скарлатину? — спросил Январь, когда мы поднялись на шестой этаж и остановились перед дверями квартиры Булочниковых.

Я немного подумал.

— Для Петра. Ефимовича?

Январь кивнул.

— Запросто сделаю, — подмигнул я.

Отец Булочной встретил нас, не скрывая своей радости:

— Булочная послезавтра будет дома, поехали, ребята, за ним на машине!

Мы сказали, что не может быть разговоров, конечно, мы поедем, если Булочную там не задержат.

— Петр Ефимович, — обратился я. — Вы не дадите мне какую-нибудь книгу про скарлатину и другие болезни? Мне нужно в классе доклад сделать.

— А тема?

— Ну, как уберечь себя от инфекционных заболеваний.

— Доклад на тему «Ну, как уберечь себя от инфекционных заболеваний»? — повторил Петр Ефимович.

— Ага.

— Миша… — сказал Петр Ефимович и сделал паузу. — Миша, я всегда высоко ценил твои способности, я не знаю в нашем доме никого, кроме тебя, Субботы и Января, кто был бы более сообразительным человеком. Мой Булочная уступает тебе по многим своим качествам. Я всегда восхищаюсь мастерством, с которым сделана табуретка, которую ты подарил Булочной на день рождения. Такую табуретку надо было сообразить. Я знаю, что ты не отличник, но твои четверки — это отметки человека, который знает, чего он хочет от жизни, не так ли, Миша?

— Да, — сказал я.

— Что говорить! У меня нет и сомнений, что ты великолепно делаешь доклады в своем классе.

— У-у-у! — поддержал Суббота это убеждение Петра Ефимовича.

— Я уверен, что доклады твои проходят на «ура».

Мне вовсе не становилось стыдно за вранье.

— Но, дорогой коллега, я несколько удивлен, почему такую тему поручили тебе? Согласись, что еще остались в науке некоторые вещи, до конца не познанные тобой? «Ну, как уберечь себя от инфекционных заболеваний…» Гм-гм-м… Разберешься ли ты?

— Он разборчивый, — махнул рукой Суббота. — Доклад надо делать — вот беда.

Для Субботы бедой были доклады, выступления на собраниях, заметки в стенгазету и домашние сочинения.

— Нет, Суббота, я не вижу в этом беды, — сказал Петр Ефимович, снимая очки, — это даже хорошо, что тебе, Миша, поручили доклад. Любой доклад развивает воображение, приучает говорить, мыслить логическими категориями. Может быть, мне сделать доклад в вашем классе? Я немного учился на врача… У меня высшее медицинское образование.

— А вас не будут слушать, — резко сказал Суббота.

— Правда, Петр Ефимович, правда, у нас такие змеи в классе.

Отец Булочной открыл книжный шкаф. Вручая мне огромный том «Курса острых инфекционных болезней» Г. А. Ивашенцова, он сказал:

— Миша, я с удовольствием даю тебе книгу, но с одним легким для тебя условием: если ты встретишь затруднение, знаешь, тут много латинских слов, если ты почему-либо не поймешь латынь или медицинский термин, ты подымешься ко мне, чтобы спросить. Хорошо?

— Он все поймет! — вскричали мои друзья, выхватив у меня книгу.

Впервые Петр Ефимович пожал мне руку.

Ну действительно, что могло быть непонятного в книге, которую мы не собирались читать?..

Тиф начинался сильным ознобом, головной болью, рвотой, болями в боку. Малярия начиналась тоже с озноба. Корь высыпала пятнами на лице. Сибирская язва Булочной не подходила, потому что ею болеет в основном крупный рогатый скот.

Мы уступили настояниям Января и выбрали вполне детскую болезнь. Вот что мы советовали:

«Булочная, набей высокую температуру на градуснике. Все время жалуйся на голову, у тебя болит живот и горло. Тебе должно быть трудно глотать. Запомни: у тебя начинается дифтерия».

Дифтерия ему понравилась, он показал большой палец, присыпал его сверху солью. Мы распрощались, и Булочная захромал от окна в глубь коридора.

В тот день, которым закончится это повествование о скарлатине и других детских болезнях, над Пулковским меридианом небо было голубым и чистым. Я сбежал с двух уроков ради прогулки на седьмое небо. Ради этой прогулки я не задумываясь пожертвовал шипящими гласными и континентальным климатом казахских степей.

На Пулковском слышно было, как хлопают где-то двери приемного покоя и скрипит под ногами родителей снежный покров земли. Беспощадное солнце, ударившись о снег, застревало осколками в моих глазах, и я, прищурясь, смотрел в сторону, откуда должны были появиться родители Белоножки с узлом в руках. Накануне я узнал в Справочной, что врачи все же решили отпустить Белоногову Соню.

Я сидел на цоколе здания, положив под себя портфель замком вниз, и ждал.

Булочную к окну не подзывали, большеротый стриженый мальчик объяснил мне знаками, что Булочная лежит.

Так вот я сидел и ждал.

Около двенадцати во дворе послышалось знакомое тарахтение мотора ДКВ, и в подтверждение моей догадки, что это машина марки ДКВ, из-за сугроба выскочило такси и затихло возле дверей «Первой инфекции».